Главное когда можно безбоязнено высказаться на ту или иную актуальную проблему церковной жизни

Доктор исторических наук А.А.Кострюков, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского отдела новейшей истории РПЦ Свято-Тихоновского гумманитарного университета (Москва). А.А.Кострюков ведущий в мире историк Русской Зарубежной Церкви. В своих монографиях он анализирует ее историю. В в издательстве Свято-Тихоновского гумманитарного университеа вышло четыре тома посвященнные периоду с начала 1920-х гг. до 1985 (четвертый том появился в свет уже после этого интервью). В настоящее время д-р Кострюков работает над следующим томом. и я очень надеюсь, что ему удастся приехать в Свято-Троицкий монастырь для работы в архивах. Предлагаемое Вашему вниманию интервью было записано «вживую» в Москве 14-го сен. 2021 г.

Протодиакон Андрей Псарев, 4 февраля, 2022 г.

Андрей Александрович, рад возможности с вами лично побеседовать, потому что это очень редко удается. Тем более записать интервью. Наше предыдущее интервью было записано в 2009 году, когда у вас вышла монография о Русской зарубежной церкви. И с тех пор, с 2009 года, какие последующие тома истории Русской Зарубежной Церкви вышли?

К 2009 году вышла книга «Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов». После этого вышло еще три книги о Русской Зарубежной Церкви – «Русская Зарубежная Церковь в 1925 – 1938 гг.», «Русская Зарубежная Церковь в 1938 – 1964 гг.» и только что «Русская Зарубежная Церковь при митрополите Филарете (Вознесенском). Также в 2018 г. были изданы мои лекции по истории Русской Православной Церкви, где истории русского церковного зарубежья посвящена отдельная большая глава, и три книги о святителе Серафиме (Соболеве) – архиерее русского зарубежья. Совместно со священником Александром Мазыриным мы написали книгу об отношениях Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке. Моя часть книги касалась русской эмиграции.

Вы представляете на конференции в Сербии доклад, посвященный движению мирян в Русской Зарубежной Церкви. Я обрадовался этому докладу и когда он был переведен на английский, то к нему был большой интерес. Вы как бы пионер в исследовании темы о соборности. Я имею в виду в адаптации наследия Собора 1917-18 года в Русской Зарубежной Церкви, потому что миряне РПЦЗ, которые выступали против сильной иерархической вертикали ссылались именно на наследие этого собора. Так или иначе дискуссия вращалась вокруг этого собора. В своей первой монографии Вы указываете что в 1923-м году Архиерейский Собор отказался от составляющей из мирян и пресвитеров в виде высшего церковного совета. То есть, согласитесь ли вы с тем что в Русской Зарубежной Церкви получилась сильная иерархическая составляющая в ущерб представительства всего христианского народа?

Да, я постоянно подчеркиваю, что решения Поместного собора о церковном управлении в принципе не работали ни в Церкви в отечестве в советские годы, ни в Русской Зарубежной Церкви. Что касается отечества тут все понятно: были гонения и государственная власть разрешала проводить Соборы только с подобранным кадровым составом – послушным и предсказуемым. Где тут было устраивать какое-то высшее церковное управление? Что касается Русской Зарубежной Церкви, то здесь казалось бы были все условия для соборности сложились. Тем не менее соборная система и здесь не стала работать. Во многом это произошло из-за того, что миряне и белое духовенство уже в первые годы существования Русской Зарубежной Церкви пытались проводить политические решения. В  какой-то степени доминирование иерархического принципа помогло ей сохраниться. Мы знаем, какие были смуты, например, в Североамериканской митрополии и в Западноевропейском экзархате митрополита Евлогия (Георгиевского) из-за попыток присоединить их к Московскому патриархату. И на Кливлендском соборе в Америке в 46-ом, и в Париже летом 45-го года кипели страсти и эти структуры были на грани разделения. Во многом это произошло из-за активных и импульсивных мирян, поверивших, что гонения на Русскую Церковь в отечестве прекратились. А ведь были среди мирян и агенты советских спецслужб. В среду мирян таковых было внедрить намного проще. Эти люди активно выступали на этих соборах и просто забивали своими голосами взвешенные мнения архипастырей и священников. Что касается Зарубежной Церкви, то удалив от управления белое духовенство и мирян, она на какое то время от подобных проблем избавилась.

Я постоянно подчеркиваю, что решения Поместного собора о церковном управлении в принципе не работали ни в Церкви в отечестве в советские годы, ни в Русской Зарубежной Церкви.

