Даже в разгар жесткого конфликта есть место для разговора

Матушка Александра Кишковская: Это был 1942 год, этот маленький гараж, который был превращен в часовню.

ЛК: Сначала была устроена часовню, а гараж был там, где находится главная дверь, вроде как к первому столбу. Он был крошечным, крошечным, крошечным. Затем, позже, в 1940-х годах, произошло расширение церкви, но она была еще меньше. Я полагаю, что задняя часть алтарной стены была где-то здесь. Потом, в 1969 году, мне довелось быть здесь, после рукоположения во диакона в Свято-Владимирской семинарии. Потом мы приехали сюда на воскресную литургию, и я увидел, как осуществляется расширение храма: стену передвинули вперед, подняли потолок, сделали храм гораздо более просторным. Хотя это, конечно, крошечная церковь, но она может принять 200 с лишним человек. Несколько недель назад у нас была большая свадьба; Я думаю, что было гостей было даже 250 или около того.

АК: Нет.

ЛК: Нет? Ты думаешь меньше? Может быть.

АК.: Было не более 150 гостей, и не все пришли.

Тема автокефалии настолько занимала умы прихожан, что была даже написана одноименная пьеса. Фото: С. Кишковская

ЛК: Хорошо. Я ошибся. Но, так ощущалось. [смеется] Итак вначале это был совершенно русскоязычный приход, со службами полностью на церковно-славянском языке. Ну, это часть истории. Когда Северо-Американск митрополии Русской Православной Церковью была дарована автокефалия [в 1970 году], произошло разделение. Две трети прихожан возражали против автокефалии и священник не вел их, а пошел за нами. Его звали отец Алексей Ионов. И, к сожалению, около пяти лет было долгое, болезненное и дорогостоящее судебное дело. И в итоге судья, изучив документы и историю, пришел к выводу, что приход был основан по благословению определенной православной иерархии. Итак, если первоначальное благословение было [от] митрополита Феофила [Первоиерарха Американской митрополии в Северной Америке с 1934 по 1950 год], вопрос был в том, кто был его преемником? И им был митрополит Леонтий. Кто был его преемником? Митрополит Ириней. И судья постановил, что иерархическое преемство определяет право владения, что создает интересный прецедент. О нем можно прочитать в юридической литературе. [3]Относительно иерархических и конгрегационных различий в принципах в американских приходских уставах см. о. … Continue reading Не все штаты следуют такой логике, но это решение вошло в законодательные анналы этого штата. И меня попросили приехать сюда. Я уже около пяти лет был священником в Сан-Франциско. Меня попросили приехать сюда, и я так и сделал. И мы здесь с 1974 года. Должен упомянуть отца Алексея Ионова. Вы сами того не зная можете быть с ним знакомым. Смотрели «Поп»? Это он. Фильм на самом деле основан на его жизни. Вот это интересно.

АК: То есть он был здесь в течение каких – 24 лет?

В первом ряду слева: о. Алексий Ионов, Н.С. Арсеньев, о. Александр Киселев, святитель Николай (Велимирович), Г.П. Федотов, за ними матушка Каллиста Ивановна, М.М. Коряков, матушка Александра Гарклавс, о. Георгий Бенигсен. Свято-Владимирская семинария. Нью-Йорк 1951 г. Фото: https://kotbeber.livejournal.com/4482713.html

ЛК: Он был здесь долгое время, да. Будучи семинаристом, я посещал приход в Си Клиффе и встречался здесь с некоторыми молодыми людьми и с отцом Алексеем Ионовым, поэтому он знал меня довольно хорошо. Кроме того, он знал меня, потому что он заменил священника в Лос-Анджелесе в 1960-х годах, и я был алтарником, и, во всяком случае,

он мне очень нравился. Когда мы приехали сюда при трагических обстоятельствах, отцу Алексею пришлось освободить дом священника, а он еще жил в Глен-Кове, поэтому мы с матушкой навестили его. Я подумал, что это правильно. В то время в здешней православной общине была очень напряженная атмосфера. И что интересно, до того, как РПЦЗ перевезла его в Калифорнию, он приехал к нам в гости в качестве своеобразного дружеского визита. Мы можем только представить, как больно это должно было быть для него, но он сделал это. Умер он в Калифорнии и был похоронен в Ново-Дивеево [Нью-Йорк] после отпевания в Серафимовской церкви.

