Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей. III. Заграничные пути

От редактора

Протоиерей Михаил Польский (1891-1960) в Советской России принадлежал к движению непоминающих, т.е. тех священнослужителей, кто возносили за богослужениями только имя местоблюстителя патриаршего престола митр. Крутицкого Петра (Полянского), но не его заместителя митр. Нижегородского Сергия (Страгородского). Так как последнего, начиная с 1927 г., считали узурпатором церковной власти. В 1930 г. о. Михаил Перешел персидскую границу и с августа того же года до своей кончины служил в РПЦЗ. В годы второй мировой войны о. Михаил окормлял Успенский приход в Лондоне, подчинявшийся архиепископу Джерзиситскому Виталию (Максименко). Священноначалие Северо-Американской митрополии в состав которой входил архиеп. Виталий в 1944-ом году признало выбора патриарха Сергия (Страгородского) и благословило литургическое поминовение его имени в своих храмах. О. Михаил, с одобрения архиеп. Виталия, отказался признать решение и на этой почве у него и его собрата архим. Николая (Гиббс) произошло разделение. В ноя. 1946 г. на Седьмом Всеамериканском соборе в Кливленде, шт. Огайо, Северо-Американская митрополия приняла решение о выходе из состава РПЦЗ. После чего в Северной Америке, архиереями раннее входившими в состав митрополии, были восстановлены епархии РПЦЗ. В 1948 г. о. Михаил был принят в причт кафедрального собора в честь иконы Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радость в г. Сан-Франциско. И в том же году принял участие, как эксперт-канонист в судебном процессе о праве владения Преображенским храмом в Лос-Анжелесе между РПЦЗ и Северо-Американской митрополией. В результате подготовки к процессу, завершившемуся победой РПЦЗ, отец Михаил написал свой труд «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и Заграницей», напечатанный в 1948 году в типографии Преп. Иова Почаевского при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле. О. Михаил до революции исполнял должность уездного миссионера Ставропольской епархии и антисектантский, полемеческий настрой нашел свое выражение в его труде катализировавшим дискуссию о каноническом статусе РПЦЗ. В том же году свой отзыв на книгу о. Михаила, «Церковь и церковное устройство,»  опубликовал протопресвитер Александр Шмемана. В 1949 году о. Александр получил три ответа на свою рецензию о книге о. Михаила от Епископа Нафанаила (Львова) «О судьбах Русской Церкви Заграницей», протоиерея Георгия Граббе «Каноническое основание Русской Зарубежной Церкви» и протоиерея Михаила Помазанского «Наше церковное правосознание». В следующем, 1950-ом году о. Александр ответил Епископу Нафанаилу и о. Георгию статьей «Спор о церкви». В ответ Епископ Нафанаил опубликовал свою работу «Поместный принцип и единство Церкви». В 1950-ом году о. Михаилу ответил его оппонент со стороны митрополии в Лос-Анжелосском процессе протопр. Григорий Ломако брошюрой «Церковно-каноническое положение русского рассеяния».

В 1952-ом году развивая, изложенную ниже, тему о неканоничном пути Парижского экзархата о. Михаил опубликовал брошюру «Очерк положения русского экзархата вселенской юрисдикции» на которую статьей «Эпилог» в том же году отозвался о. Александр Шмеман. В изданной в Мюнхене в 1959 году протопресвитер Василий Виноградов, указывал на неточность в книге о. Михаила в своей брошюре «О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни св. патриарха Тихона» (1923-1925).

Наибольшее внимание к книге о. Михаила привлекла книга последнего русского дореволюционного канониста С.В.Троицкого, вышедшая в 1961 г. в Париже под названием «О неправде Карловацкого раскола». Это полемическое произведение следует рассматривать в контексте предвоенной полемике вокруг трудов С.В.Троицкого о каноническом устройстве русского церковного рассеяния. Протоиерей Георгий Граббе, защищая концепцию о. Михаила ответил С.В.Троицкому книгой «Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом», вышедшей в типографии Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле в 1961-ом году. Появление книги Троицкого побудило дискуссию в печати, уже лишь косвенно относящейся к труду о. Михаила.

Главный объем книги о. Михаила посвящен положению церкви в СССР и в своей структуре и аргументацию следует машинописному иосифлянскому сборнику «Дело митрополита Сергия» (1929 г.) Поскольку наш интернет узел посвящен Русской Зарубежной Церкви, предлагаю Вашему вниманию главые относящиеся к русскому рассеянию.

 

Диакон Андрей Псарев,
17 июня, 2021 г.