Но проблемы возникли другие. В 50-е и 60-е годы власть сосредоточилась в руках Архиерейского синода. В нем главную роль играли люди, жившие ближе всего к Нью-Йорку, то есть вокруг митрополита Анастасия (Грибановского). То же самое произошло и с митрополитом Филаретом (Вознесенским). Вокруг него сконцентрировались группа церковных деятелей, которые в принципе все и решали. Это архиепископы Серафим (Иванов), Никон (Рклицкий), протопресвитер Георгий Граббе. И получилось так, что вместо синодального управления началось засилье канцелярии, ведущую роль в которой играл отец Георгий. И конечно, это приводило к перекосам. У протопресвитера Георгия Граббе было свое представление о церковном управлении, и в основном идеология этой группы сводилась к сохранению за границей идеалов «святой Руси». Это привело к закрытости, излишней консервативности и естественно привело к протестам. Прежде всего, я имею в виду святителя Иоанна (Максимовича), который выступал за открытость Зарубежной Церкви всему миру, за соборное управление и даже готов был на определенные обрядовые и канонические компромиссы ради высшей идеи – несения людям православной веры.

Другая проблема, связанная с засильем синодальной канцелярией была в том, что власть стала потворствовать злоупотреблениям. На серьезные проблемы в деле управления жаловались, например, святитель Иоанн, архиепископ Феодосий (Самойлович) и другие иерархи. Стали возникать различные недоразумения на местах. Пятидесятые – семидесятые годы были периодом постоянных и многолетних конфликтов на местах. Был свой конфликт в Южной Америке, серьезный и очень тяжелый конфликт был в Австралии. Ну и наконец так называемый бунт мирян в Соединенных Штатах Америки. В какой-то степени эти недоразумения были связаны с попыткой противодействовать засилью синодальной канцелярии. Понятно, что эти противодействующие тоже часто перегибали палку и в результате Зарубежная Церковь в 1960-е гг. оказалась на грани разделения. Потом, конечно, все сгладилось, ушло, но к системе управления, выработанной Поместным собором, Зарубежная Церковь так и не вернулась. Хорошо это или нет ответить непросто – слишком мало прошло времени для оценки. Но в целом все-таки можно уже сейчас смело сказать, что неправильная система управления Зарубежной Церкви помешала ее объединению с Московским Патриархатом в начале девяностых годов. А ведь если бы примирение наступило тогда, то Русская Зарубежная Церковь могла бы воссоединиться на более выгодных условиях и добиться более серьезных уступок.

Спасибо, Андрей Александрович. Все-таки одним из таких моментов Собора 1917-18 года был именно представительный фактор. И мы видим, что в положении о епархиальном совете говорится, что архиерей управляет епархией, то ли при содействии, то ли вместе с епархиальным советом. Не помню точно формулировку, но в «Положении о Русской Зарубежной Церкви» этот момент отсутствует. Архиерей уже управляет единолично. Епархиальный совет имеет те полномочия, которыми архиерей его наделяет. А вот Американская церковь и Парижская архиепископия в отношении представительного фактора гораздо ближе следуют к решениям Собора 1917-18 года. У нас например так же как в РПЦ Всезарубежный собор собирается архиерейский собором, когда есть необходимость, а в Американской церкви Всеамериканский собор собирается регулярно и он именно представительный. Получается, что вот в этом отношении произошла определенная коррекция или ревизия решений Собора 1917-18 года.

Насколько я знаю Всезарубежные, «большие» Соборы не имеют полномочий, чтобы принимать окончательные решения. Карловацкий собор 1921 года имел такие полномочия, а уже последующие Всезарубежные Соборы имели скорее совещательную функцию, превратились в форумы, которые в конечном итоге ничего не решали. Окончательный голос был за архириейским совещанием. Конечно, опять же, тут сложно сказать хорошо это или плохо. Дело в том, что имеется очень серьезная проблема – малая образованность мирян и низового монашества. Это ведет к распространению суеверий, росту эсхатологических переживаний и прочее. Мы это все наблюдали неоднократно, причем не только в эмиграции, но и в истории России. Помним, как группа активистов пыталась навязать канонизацию сомнительных личностей вроде Ивана Грозного и Распутина, помним как Церковь подталкивали к расколу на почве ИНН и штрих-кодов. Сейчас что то подобное происходит из-за неприятия вакцинации. И понятно, что если такие люди, будут появляться на соборах, то ничего хорошего нас не ждет. Напомню, что именно из опасений радикальных настроений в 2000-м году Поместный Собор Русской Церкви было решено заменить на Архиерейский.