Итак, когда я заступил на приход, приходской совет сказал мне: «Нам нужно немного английского языка». Их предложение состояло в том, чтобы служить литургию, полностью на английском языке, один раз в месяц, а другие литургии месяца полностью на церковно-славянском языке. Тогда я сказал: «так поступать я не буду». На вопрос «почему» я ответил: «потому что, в конце концов, это создаст две общины. Такая практика создаст группу, которая будет приходить только один раз в месяц, и группу, которая приходит пару раз в месяц, и это разделит нашу общину. Вы хотите этого?» Так что с тех пор у нас смешанный [литургический] язык. Вначале было мало английского. Это было в 1970-х годах; теперь это что? Около 50 процентов примерно по воскресеньям?

АК: Это зависит от того, кто здесь.

ЛК: Итак, языковое деление зависит от того, кто на самом деле здесь. Вечерняя служба теперь очень часто просто на английском языке, из-за того, кто читает и поет здесь. Такая «смешенная» практика эффективна. Профиль общины, безусловно, являет собой православную мозаику. Есть русские, прихожане из Украины, из Беларуси. Есть пара румын, есть болгарская семья… Грузины… Японцы, нет?

АК:     Нет. К сожалению, нет, я не могла с этим справиться… [смеется]

Протоиерей Джон Барфоломью (второй священник): На самом деле было, было… Как их звали? Они дружили с…

ЛК:    Да. Моя память подводит меня. Ояма, верно?  Да, он на самом деле возглавлял, по-моему, Японские авиалини в Нью-Йорке.

ДБ:     В то время я сюда не приезжал. Я не уверен.

ЛК:    Он и его жена пришли сюда в церковь. И когда я бывал в Японии, я всегда встречал его — прекрасную пару, теперь уже довольно пожилую. Итак, есть мозаика. Есть несколько американских новообращенных, не в последнюю очередь второй священник и регент [матушка]. Так что это православная мозаика, конечно. В 1970-х годах по крайней мере две трети прихожан жили поблизости. Радиусом для них были Си Клифф, Гленн Хэд, Гленвуд  Ландниг, Локуст Вали, Глен Ков. Сейчас, по крайней мере, две трети живут на гораздо больших расстояниях. Одна женщина, и она была в церкви сегодня, обычно она приезжает, родом из Саутгемптона. Если вы знаете географию Лонг-Айленда, это далеко. Есть те, кто приезжает из Квинса и Бруклина.

АК: Так же, как и в прихожане храма Преподобного Серафима [приход РПЦЗ в пешей доступности от этого прихода]

ЛК: Да, это то, что сказал нам вчера вечером отец Серафим [Ган, настоятель прихода преподобного Серафима в Си-Клиффе]. Да! Итак, профиль в этом отношении трех приходов здесь, двух приходов РПЦЗ: Покрова в Глен-Кове, Преподобного Серафима в Си-Клиффе и Казанской иконы Богоматери в Си-Клиффе. В этом отношении есть большое сходство, которое, конечно, создает иную динамику приходской жизни. Несколько десятилетий назад я обнаружил: если мне нужно провести собрание приходского совета, бесполезно созывать его в пятницу вечером или в среду вечером. Это должно быть в воскресенье после литургии. Совсем другая динамика!

Матушка Дорин Бартоломью (регент хора):   То же самое с репетициями хора сейчас, это должно быть в воскресенье.