 

 

9. Архиерейский Собор и Синод

Каноническое положение высшей церковной власти заграничной части Русской Церкви, коль скоро таковая могла образоваться в силу порыва связи с Матерью Русской Церковью, определяется, как приходится полагать с необходимой логической последовательностью, ее отношением к Высшей Церковной власти в СССР и вообще к Русской Церкви. Как часть Русской Церкви она должна себя рассматривать в ее составе и иметь обязанность верности ей. В силу той же верности Русской Церкви заграничная часть ее должна воздержаться от подчинения современной неканонической Московской Патриархии впредь до того времени, когда Русская Церковь получит свободу и решит свои дела на свободном своем Поместном Соборе.

Вот что означает и верность Русской Церкви в ее испытаниях и страданиях со стороны заграничной ее части, и верность св. канонам.

Навряд ли могут существовать другие критерии для суждения о ее каноничности.

Высшее церковное управление

По правилу «епископам всякого народа подобает знать первого из них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения» (Апост. 34), и потому какое бы то ни было новое церковное управление в пределах Русской Церкви могло возникнуть только с разрешения или санкции Патриарха и его Синода и Совета.

Оторванная от центра фронтом почти трехлетней военной борьбы юго-восточная часть России должна была как-то церковно самоуправляться, и в мае 1919 г. в г. Ставрополе Кавказском состоялся Южно-Русский Священный Собор, который образовал Временное Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России, объединявшее несколько обширных епархий.

Постановление этого Высшего Церковного Управления получили потом признание Патриарха и органов его управления в самых высших проявлениях его власти: посвящение епископов (Серафима Лубенского, Андрея Мариупольского), назначение епископов на кафедры (в Южной России, в Екатеринославе, и заграницей, в Европу и в Америку), суд над епископами (Сергий Лавров, Агапит Екатеринославский), увольнение на покой (Иоанн Кубан.).

Таким образом, это соборно организованное управление явилось каноническим учреждением, и по способу его составления – Собором, и по признанию его распоряжений – центральной всероссийской церковной властью.

После гражданской войны, в конце 1920 г. за границу пришла многочисленная русская паства. До двух с половиной миллионов человек со своими епископами и священниками, распределившись по разным странам, влились частью в некоторые прежние русские приходы и епархии, а главным образом составили много новых. Расширились владения Русской Церкви заграницей. Давно у нее существовали епархии в Америке и на Дальнем Востоке, миссии в Китае, Корее, Персии, в Палестине, приходские и посольские церкви в странах Европы и в Южной Америке.

Прибывшая за границу часть русского народа имела и свою церковную организацию.

В Константинополе в ноябре 1920 года русские архиереи составили свой первый Собор, который переименовал южное церковное управление России в Высшее Русское Церковное Управление заграницей, и с тех пор этот Собор стал собираться ежегодно, согласно канонам. В 1921 г. церковное управление переехало в Югославию.

Наличие многочисленной православной русской паствы, разбросанной по разным странам, крупного церковного имущества в духовных миссиях, приходах и епархиях и большого количества русских епископов за границей, как лишившихся своих кафедр в России, так и пребывающих на них здесь, за границей, обязывало организовать эту заграничную часть как незыблемое достояние Русской Поместной Автокефальной Церкви в одно целое и сохранить ее в ее составе до того времени, когда она снова станет под свою единую церковную Всероссийскую власть.

При единстве интересов всех русских людей за границей, которые мыслят и чувствуют себя русскими и православными и ожидают или возвращения в Россию, или быть с ней под ее прежним духовным попечением и покровительством, естественно было за границей искать какого-либо единого духовного центра и руководства к этой определенной общей цели. Здесь оказалось достаточно епископов для организации всей церковной жизни на основе самоуправления на соборных церковно-законных началах.

Таким образом, Собор Архиереев мог составиться и составился только добровольным вхождением в него всего наличного состава русских архиереев за границей, причем из них многие, как Финляндский, Литовский, Харбинский, Пекинский, имели постоянные кафедры и полную самостоятельность в управлении. Состоявшееся же единение епископата приобрело всю полноту церковной власти над всеми русскими церквами за границей временно до того момента, когда заграничная часть снова вольется в русло Русской Церкви. Этой полнотой власти уже обладало Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России.

Такое соборное управление частью Церкви является каноническим по своей конструкции, ибо соборность высшей власти установлена канонами вселенского значения.

Каноничность Собора определяется присутствием вообще епископов, облеченных высшей благодатью и являющихся преемниками апостолов, независимо от степени их административных прав. В его состав вошли, как уже сказано, епископы, правившие за границей, вновь получившие кафедры во вновь основанных епархиях и лишенные своих кафедр и оставившие свои епархии не по своей вине, а за преследование врагами веры. По святым канонам, они сохраняют честь и служение епископское и во время нахождения в изгнании. Совершают рукоположения в разные степени клира, пользуются преимуществами своего старшинства сообразно своему пределу и «всякое, происходящее от них, начальственное действие признается твердым и законным». Ибо по нужде времени, как говорят правила, не должны быть стеснены их права управления различными препятствиями в соблюдении точности (Ант. 18. Шест. 37).