И такая проблема не исчезает до сих пор, и когда все придет в норму, мы не знаем. В эмиграции тоже свои проблемы и я не думаю, что сейчас надо менять систему управления по образцам, указанным Поместным Собором 1917 года. Боюсь, что проблем возникнет еще больше. Поэтому я считаю, что главное сейчас не введение обязательных Поместных Соборов, а возможность нормального развития епархиальной и приходской жизни, создания братств, независимого от иерархии канонического суда, возможности для духовенства и мирян прямо говорить о проблемах церковной жизни, не опасаясь подвергнуться за свою смелость прещениям.

Владыка Митрополит Лавр в одном из своих последних слов, обращенных к конференции Свято-Тихоновского гуманитарного университета, как раз говорил о том, что получается замкнутый круг, когда мирян не образовывают и, соответственно, они не могут полноценно участвовать. И получается, что как вы сказали, именно их участие становится контрпродуктивным. Поэтому это большая проблема. Нужно говорить народу Божьему о его месте в церкви, о его служении, о его сослужении, можно сказать, духовенству, в своем христианском достоинстве, вести вот эту просветительскую деятельность, которая бы противодействовала разным экстремальным течением.

Что тут скажешь? Я полностью согласен с владыкой Лавром.

Андрей Александрович, Ваше имя тесно связано с трудами об архиепископе Серафиме (Соболеве). И я вижу его как довольно жесткого архиерея. Мне в тоже время симпатичен отец Георгий Шавельский, даже если сравнить проведенный им Ставропольский Собор 1919 года и Карловацкий Собор 1921 года, где его не было. Все-таки Ставропольский Собор даже в сложных условиях гражданской войны постарался быть насколько возможно вне политики. У владыки Серафима уже сильно присутствует идеология. Вот разъясните, пожалуйста, этот вопрос.

Я прежде всего хочу начать с того, что Церковь у нас широка и глава ее – Христос. И неправильно делить себя на партии, на «Павловых» и «Аполлосовых». В Церкви всегда было место и последователям преподобного Нила Сорского, и последователям преподобного Иосифа Волоцкого. Не было тесно представителям разных богословских школ и разных взглядов.

И в монашеской среде были монахи жизнелюбивые, приветливые и монахи строгие, замкнутые, ни с кем не общавшиеся. Тем не менее и те и другие святы. Тем более, широта взглядов допустима в вопросах политических. Демократия Великого Новгорода ничуть не мешала росту святости. Не мешали ей и Земские Соборы, игравшие в допетровской Руси роль некоего парламента. Наконец, было немало великих подвижников и при неограниченной монархии. И христианин имеет возможность отстаивать те политические взгляды, которые ему близки, если речь не идет конечно же о тоталитаризме и «людоедских» идеологиях. Другое дело, что Церковь должна дистанцироваться от политической борьбы и отец Георгий Шавельский действительно стремился к этому. Но вряд ли его слово было бы весомым в эмиграции – там наступило резкое поправление, хотим мы этого или нет.

Архиепископ Серафим (Соболев) был монархистом и канонического нарушения в этом нет, тем более, что вырос он при монархии и считал ее лучшим политическим устройством. Что касается жесткости, думаю, она все-таки преувеличена. Да, он отстаивал старый календарь, выступал против экуменического движения. Однако излишнюю строгость святителю попросту приписали в 1990-е годы. На почве борьбы с имевшимися тогда нарушениями и крайностями в отношении инославия владыка Серафим был поднят как знамя, причем некоторые группировки даже попытались посмертно представить его идеологом «зилотских» течений, например, в Болгарии и Румынии. Отсюда и пошло мнение об архиепископе Серафиме как о непримиримом обскуранте.

На самом деле это совершенно не так, стоит почитать его труды, письма, воспоминания о нем. Да, это был великий апологет православия, но до фанатизма он никогда не доходил. Приведу примеры – Русская Зарубежная Церковь имела общение с церквами, служившими по новому стилю, и разрешала в порядке исключения даже служить по новому календарю в странах, где таковой был официально принят. Владыка Серафим против этого не возражал.

Возьмем теперь Московское совещание 1948 г., в котором принимал участие архиепископ Серафим. У нас порой это совещание пытаются представить эталоном консерватизма. На самом деле это не так, и нужно радоваться, что на нем не произошло объединения с нехалкидонитами, что изначально планировалось советским руководством.

По поводу календаря Совещание 1948 года  приняло решение, что Поместные Церкви сами выбирают для себя новый календарь. То есть резолюция совпала с решением так называемого «Всеправославного конгресса» в Константинополе 1923 года. И владыка Серафим не возражал, во всяком случае открыто, против такого решения.