Фото: Л. Яковлева

ЛК:    Да. Ну, мы должны жить с тем, что у нас есть. Я хотел бы чтобы вы обратили внимание на оборот киота для иконы Казанской иконы. Увидите интересную историческую связь. Это дарение Елизаветы Шуматовой. Она была художницей, портретистом, жила в Локуст Вали. Она приехала молодой женщиной после [русской] революции, и имея талант стала известным портретистом. Один или два ее портрета президентов находятся в Белом доме. Но в каком-то смысле, более драматично, то, что у нее была подруга, у которой был роман с президентом Франклином Рузвельтом, [смеется], который Элеонора Рузвельт обнаружила в 1920-х годах, и был большой семейный скандал. Но дама была очень богатой и хотя романа больше не было, у нее сохранился ограниченный контакт с Франклином Рузвельтом. Так, вот, она, подруга, предложила Шуматовой написать портрет Франклина Рузвельта – сделать это в его южном доме в Джорджии. И вот Шуматова сидит в доме, рисует, а президент сидит за столом, письменным столом, работает над какими-то бумагами и вдруг падает: он умер. Так, она присутствовала в тот момент, когда умер президент Франклин Рузвельт. Ей нужно было быстро покинуть дом, потому что она не должна была бы находиться там без ведома Белого дома — и она так и не закончила портрет. Если я помню, был сделан незаконченный портрет, голова, одно плечо и одна часть туловища. Это довольно интересная история. Книги о президенте Рузвельте теперь содержат описание этого. В течение многих десятилетий не было никакого описания вообще, но теперь книги ярко описывают эту историю. В одной из книг, я прочитал, думаю, по ее показаниям, что она ехала из Джорджии на север, остановилась на железнодорожном переезде и увидела президента: его гроб был освещен на [платформе президентского поезда] в сопровождении почетного караула.  Итак, она увидела тело президента в поезде, направлявшемся в Вашингтон, а затем в Гайд-парк, где произошло погребение. Поэтому я очень благодарен  Шуматовой  за дар иконы. Это была семейная икона, привезенная из России. Тем, кто изучает историю, приходится иметь дело с болезненными эпизодами. Место, где сейчас находится эта икона, много лет занимала так называемая Врангелевская икона, которая была подарком семьи Врангель. Вдова генерала Врангеля была прихожанкой и в течение многих лет возглавляла [приходской] комитет. Ее дочери были здесь прихожанками, но, поскольку они были против автокефалии, когда им пришлось покинуть этот храм, они взяли икону с собой. Сейчас он находится в Ново-Дивеево.

АП: Мы это видели, это в домовой церкви.

АК: А вы сказали, что у нас там есть [святой] Петр и [святая] Ольга? [Покровители Петра Николаевича и Ольги Михайловны]

ЛК: О… Да, резьба по дереву для иконы — для тех, кто не знает истории, она немного загадочна: почему в ней высечены апостол Петр и [святая] Ольга? Это из-за генерала Врангеля и его жены: они их святые.

АП: Так что на самом деле сам киот был связан с этой иконой в Ново-Дивеево, а Казанская икона Божией Матери была подарена Шуматовой. Хорошо, теперь это имеет смысл.