Высшее Русское Церковное Управление заграницей, а затем Архиерейский Синод, явились исполнительным органом Архиерейского Собора в междусоборное время. В самый Собор входило личным и письменным участием 34 епископа. Имена их:

Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, Председатель Архиерейского Собора и Высш. Ц. Управления, Антоний, еп. Алеутский, Анастасий, архиеп. Кишиневский, Александр, арх. Северо-Америк., еп. Адам, Апполинарий, еп. Белгородский, упр. Иерусал. Мис., Владимир, еп. Белостокский, Вениамин, еп. Севастоп., Гавриил, еп. Челябинский, Гермоген, еп. Екатеринослав., управл. в Греции, Африке и на о. Кипре, Дамиан, еп. Царицынский, нач. Паст.-Богосл. уч., Даниил, еп. Охотский, Елевферий, арх. Литовский, Евфимий, арх. Бруклин., Евлогий, митроп. Зап.-Европейск., Иннокентий, арх. Пекинский, Мар-Илья, еп. Урмийский, Иона, еп. Тяньцзинский, Мефодий, арх. Харбинский, Мелетий, еп. Забайкальск., Михаил, еп. Александровский, Михаил, еп. Владивосток., Нестор, еп. Камчатский, Пантелеимон, арх. Пинский, Платон, митроп. Северо-Америк., Серафим, арх. Финляндский, Серафим, еп. Лубенский, упр. в Болгарии, Сергий, еп. Бельский, Сергий, еп. Черноморск., Сергий, арх. Японский, Стефан, еп. Питтсбургский, Симон, еп. Шанхайский, Феофан, арх. Полтавский, Феофан, еп. Курский. (Иоанн, архиеп. Латвийский, был лишен участия в Соборе по местн. политическим условиям).

Из состава Собора выбывали одни, но прибывали другие. Количество их незначительно колеблется: Собор 1926 г. имел 27 архиереев, а Собор 1946 г. — 26.

Архиерейский Синод

В тяжелых компромиссах с советской властью, надеясь достигнуть какого-либо облегчения в гонениях, Патриарх Тихон издал 22 апр. / 5 мая 1922 г. указ о закрытии заграничного Высшего Церковного Управления. Советская же власть, чтобы уничтожить своего противника, ушедшего в эмиграцию, действует через церковную власть у себя, обманывая ее ложными обещаниями. О незаконных мотивах этого акта, указанных в нем самом — «за политические выступления, не имеющие церковно-канонического значения», — уже было сказано.

В ответ на него 31 авг. / 13 сент. 1922 г. Архиерейский Собор постановил: во исполнение указа Патриарха, его Синода и Совета Высшее Церковное Управление упразднить. На основании постановления Патриарха и тех же органов управления при нем от 7/20 ноября 1920 г. за № 362 образовать Временный Священный Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей.

Таким образом, высший канонический орган церковной власти заграницей Архиерейский Собор, никаким приказом не закрытый и не распущенный, остается в силе, чтобы Высшее Церковное Управление, как свой исполнительный орган, заменить другим, Архиерейским Синодом. Что Архиерейский Собор решил правильно, перейдя на новое основание для продолжения существования своего управления, свидетельствуют действия церковной власти в этот момент в самой России.

Указом 5 мая Патриарх закрывает заграничное церковное Управление, а через несколько дней, 3/16 мая, ввиду своего ареста, передает «всю полноту власти» м. Агафангелу на основании именно постановления 1920 г., и м. Агафангел, посланием от 18 июня просит епархиальных архиереев «управлять теперь своими епархиями самостоятельно» (см. наст. докл.), то есть в соответствии с тем же постановлением. Постановление 1920 г. в этот момент входит в России в силу и потом только м. Сергием было принципиально отвергнуто, ибо он пожелал сохранить церковную власть за собой и пошел на компромиссы легализации и впал в раскол с епископатом.

Постановление 1920 г. было дано не для этого года, а для того времени, когда наступит указанный в нем момент, то есть когда деятельность Патриарха и других высших церковных органов прекратится. Это и случилось в момент получения заграницей указа о закрытии церковного управления.

Таким образом, внешняя обстановка и уже имеющийся закон, с обстановкой совпадающий и именно в данный момент только вступающий в силу, с необходимостью понуждают Архиерейский Собор открыть новое церковное управление за границей на новом основании. Будучи руководителем части Русской Церкви, Собор ее епископов ничего не может делать без рассуждения или вопреки воли первого епископа и на основании одного его распоряжения закрывает церковное управление, и на основании другого, входящего именно в данный момент в силу, открывает другое, потому что нужда в нем остается для заграницы прежней, такой же, как и вчера.