Что касается экуменического общения, то тут нужно разделять братание со всеми подряд и богословский диалог. Архиепископ Серафим резко порицал первое, но допускал второе. Известно, что Зарубежная Церковь перед Второй мировой войной участвовала в богословском диалоге с Малобарской церковью, с нехалкидонскими структурами. Сам владыка Серафим допускал создание общехристианского фронта по борьбе с безбожием на Карловацком Соборе 1921 года. Так что иерарх до крайностей не доходил. А уж разделение или раскол на почве несогласия со священноначалием для него вообще были немыслимы как для человека дореволюционной, синодальной закалки.

Известно, что Зарубежная Церковь перед Второй мировой войной участвовала в богословском диалоге с Малобарской церковью, с нехалкидонскими структурами.

Наверное, было также что-то личное? Вот я занимаюсь уже большую часть жизни архиепископом Леонтием Чилийским. Не знаю как он на меня смотрит оттуда, но я на него смотрю как на человека, которого хорошо знаю. И думаю, что что-то во владыке Серафиме (Соболеве), наверное, вас лично расположило или привлекло. Все-таки это не просто так получилось, что он вам попал на такие научные радары и вы стали этим заниматься.

Мое изначальное расположение к архиепископу Серафиму (Соболеву) было связано с его антиэкуменизмом. Когда отдельные представители Поместных Церквей совместно молились не только с инославными, но и с иноверными, позиция владыки Серафима была очень важна. Это было струей свежего воздуха. Затем он был также известен как чудотворец, в Болгарии это пожалуй самый почитаемый святой. В крипту, где он погребен, ходят массы народа и получают помощь постоянно.

И конечно располагала его доброта, его духовный путь, его духовные чада. Это протоиерей Всеволод Шпиллер, человек, стоявший у истоков создания Свято-Тихоновского православного университета, человек очень вдумчивый, тонкий, мыслящий. Затем, конечно, епископ Болгарской Церкви Пафрений (Стоматов), архимандрит Пантелеймон (Старицкий), монахиня Касиния (Везенкова). Духовные чада владыки – хорошие, яркие люди. А древо познается по плодам.

Исследование его жизни сразу же показало еще одну проблему – то, что его неразумные последователи попросту скрывали и скрывают его позицию по некоторым вопросам.

Вы имеете в виду епископа Триадицкого Болгарской старостильной церкви Фотия (Сиромахова)?

Да, в том числе и его последователей из Старостильной церкви Болгарии. Например, любят публиковать доклады святителя относительно календаря и экуменического движения. При этом намеренно скрывают его же доклад об англиканской иерархии. А ведь этот доклад прозвучал на том же Московском Совещании 1948 г., и владыка Серафим там себя как раз и показал сторонником богословского диалога. Он в принципе был готов и на признание англиканской иерархии, но считал, что необходимо все-таки выяснить на каких это сделать условиях. То есть, на непринципиальные уступки архипастырь в принципе был готов.

Владыка Серафим был рукоположен во епископа Лубенского в октябре 1920 г., в Лубны так и не попал, Россию покинул, но болгарскую паству не оставил. Была ли у него возможность эмигрировать после Второй мировой войны? И как складывались его отношения с Московской Патриархией?

Отец Серафим был рукоположен во епископа Лубенского, викария Полтавской епархии. Титул звучал именно так, хотя првильнее было бы «Лубненский», ведь город называется Лубны. Рукоположен владыка был в Крыму с надеждой, что Полтава будет освобождена от красных. Но этого не произошло. Россию епископ Серафим действительно покинул, но вряд ли можно ставить ему это в вину. Во-первых, великие святители – Афанасий Александрийский, Григорий Чудотворец и другие покидали свои страны во время гонений. Во-вторых, у владыки Серафима как у викария Полтавской епархии своей паствы в Крыму не было.

Затем он был переименован патриархом Тихоном в Богучарского по городу в Воронежской епархии. Возможно, изменение титула связано было с тем, что патриарх Тихон в годы гражданской войны планировал хиротонию владыки Серафима для Воронежа в качестве викария, но хиротония не состоялась.

При этом о коммунистической власти святитель продолжал отзываться как о сатанинской и посетив родину в 1948 г. сделал такой вывод: «Ни одного уголка не осталось неоскверненного».