Елена Петровна Врангель

ЛК:    Ну, учитывая историю, как она разворачивалась в последнее десятилетие [точка отсчета примирение происшедшее в Русской Церкви в 2007 году], это на данный момент «смешно и забавно», но когда я был назначен архиереями ПЦА сопровождать одного из наших епископов в Москву в 1978 году — это была моя первая поездка в Советский Союз  — и однажды вечером зазвонил телефон, и это Елена Петровна Врангель, и она была очень властной дамой, и поэтому по телефону она начинает ругать меня, задавая вопросы: «Правда ли, что вы едете в Москву? Вы не должны. Это неправильно и совершенно неуместно». ХОРОШО. Я слушал. Это была моя первая поездка, и я мог только догадываться, что меня ожидает. Очевидно, что это будет церковное мероприятие. В Москве отмечался церковный юбилей. Тогда она пожелала узнать, буду ли я встречаться с митрополитом Ленинградским Никодимом. Я сказал: «Да, Елена Петровна, насколько я понимаю, совершенно неизбежно, что я встречусь с митрополитом Никодимом, потому что он является главой Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархий». «Но это не только неправильно, это аморально!» [Она] продолжала и продолжала и сказала: «Я точно знаю, что он генерал-майор КГБ». И это продолжалось и продолжалось, а потом она остановилась, у нее «закончился пар». И тогда я сказал: «Елена Петровна. Я начинаю думать, что вы тоже КГБ». [смеется] Затем она сделала паузу. «Как вы смеете?!» «Елена Петровна, я думаю, наверное, только те, кто служат в КГБ, точно знают, кто является генерал-майором». [Смеется] Итак, я должен сказать, что у нее было чувство юмора. Она засмеялась, и это было на самом деле началом наших отличных личных отношения.

АП: Вы ее завоевали. Отец Леонид, не могли бы вы рассказать нам о ваших отношениях с Русской Зарубежной Церковью? Я понимаю, что то, о чем вы рассказываете временами было болезненным, но тем не менее, полезно сохранить ваши воспоминания для истории.

ЛК: Да, было больно в принципе. Но здесь мы с самого начала нашей жизни установили, я бы сказал, близкие и дружеские отношения. Так, например, по приезду сюда, в Си Клифф, я поехал с супругой не только навестить отца Алексея Ионова, но и тогдашнего отца Митрофана [Зноско-Боровского, настоятеля прихода РПЦЗ, а затем епископа, 1909-2002] в Глен-Кове. Вероятно, отношениям помогло то, что он приехал из Польши. Итак, он знал — не очень хорошо — моего деда, который был священником в Польше, и, как и он, мой дед был священником среди перемещенных лиц в Германии. Так что, отчасти исходя из этого, у нас были превосходные отношения в то время, когда многие смотрели на это, конечно, в Зарубежной Церкви, смотрели на это негативно. Я думаю, что отец Митрофан подвергался некоторой критике. Ну, с другой стороны, конечно, здесь люди тоже некоторое время были агрессивны. Поэтому, когда отец Алексей умер в Калифорнии, и его шурин немедленно сообщил мне, я в конце литургии объявил: «Отец Алексей ушел из жизни. Я знаю, что история была болезненной, но он венчал многих из вас; он крестил многих из вас. Пришло время помолиться об упокоении души новопреставленного отца Алексея». Ну, у меня было два-три «громких» прихожанки, которые начали публично возражать, что мы не должны этого делать. Его тело привезли на Лонг Айланд и, конечно, мы пошли на отпевание [в Свято-Серафимовский храм] и предложили …, но также узнали, что они сами собирались проехать мимо церкви, где он прослужил 25 лет. И вот от храма Преп. Серафима [похоронный кортеж движется на кладбище] в Ново-Дивеево на погребение мимо нашего храм. И я с этим планом согласился. Мы с женой договорились, что откроем дверь в церковь, поэтому, когда катафалк проедет мимо, дверь будет открыта, а потом… В народе мою жену зовут Мими; возможно, вы не захотите размещать это на сайте РПЦЗ… [смеется]

АП: Почему бы и нет?

ЛК: Александра Федоровна, конечно. Она настаивала на том, что свечи должны быть зажжены в церкви. Я сказал: «Катафалк будет находиться перед церковью около пяти секунд. Я не вижу в этом особой необходимости, я еще находился в храме Преп. Серафима, а Мими пришла сюда, открыла дверь и зажгла свечи и лампады. И вот, катафалк проезжает мимо. А через неделю-две мы получили прекрасное письмо от дочери отца Алексея Ионова, которая писала, что последние годы в этом храме для семьи были очень трагичными и болезненными и на ее сердце лежала тяжелая ноша, и что, проезжая перед церковью, и видя, как открываются двери и зажигаются лампады и свечи, это бремя было снято с ее сердца.  И я был впечатлен мудростью моей жены.