По новому закону своего существования заграничное церковное управление получает самостоятельность, и, по своим условиям постоянного разобщения с Российским церковным центром, оно имеет разрешение на самоуправление. Если в самой России связь епархий с Центром, даже при наличии его, была неосуществленной, и епархии фактически управлялись в эпоху гонений самостоятельно, то входящий в силу закон в момент потери соборных органов управления и замены первоиерарха единоличными заместителями приобретал исключительное значение для заграничной русской Церкви по условиям ее жизни и еще большого разобщения со своим центром.

Таким образом, закон о децентрализации, об управлении на местах, в связи с гонением на Церковь в России и разобщения частей Церкви с центром лег в основание и утверждение церковной власти Архиерейского Синода заграницей.

Созданное еще в России Юго-Восточное Церковное Управление, вероятно, было для Патриархии прецедентом к изданию по крайней мере некоторых положений закона о децентрализации в 1920 г., и Архиерейский Синод, являясь правопреемником того церковного управления в России, которое было признано Патриархией, здесь, в заграничной части Русской Церкви, стал вновь на бесспорные канонические основания.

По самому существу своему указ об упразднении заграничного управления имел только формальный смысл компромисса Патриарха с большевиками ради требований момента и формально же был принят Архиерейским Собором, который упразднил это управление, но сохранил существо дела, церковную власть за границей в виде Архиерейского Синода, поставив его на новый фундамент входящего в жизнь закона о самоуправлении на местах. Существенно и то, что, согласно ему, новое учреждение, организованное соборной властью на местах, будучи утверждено наперед центральной церковной властью, — подотчетно ей и ждет ее санкций на свои распоряжения только по восстановлении и ее самой, и связи своей с нею.

Архиерейский Синод осведомлял Патриарха Московского о своей деятельности, но Патриарх свое отношение к его существованию и распоряжениям мог выразить только молчаливым согласием, потому что большевики не раз вменяли Патриархии общение с белоэмигрантским духовенством как политическое преступление. Но все же по делам Харбинской Епархии и в споре о юрисдикции Чехословацкой в своих телеграмме и письме Патриарх определенно считался, как и прежде, во времена В. Ц. Управления, с решением заграничных архиереев. Прежняя деятельность Архиерейского Собора заграницей продолжалась, и новых прещений по его адресу ни от Патриарха, ни от его заместителей не последовало, несмотря на требования большевиков. Ко всему же этому должно категорически заявить, что каноничность единого заграничного церковного управления, с момента его появления, никогда в самой России не подвергалась никаким сомнениям, и это управление, когда оно было именно Архиерейским Синодом, российский епископат защищал там от большевицких посягательств до 1927 г. Все это очевидно и из предшествующего изложения.

Взаимоотношения с Сергиевской Патриархией

Вопрос, за кем идти, — с первоиерархом ли, изменившим Церкви, или с Церковью против него и безбожной власти, с которой он вошел в союз, — для Архиерейского Собора, как и для всей русской эмиграции, решался определенно всей его предшествующей деятельностью. Все эти годы он выступал неумолчным заступником Русской Церкви перед всеми автокефальными церквами, а то даже и правительствами мира по всякому поводу и событию в ней: новые и новые вспышки гонений на Церковь, заключение Патриарха, обновленческий раскол и т. п.

Хотя в свое время распоряжение Патриарха об упразднении заграничного церковного управления было противозаконным по своим мотивам, явно продиктовано было насилием безбожников и обнаруживало полную неосведомленность Патриархии о состоянии Русской Церкви заграницей, но заграничный Собор имел в этом только некоторое предупреждение на случай подобного или еще худшего отношения в будущем и искал общения, поддержки от Патриархии и административного руководства, если возможно. Теперь же, с выходом декларации м. Сергия, мало было ожидать только нормальных сношений с Россией, чтобы возобновить свое подчинение ее церковной власти. Нужно было не только освобождение Церкви от гонений безбожников, но и от порабощения им самой церковной власти.

Выступление м. Сергия понудило отозваться на него определенным решением. Собор Архиереев постановил:

«Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить административные сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и свободы канонического управления Церковью.

Чтобы освободить нашу иерархию в России от ответственности за непризнание советской власти заграничной частью нашей Церкви впредь до восстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определением Собора 1917-18 гг., и постановлению Патриархии от 7/20 ноября 1920 г., при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов.

Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывной, духовно-единой ветвью Великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери-Церкви и не считает себя автокефальной. Она по-прежнему считает своей главою Патриаршего Местоблюстителя м. Петра и возносит его имя за богослужением».

Далее нужен был прямой ответ и на такое заявление декларации м. Сергия: «Мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности; не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии» (Посл. 16/29 июля 1927 г.).