После Второй мировой войны архиепископ Серафим был принят в Московский Патриархат. Уехать на Запад в 1944 г. он мог, но делать этого не стал и объяснял нежеланием оставлять многочисленную паству. Другое дело, что оказываться под влиянием советского государства он тоже не хотел и даже не исключал возможности перехода в Болгарскую Церковь. Однако все же предпочел перейти в Московский Патриархат. При этом о коммунистической власти святитель продолжал отзываться как о сатанинской и посетив родину в 1948 г. сделал такой вывод: «Ни одного уголка не осталось неоскверненного».

Известны ли интересные факты о посещениях владыкой Москвы?

Владыка был в Советском Союзе только один раз в 1948 году, находился в Москве в Сергиевом Посаде. Также у делегатов московского совещания была возможность выбрать и другие места для посещения. Владыка Серафим выбрал Рязань, где он родился и получил образование. Кроме Рязани владыка посетил и село Городище. По видимому, это место тоже было связано с его детством. Недавно почивший церковный археолог Сергей Беляев, который был тогда ребенком, видел владыку в этом селе и однажды поделился своими воспоминаниями. По словам Беляева, владыка отличался от всех ариереев, которых он когда-либо видел. Он производил впечатление неземного человка.

Сейчас у вас вышла книга о Зарубежной Церкви при митрополите Филарете (Вознесенском). Я не знаю, работал ли еще кто-то из историков с этим периодом? Были ли академические попытки осмыслить именно период митрополита Филарета.

Такая попытка была предприняла инокиней Касией (Сениной). Ее книга «Столп огненный» искренняя, в нечестности автора обвинить нельзя. Документы там приведены тоже очень интересные. Это касается и «бунта мирян» в Сан-Франциско, и противостояния Архиерейского Синода со святителем Иоанном (Максимовичем), которого руководство Зарубежной Церкви даже планировало запретить в священнослужении.

Но эта книга все-таки скорее агиографическая.

Да, согласен. Что касается анализа, осмысления этого периода истории Русской Зарубежной Церкви, то к сожалению на уровне научной монографии этим действительно никто раньше не занимался. Имеются только статьи, в отм числе и ваши. Ими я тоже пользовался при подготовке книги.

Если ли у вас какие-то выводы, мысли общего характера о православии,  после изучения истории Зарубежной Церкви. Пришло ли какое то осмысление более общего характера, которым вы можете поделиться?

Общий вывод такой, что разделение в Церкви далеко не всегда раскол. Здесь я повторю святителя Иоанна (Максимовича), который говорил, что ставить благодать в зависимость от юрисдикции – это «латинская ересь». Бывали в истории Церкви неприятные моменты, конфликты, разделения, потом наступало примирение. Категорически вставать на чью-то сторону в таких конфликтах просто нельзя. Известно, что и священномученик Кирилл (Смирнов) говорил, что церковная жизнь в советские годы не могла складываться по букве канонов. Не могу не согласиться и со словами Александра Исаевича Солженицына, что стопроцентной каноничностью в 20-м веке на фоне созданных коммунистическим режимом разделений, не обладает никто. Об этом надо помнить и не играть по правилам, навязанным большевиками, а встать над всеми этими многочисленными схватками и смотреть на них непредвзято.

Разделение в Церкви далеко не всегда раскол

Более того, я согласен с мнением епископа Василия (Родзянко), что в условиях гонений разделения даже были полезны. Владыка Василий приводил в пример Сербскую Церковь, которая была разорвана разными государствами, была разделена на юрисдикции, но стоило стране в начале ХХ века объединиться, тоже стала единой.

В условиях когда власть в России захватили коммунисты такое разделение русского православия было вынужденной необходимостью. Методы, предпринятые митрополитом Сергием (Страгородским) для сохранения Церкви на родине, были бы провальны за границей. Позиция, принятая Зарубежной Церкви, была невозможна в советском государстве. При этом я спокойно отношусь и к позиции, которую заняли митрополиты Северо-Американской митрополии первоиерархи Западно-Европейской архиепископии. Они не могли склониться перед советским зверем, но не могли принять патриотических установок Русской Зарубежной Церкви. В Америке, например, насаждалось именно американское национальное православие. Церковь выше таких разделений. Напомню слова святителя Димитрия Ростовского. Говоря о конфликте между апостолами Павлом и Варнавой, он писал, что разделение между ними было промыслительно, чтобы действуя порознь они обратили ко Христу больше людей. И в ХХ в. это повторилось.

 Спасибо, Андрей Александрович. На этой ноте мы можем остановиться. Спасибо за замечательную беседу. Это не слова вежливости. Я с вами побеседовал именно через интервью.

 

Беседовал диакон Андрей Псарев