Отец Леонид с дочерью Софией

В какой-то момент отец Митрофан согласился — у нас были две маленькие дочки — что мы не будем создавать русскую школу в то время, когда при Свято-Серафимовском храме была отличная русская школа. Итак, мы с женой спросили его, можем ли мы отправить наших дочерей в русскую школу? О. Митрофан был «за», и несколько других детей из нашего прихода пошли в эту русскую школ. В какой-то момент чуть позже отец Митрофан попросил мою матушку возглавить родительский комитет в школе. Так? Итак, он подталкивал отношения в этом направлении [cближения] и я также подталкивал в этом направлении.

АК:  Кроме, того, я помню отца Митрофана, когда мы навестили его в ту первую неделю, когда мы приехали, он знал, что твои тети и дяди были…

ЛК:    … были все в Зарубежной Церкви?

АК:     … были все в Зарубежной Церкви. Он абсолютно ясно выразился: «пусть прошлое останется в прошлом». Он хотел начать «новую главу».

Джон Бартоломью: Я хочу дополнить. Епископ Митрофан сказал мне одну вещь, (я был в ПЦА), но по разным причинам посещал храм Преп. Серафима: «Вы собираетесь быть здесь, на Пасху?» И я сказал: «Да».  «Собираетесь причащаться?». И я сказал: «Я в ПЦА. У нас нет общения». Он сказал по-русски, что церковная политика заканчивается у Чаши, что политика не заходит так далеко. Я запомнил это на всю свою жизнь.

ЛК: Да, это запоминающееся.

АП:  Это было в 1980-х годах?

Джон Бартоломью: Наверное, в 1990-х.

ЛК: В то время мы могли ходить на службы, но, конечно, не могли сослужить или причащаться. Когда произошло примирение РПЦЗ с Русской Православной Церковью Московского Патриархата, я думаю, самым большим достижением было евхаристическое общение. Так, священники из двух других приходов приезжали сюда на праздники и сослужили с нами; сослужили диакона, а я – в Свято-Серафимовском и Покровском храмах. Думаю, что то, то что мы, евхаристически, находимся в одной и той же Церкви, действительно является великим духовным достижением последних десяти лет.

Проф. Виталий Пермяков: Это сослужение началось сразу?  Потому что я помню, что была какая-то комиссия ПЦА и РПЦЗ…

ЛК:    Речь шла о других вопросах и проблемах. Сослужение произошло сразу же, того же числа [17-го мая, 2007 г.]… Я получил приглашения на сослужение в соборе [РПЦЗ] на 93-й улице. Что касается собора, то в то время самым активным человеком в этом направлении был фактически епископ [Манхетенский] Иероним: он устанавливал контакты, посылал электронные письма. Отец [Алексей] Охотин, покойный отец Алексей из Флашинга, в какой-то момент…

АК: Он вырос в этом приходе.

Протод. Е. Каллаур сослужит о. Леониду в Свято-Серафимовском приходе в Си-Клиффе

ЛК: Он вырос в этом приходе. Он из этого прихода. И до самой смерти здесь была его сестра.  Но он появился однажды, когда мы здесь служили с митрополитом Ионой [первоиерархом ПЦА в 2008-2012 гг.], и я думаю, что, может быть, хотя бы еще один священник из РПЦЗ был здесь в этот момент. И вот мы выходим из храма и там отец Алексей, и поэтому я сказал что-то приветственное: «Добро пожаловать, и, пожалуйста, приходите в следующий раз и сослужите».  И он сказал что-то, я думаю, митрополиту Ионе, что он из принципа не может придти, потому что мы на новом календаре, а он по старому календарю. Потом я был в соборе РПЦЗ по приглашению митрополита (и не помню, какой это был этап). Был ли еще митрополит Лавр жив? Я не могу вспомнить. Меня пригласил митрополит через епископа Иеронима, и я облачился, отец Алексей вошел в алтарь, увидел, что я облачен [смеется], и он подошел ко мне, улыбаясь, и сказал: «Ну, я думаю, нам придется сослужить». [смеется] Поэтому я сказал: «Ну, я думаю, что это благословлено митрополитом, и думаю, что Богом тоже».