Собор в этом же определении заявил: «Если последует постановление м. Сергия и его Синода об исключении заграничных епископов и клириков, не пожелавших дать подписку о верности советскому правительству, из состава клира Московского Патриархата, то таковое постановление будет неканоническим».

«Решительно отвергнуть предложение м. Сергия и его Синода дать подписку о верности советскому правительству, как неканоническое и весьма вредное для святой Церкви» (Окружн. Посл. 27 авг. / 9 сент. 1927 г.).

Но эти неканонические действия неизбежно последовали.

Указом Сергиевского Синода от 9 мая 1928 г. № 104, заграничный Архиерейский Собор и Синод были объявлены упраздненными и все их действия — отмененными.

22 июня 1934 г., после бесплодной переписки с Сербским Патриархом Варнавой этот Синод м. Сергия «Карловацкую группу, как ослушников законного священноначалия и учинителей раскола, предает церковному суду (Ап. 31, 34, 35, Двукр. 13-15) с запрещением в священнослужении впредь до суда или раскаяния».

Однако нападение сделалось еще серьезнее. Только последнее постановление Архиерейского Собора 1927 г. в свою защиту оказалось достаточно дальновидным. Появилась за границей московская церковная делегация, и отпала таким образом одна причина разрыва с Московской церковной властью — «невозможность нормальных сношений с ней». Но другая причина для «прекращения административных сношений» с нею — «в виду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковью» — явилась теперь в полной и доказанной силе.

За границей в 1945 г. появилась от Сергиевской Патриархии делегация, которая распространила Обращение патриарха Алексия от 10 авг. к архипастырям и клиру так называемой Карловацкой группы, предлагая ей принести покаяние, иначе подтвердятся решения 1934 г.

В октябре 1945 г. председатель Архиерейского Синода м. Анастасий издал Послание к русским православным людям по поводу обращения п. Алексия, в котором всесторонне утвердил одно основное положение: «Епископы, клирики и миряне, подчиняющиеся юрисдикции Заграничного Архиерейского Синода, никогда не разрывали канонического, молитвенного и духовного единения со своею Матерью Церковью. Представители зарубежной Церкви вынуждены были прервать только с Высшей Церковной властью в России поскольку она сама стала отступать от пути Христовой истины и правды и через то отрываться духовно от православного епископства Церкви Российской, о котором мы не перестаем возносить свои моления за каждым богослужением, и вместе, и от верующего народа русского, издревле оставшегося хранителем благочестия на Руси».

По этому же поводу Архиерейский Собор, объединявший 26 епископов, из которых 16 лично присутствовали на Соборе в Мюнхене, 27 апр. / 10 мая 1946 г., заявил: «Мы не находим для себя нравственно возможным пойти навстречу этим призывам до тех пор, пока Высшая Церковная власть в России находится в противоестественном союзе с безбожной властью, и пока вся Русская Церковь лишена присущей ей по ее Божественной природе истинной свободы. Высшая иерархия Русской Церкви стала на неверный путь, замалчивая горькую для советской власти правду, представляя положение церковной жизни не таким, каким оно есть в действительности, и сознательно утверждает кощунственную неправду, будто гонений на Церковь нет, но и никогда не было в России и глумится над страдальческим подвигом множества священномучеников и мучеников».

Для окончательного же выяснения себе позиции Архиерейского Синода добавим еще одно исповедание митроп. Анастасия: «Архиерейский Синод действительно трактовался всегда как временное учреждение, но не до восстановления только сношений с Высшей Церковной властью в России, а прежде всего восстановления нормальной общей и церковной жизни в ней. Эта предпосылка всегда мыслилась главной и основной в установлении сроков существования и деятельности Зарубежного Собора и Синода. Мы исходим из положения, что для Русской Церкви этот срок еще, к сожалению, не настал, и на этом основании утверждаем необходимость продолжать существование Синода» (Письмо 14/27 ноября 1945 г.).

Правильный путь. Необходимо твердо помнить, что постановление о децентрализации 1920 г. было голосом свободного церковного бескомпромиссного в отношении к врагам Церкви, высшего, совершенно полномочного церковного управления. Для заграничной Церкви оно служит основанием потому, что она постоянно физически разобщена с Матерью Церковью и притом, по условиям своей жизни, она независима от советского стеснения и может свободно и бескомпромиссно выполнять свой долг. Все последующие распоряжения из Москвы, начиная с Указа 1922 г., сомнительны потому, что продиктованы компромиссами с советской властью и ее насилием, и очевидно не совпадают с правдой, канонами и интересами Церкви. Стоя на Постановлении 1920 г. и оберегая от неканонических, чисто политических требований Московской Церковной власти, своим отказом повиноваться им в 1927 г. Архиерейский Синод не впадает ни в какое самочиние, своеволие и нарушения повиновения своей нормальной свободной Высшей Центральной Российской Церковной власти, но напротив она одна, по своим условиям свободы, может жить нормально и законно, когда российская церковная власть, по своим стеснениям, отпадает от нормы.