Члены двусторонней комиссии ПЦА и РПЦЗ у Казанского храма в Си-Клиффе

Когда умер довольно известный русский философ [Николай] Арсеньев [в 1977 году] — он жил в Си-Клиффе — и отпевание проходило в храме Преп. Серафима. Арсеньев принадлежал к обоим приходам. Поэтому, конечно, я пошел на похороны и, поскольку ряд наших священников в Митрополии (ПЦА) были его учениками, я обзвонил нескольких человек и около восьми священников пришли на отпевание в храм Преп. Серафима, в том числе ученик Арсеньева по имени митрополит Феодосий [Первоиерарх ПЦА с 1977 по 2002 гг.] и отец [Александр] Шмеман. Итак, мы присутствовали на отпевании. На следующий день я пошел на погребение и отец Митрофан, по дороге на кладбище, дал мне епитрахиль и кадило и сказал: «Совершите погребение». Что я и сделал. Через пару дней отец Митрофан получил очень строгое письмо от, по-моему, митрополита Филарета, в котором, пункт за пунктом, описывалось то, что произошло: вы приветствовали священника ПЦА; вы кадили митрополита Феодосия как епископа; вы пригласили отца Александра Шмемана проповедовать (что имело место); вы пригласили отца Кишковского совершить погребение. И его жестко  критиковали в письме, выговаривали. Печально, что таковым было положение дел, но это было. Мы действительно, теперь оставили это позади.

АП: Слава Богу за это.

ЛК [обращаясь к аудитории]: Есть ли у вас какие-либо темы, которыми вы хотите поделиться, или какие-либо вопросы?

Монах Феодор (Стэнуэй): У меня вопрос, не связанный с темой, которую мы обсуждаем. Мне очень пришлись по сердцу архитектура и интерьер этой церкви. Были ли какие-либо влияния, кроме строителей?

Иконостас храма в честь Казанской иконы в Си-Клиффе. Иконы Спасителя и Божией Матери работы Пимена Софронова (копии)

ЛК:    Архитектор: человек, который владел землей, дал землю, гараж и все остальное —был архитектором, и нашедшая воплощение идея принадлежала ему. Мне говорили, что в его роду, в России, была какая-то связь со староверами. Так что это довольно интересно. Его жизнь и биография сейчас исследованы в российских изданиях, в том числе, думаю, в онлайн-словаре архитектуры довольно неплохая статья о нем. Говоря об иконах — нам нужны ремонт, некоторая реставрация. Крест и две иконы по обе стороны креста, вероятно, написаны Пименом Софроновым. И, конечно, две иконы Спасителя и Божией Матери и иконостас написаны Софроновым с одной оговоркой: перед вами копии; Оригиналы убраны. Потому что они начали повреждаться влажностью и т. д. И это на самом деле фотографии. Оригиналы реставрировались очень известным реставратором, который с тех пор умер [2012]?. Женщина из России. И в прошлый раз, когда я отправлял их ей, она, по сути, отказалась…

АП: Ксения Покровская?

ЛК: Да. В прошлый раз, когда я послал ей икону, она отказалась, потому что сказала, что состояние иконы таково, что через очень короткое время оно начнет ухудшаться.

АК: Потому что мы не поддерживаем постоянную температуру здесь, в церкви.