Самое же существенное и главное, что в этот именно момент здесь заграницей, Архиерейский Собор твердо и решительно, без малейшего сомнения присоединяется к Духовному Собору Российского Епископата и вместе с ним осуждает действия м. Сергия как беззаконные.

Вдали от родины был совершенно правильно понят момент, так остро переживаемый Церковью и с этого именно экзамена путь Архиерейского Собора стал безупречно каноническим, единым с Тихоновским путем. Не номинально, а действительно он включился в то время в состав Русской Церкви при всем том, что решительно порывал всякие административные отношения с Московской Патриархией и становился еще раз и тверже чем в 1922 г. на закон о децентрализации и управления на местах, на что не дошел сам м. Сергий, и тем связал с собой часть епископата.

Эти отношения заграничной церковной власти к подсоветской имеют классическую формулировку в словах: «мы вынуждены были прервать только с Высшей Церковной властью в России, поскольку она сама стала отступать от пути Христовой истины и правды и чрез то отрываться духовно от православного епископата Церкви Российской и вместе от верующего народа русского» (Посл. м. Анастасия, окт. 1945 г.).

Не признавать Высшее Церковное Управление в России и считать себя в составе Церкви Российской вполне естественно и законно, и в истории не раз бывали случаи, когда высшая церковная власть вела себя беззаконно и с ней боролись, ей не повиновались и ждали ее падения. Долг этой борьбы всегда на кого-то ложится, и в данном случае на ту часть Церкви, которая может и должна ее вести по своему положению, которая и не может отказаться от этого долга, иначе это будет смертью для нее и торжеством беззакония для всей Церкви, чего никак нельзя допустить.

Поэтому, с первых дней борьбы на Юге России и затем в эмиграции Архиерейский Синод принял на себя естественно миссию свидетельства всякой правды о Матери-Церкви, о всех ее скорбях и испытаниях, какие бы фазы она не переживала, — гонения ли от врагов или измену своих, — и от этой миссии она отказаться не может, не изменяя Богу.

В интересах Церкви в России, чтобы за границей ее защищали, тем более когда этого не делает своя церковная власть. Вся масса клира и епископата Российской Церкви желает свободы заграничной Церкви как своей нравственной опоры в борьбе. Она полна надежды, что правда в мире не угаснет и где-то возвещается. Там переживают острые удары от измены ей, от падения. Если еще заграничные падают, то где же истина и у кого она держится. Позиция заграничной Русской Церкви — бодрость и утешение в России всем любящим Церковь. Таково то свидетельство всякого, кто был в местах заключения и ссылки в России и вел борьбу за правду церковную и потом получил счастье заграничной свободы. Об этом говорят документы. Это польза Церкви. Идти в России против заграничной Церкви так же противоестественно, как идти против себя. Сердце каждого православного человека в России, а тем более катакомб ее, наполняется чувством глубокого удовлетворения и радости, что заграничная часть русской Церкви не сошла со своего пути правды и борьбы за свою Мать.

Враждебные действия. Уничтожение заграничного управления или подчинение его павшей церковной подсоветской власти может быть задачей только врагов Церкви, большевиков, а выступление против нее церковной власти есть измена своей Церкви. Говорят, что такими выступлениями заграницей Сергиевский Синод покупает известные церковные свободы у себя, что Синод находится в договорных отношениях с советской властью, и его заграничные успехи и наши уступки полезны для Церкви в России. Но это чисто советская мораль: там заключенный в тюрьму, чтобы облегчить себе положение, оговаривает других, которых также сажают в тюрьму, но обычно расстреливают и предателя, и преданных. В России как раз нет никаких гарантий для свободы Церкви вообще и для церковного предателя в частности. А что идти на такие сделки с известным обманщиком и заклятым врагом Церкви невозможно, и что скверные средства не годятся для хороших целей в Церкви, уже сказано. Потерявши свободу сама, церковная подсоветская власть пытается лишить свободы других с огромным рвением и усердием, насилует совесть свободных, понуждает принять узы нечестивого рабства и навязывает свой язык лжи и обмана, сама продолжая свои позорные словесные выступления. Это все та же борьба не за Церковь, а за свое собственное существование, за свое утверждение в Церкви, за избежание будущего суда, за оправдание своего неканонического пути. Она хочет заставить замолчать свидетелей против себя, чтобы все везде покорилось и умолкло перед нею, как умолкло в России.

Теперь понятно, что заграничный Архиерейский Синод с его Председателем митрополитом Анастасием на церковном фронте большевиков и для Сергиевского Синода есть враг номер первый.

Московский делегат в Америке, добиваясь единения митрополии с патриархией, сказал: «Никаких более требований, только разорвите с митрополитом Анастасием» (Прав. Р. 7. 47). В письменном документе о предварительных условиях Московской Патриархии для снятия запрещения с клира митрополии первым стоит: «Прекращение канонического и молитвенного общения с м. Анастасием» (14 декаб. 1945 г. Чикаго).

Что угодно, но только не участие в этом фронте. Однако этого мало. Чем заклеймить, дискредитировать в глазах заграничного мира председателя Архиерейского Синода? Материала нет. Но представляется преступлением благодарственный адрес м. Анастасия германскому правительству от 12 июня 1938 г.

25 февраля 1938 г. германское правительство издало закон о сохранении недвижимого имущества Русской Православной Церкви во всех городах Германии для нужд нашей Церкви, освободив от долгов и исков.

30 мая / 12 июня 1938 г. в Берлине м. Анастасием освящен собор, построенный для русских германским правительством, которое дало первую ассигновку в 45 000 марок и затем дальнейшие по мере надобности.

Война началась через год после этого события, 3 сент. 1939 г. За несколько дней до этого, 23 августа 1939 года большевики заключили договор о ненападении с Германией и вместе разделили Польшу и до лета 1941 г., когда сами вступили в войну с нею, помогали Германии против Англии и Франции нефтью, продовольствием и всеми ресурсами.

Сербия, в которой жил м. Анастасий, оказалась под оккупацией немцев с 6 апр. 1941 г. Как же вел себя м. Анастасий с начала войны вообще, затем войны Германии с Советской Россией?

И с начала войны он вместе с большевиками не помогал немцам в борьбе с союзниками, и потом он не издал ни одного письменного акта в пользу немцев, как это сделали другие, например, один митрополит в Париже 22 июня 1941 г. и один архимандрит в Берлине (Нов. Сл. № 27-356. 29 июня 1941 г.).

Как же он вел себя под оккупацией? Патриарх Сербский Гавриил в бытность свою в Лондоне, в октябре 1945 г., различным церковным кругам, русским, английским и польским, с чувством глубокой симпатии и личной дружбы к м. Анастасию заявил, что последний с великой мудростью и тактом держался при немцах, был всегда лояльным к сербам, несколько раз подвергался обыскам и совершенно не пользовался доверием немцев (Рус.-Амер. Прав. В. 1. 1946. Рос. 8 нояб. 1945.). Это свидетельство настолько авторитетно и значительно, что рассеивает всякую тень лжи и клеветы.

Таким образом, выражение необходимого долга благодарности еще до того времени, как Чемберлен уговаривал Гитлера умерить свой аппетит, а большевики вместе с ним его развивали, ставится в вину кривдой этого мира человеку только за то, что он еще в 1938 г. не выразил своей вражды к немецкому вождю, когда он строил для русских храм. А выступления с немцами нисколько не мешают одному стать советским экзархом, а другому американским епископом. Конечно, таков их удельный вес в мире, но настоящему кормчему церковного корабля в наше многотрудное и мятежное время нельзя путешествовать без руля и без ветрил. Путь митр. Анастасия есть путь чистой правды, и клевета есть доказательство сего, ибо других средств против него нет.

Какое значение Архиерейский Синод и его правда имеют для России, свидетельствует один недавний разительный факт. В № 9 Журн. Моск. Патриар. 1946 г. помещены две статьи, направленные против Синода, протоиереев Д. Боголюбова и М. Викентьева («Архиерейский Собор заграницей» и «Еще один Мюнхен» 74-80 стр.). Но каково же удивление, когда в другом экземпляре этого же номера, полученном иным путем из России, этих статей не оказалось. Таким образом, российским читателям нельзя хотя бы в форме полемики давать сведения о правде, за которую борется Архиерейский Синод.

Верность. Позиция непримиримости Архиерейского Синода — это позиция тех, кто в советской России сидит в тюрьмах до сего дня, а многие расстреляны. Заграничная часть Русской Церкви исповедует истины тех девяти архиереев лагерей молотовского (пермского) района, которые отказались подписать свое согласие с Московской Патриархией и выйти на свободу (Соц. В. 20 авг. 1946). Она опирается на ту массу верующих, с которой полемизирует чекист по церковным делам Григорий Карпов, говоривший своему собору архиереев, что перемена во взаимоотношениях между церковью и государством «не является тактическим маневром, как пытаются представить это дело некоторые недоброжелатели или как это иногда выражается в обывательских рассуждениях» (Ж.М.П. 12. 1944). Таких же рассуждений, как в советской России, придерживаются и русские люди заграницей.