ЛК: Итак, я призывал приходской совет согласиться на реставрацию, но отправить иконы, как Покровская предложила, в Музей икон в России [Музей раннерусской культуры и искусства Имени Рублева], потому что она считала эти два образа [письма Софронова] настоящими образцами иконописи и что, было бы хорошо поделиться ими в контексте русской эмигрантской иконописи. Она сказала, что это классическая иконография, но очень плохие материалы. А тот факт, что материалы не качественные, способствовал износу. А чем я еще не упомянул отец Джон?  Ах! Да! Интересен Деисус. Эта стена была пуста. Когда мы приехали в 1974 году, там не было иконографии, но у нас был эскиз работы Бориса Рябова, на котором было указано, как он должен выглядеть и кто должен быть на нем. И я нашел в то время Кирилла Каткова в Нью-Йорке. Он был очень хорошим иконописцем. Он был братом, по-моему, матери Елены Мейендорф.

Для сравнения: иконостас Петропавловского собора ПЦА в Монреале работы Н. Шелехова (втор. пол. ХХ в.)

АП:    Несколько дней назад я видел иконостас в соборе Петра и Павла в Монреале, написанный Николаем Шелиховым, меня он не вдохновил, но другие, кто видели фотографии, считают, что это шедевр.

ЛК:    Итак, я связался с Кириллом Катковым, попросив его составить смету. И он откладывал и откладывал, и ему наконец пришлось сказать мне, что он не любит писать для церквей, потому что нереально получить средства нужные для осуществления работы. Итак, в конце концов, я, мы дали ему размеры, а он дал нам смету. Она выразилась в тысячу долларов за фигуру, что в то время казалось много, но на самом деле не очень много. Мы примерили панели, вкрутили их в стену, сняли и отвезли в его студию в Нью-Йорке. После того, что он закончил письмо икон панели были ввинчены в стену, а затем он работал на месте около дня, чтобы покрыть швы, а также отверстия, куда вошли винты. Затем когда я был в Праге — вы были в Праге, может быть?

АП: Коротко.

ЛК: В Праге, если вы пойдете на Ольшанское кладбище, являющееся русским православным, там есть часовня. Она небольшая и я сопровождал, помнится, митрополита Феодосия. Священник нам сказал: «Мы думаем, что художник, написавший иконы, Кирилл Катков, но мы не уверены». Я сказал: «Я могу сказать вам, что это был Катков, потому что он сам сказал мне, что это он. Это был первый заказ, который у него был для написания икон, и он написал иконостас в этой церкви». Этот священник теперь архиепископ Праги.

ВП: То есть Софронов, наверное, здесь над этим работал?

ЛК: Это я не знаю.

ЛК:  Около полугода назад была выставка в Огайо или где-то еще. Я мало что знаю об этом, но я коротко поговорил с женщиной – организатором.

ВП: Это в 1940-е годы? Или когда храм был расписан?

ЛК: Наверное, в 1950-е годы. Теперь один предмет, которого здесь нет — находится в Джорданвилле. Здесь над купелью для крещения есть приспособление, на котором обычно хранится воинская хоругвь из России с иконой Христа на нем, и директор музея в Джорданвилле Михаил Перекрестов увидел его во время какого-то визита сюда и спросил меня, можно ли его одолжить для выставки, и он там сейчас.

АК:  То есть, я думаю, ты можешь сказать, что часть тебя находится на кладбище Джорданвилль?

ЛК:  О да, моя бабушка похоронена на кладбище Джорданвилля, моя тетя похоронена там, мой дядя похоронен там и муж моей тети.

АК: А твоя дядя был регентом хора в храме РПЦЗ в Лос-Анджелесе, его тоже звали Леонид Кишковский и…

ЛК: Люди стали предполагать, что у меня есть хорошие музыкальные способности.

АК: Он был музыкальным, а ты нет. [смеется]

АП:    И сам [ваш] отец, он приехал в это время из Калифорнии на Восточное побережье, верно?

ЛК: Да.

АП: Хорошо, то есть он, вероятно, сам был в РПЦЗ, пока вы были в Калифорнии?

ЛК: Нет, с самого начала мои мать и отец… Ну, мы жили по соседству — когда беженцы прибыли из Германии в 1951 году — мы жили по соседству с Покровским храмом,  который был митрополией.

АК: За тебя поручился [перед властями США для эмиграции]…

ЛК:  Архиепископ Иоанн (Шаховской) очень активно занимался поиском спонсоров для беженцев.

АП:  На авеню Аргайл в Лос-Анджелесе, это то же самый храм Покрова?

ЛК: Нет, Аргайл был восстанием РПЦЗ против РПЦЗ [храм перешел из ведения правящего архиерея РПЦЗ в прямое подчинение его Синоду].

АП: Правильно. [смеется]

ЛК: Мой дядя был там регентом. Но я вырос в соборе Пресвятой Богородицы в Лос-Анджелесе; мы жили по соседству с ним. Я не знаю, что произошло; Мне было 8-10 лет. Мои мать и отец со мной ходили в храм по соседству. Моя бабушка, тетя и дядя, даже без машины, ехали через весь Лос-Анджелес на Фонтан-авеню в храм Преображения Господня [РПЦЗ]. Так что что-то было в менталитете, я не знаю. Я думаю, что для моих родителей это было: «Ну, мы живем по соседству с церковью; вот куда мы и идем». [смеется]

АК: … мы жили по соседству, но это не то, куда мы идем. [смеется. Намек на известную шутку о том, что русскому заграницей всегда нужны две церкви, чтобы идти в одну и  не  ходить в другую.]

Венчания буд. о. Леонида и мат. Александры совершил прот. И. Мейендорф, родственник матушки и учитель Л. Кишковского. 31-го авг. 1969 г. Лак Лабель, пров. Квебек

ЛК: … Но мы были семьей, разделенной «юрисдикциями». Я был алтарником, иподиаконом и был направлен в Свято-Владимирскую семинарию из прихода митрополии в Лос-Анджелесе. Несколько позже я обнаружил… Мой отец умер, когда мне было 18 лет, ровно в мой день рождения. Он был похоронен священником из этой церкви. Священником там стал очень значимый в моей жизни, отец Дмитрий Гизетти, сыгравший важную роль в том, чтобы я поступил в семинарию. Позже я узнал, что он был двоюродным братом патриарха Московского Алексия [II]. Поэтому, когда в 1990-е годы я часто бывал в России, в Москве и в других местах мира, где мы встречались с митрополитом Алексием (а затем и с патриархом), казалось, что у нас каких-то особые отношения. Но на самом деле, в тот первый раз в Москве [в 1978 г.] организаторы назначили меня священником, облаченным для панихиды в малом Соборе Донского монастыря, где находилась могила Патриарха Тихона. И я помню, мы приехали вовремя. Я думаю, что они выбрали священников из епархий, где патриарх Тихон служил епископом, поэтому я был американцем. И мы были облачены, мы ждали бесконечно, ничего не начиналось. Тогда вошел митрополит — это был Алексей. Он не знал меня в то время. Итак, облачившись он встал перед алтарем, а мы все еще ждали прибытия патриарха — патриарха Пимена.  И вот, я пришел, получил его благословение и представился, просто чтобы он знал мое имя, откуда я, а потом я сказал, что для меня отец Дмитрий Гизетти в Лос-Анджелесе был вторым отцом. Теперь он знал, что я говорю о его двоюродном брате. Он знал, что я знаю, но даже глазом не повел. Он стоял перед алтарем в совершенном молчании. Я полагаю, ну, это был 1978 год. В конце концов, кем я был? Он не знал. Была ли это какой-то провокацией и так далее? Так вот, для меня это был неизгладимый образ: не то, что он плохой человек, а, скорее, в каких ужасных обстоятельствах он и другие жили. И это запечатлевается в памяти.

ЛК: Итак, история идет дальше. И сейчас она марширует под барабанный бой разрыва евхаристического общения [между Москвой и Константинополем], что очень печально.