Верность Русской Церкви и заключается в том, чтобы и остаться в составе ее и не подчиняться ее современной Патриархии как незаконной, неполномочной, не представительницы Церкви, и по условиям своей свободы и по долгу служения родной Церкви сохранить знамя законности и правды, высоко его поднимая, и ожидая и требуя его восстановления и торжества. И эта задача заграничной Русской Церкви исполнена и исполняется среди искушений, угроз, прещений, лжи и клеветы врагов, измены и предательства своих, то молчания, то враждебных выступлений печати.

Заграничная часть Русской Церкви во главе с Архиерейским Собором и Синодом не только себя исповедует, но действительно находится в составе Русской Церкви. Она от Нее никогда не отрывалась, живя Ее интересами, нуждами, борьбой, правдой, защитой канонов и мучеников, продолжая заграницей тот старый тихоновский, канонический путь первых десяти лет, который там ушел в катакомбы со дня падения м. Сергия.

Взаимоотношения с Восточными Патриархами

В 1920 г. Временное Высшее Церковное Управление на Юге России прибыло в пределы Константинопольской Поместной Церкви с массой своих пасомых беженцев и ничего не могло, по канонам, предпринять для обслуживания их на ее территории без разрешения местного патриархата.

В декабре Председатель Церковного Управления митроп. Антоний с депутацией просил Патриархию позволить сохранить Русское Церковное Управление, и на это местоблюститель престола м. Дорофей ответил: «Под Вашим руководством Патриархия разрешает всякое начинание, ибо Патриархии ведомо, что Ваше Высокопреосвященство не совершит ничего неканонического». После этого официальным актом от 29 декабря 1920 г. последовало разрешение под председательством м. Антония иметь церковное учреждение, опекающее обслуживание религиозных нужд русских беженцев на территории этой Поместной Церкви.

В Сербском Патриархате. В 1921 г. по приглашению Сербского патриарха Димитрия Высшее Церковное Управление переехало в Югославию, где и пребывало в Сремских Карловцах вплоть до эвакуации по обстоятельствам войны в 1944 г.

Архиерейский Собор Сербской Церкви 18/31 авг. 1921 г. постановил: «Во всем идти навстречу беженцам иерархам, изъявлять готовность принять под свое покровительство Высшее Русское Церковное Управление, в компетенции которого относится юрисдикция над русским священством в нашей державе и над военным священством в русской армии, которое не состоит на сербской службе».

Другой Собор этой Церкви 6 дек. 1927 г. постановил: «По канонам св. Православной Церкви, когда православная иерархия со своею паствою вследствие гонений перейдет в беженство на территорию другой Церкви, она имеет право самостоятельной организации и управления, вследствие этого таковое право необходимо признать и за Русской церковной иерархией на территории Сербской Церкви, конечно, под защитою и надзором Сербской Церкви».

Но Сербия горячо любила Россию, как свою родную старшую сестру или даже мать, и искренне хотела, чтобы за ней сохранилось все ее заграничное церковное достояние под единым возглавлением заграничного Архиерейского Собора и Синода до лучших времен, когда заграничная часть Русской Церкви снова соединится со своею Матерью-Церковью. Поэтому патр. Варнава вместе с русскими иерархами участвовал в выработке «Временного положения о Русской Православной Церкви заграницей» и с ними его подписал 2/15 ноября 1935 г. В нем сказано следующее:

«Русская Православная Церковь заграницей, состоящая из находящихся за пределами России епархий, духовных миссий и церквей, есть неразрывная часть Российской Православной Церкви, временно существующая на автономных началах. Высшим органом законодательства, суда и управления для Русской Православной Церкви заграницей является Собор Архиереев, собираемый ежегодно, а ее исполнительным органом — Священный Архиерейский Синод. Заграничная часть Русской Церкви состоит из четырех областей: Западно-Европейской, Ближне-Восточной, Северо-Американской и Дальне-Восточной, в каждой из которых образуется Митрополичий округ».

Таким образом, согласно св. канонам, нашим иерархам было разрешено обслуживание своей паствы на территории Сербской державы и кроме того, дозволены им здесь самоорганизация и самоуправление нашей Церкви, и далее, Сербская Церковь признала всю полноту единой центральной церковной власти за Архиерейским Собором и Синодом, распространяемую на все страны, где есть русские приходы.

Независимость Архиерейского Синода

Заграничная часть Русской Поместной Церкви именно как часть ее неоспоримо и неизменно пребывает в составе и в полном каноническом общении со всею Вселенскою Церковью. В административном же своем устройстве, как часть независимой от других Автокефальной Поместной Церкви, она подчиняется распоряжению своей высшей Всероссийской Церковной власти от 7/20 ноября 1920 г.

Права Архиерейского Синода возникли как явление внутренней церковной жизни Православной Русской Церкви сначала в России, как Высшего Церковного Управления, а потом продолжились заграницей и существуют независимо от воли и согласия какой-либо Поместной Церкви. Лишь на территориях Поместных Церквей требуется признание юрисдикции Архиерейского Синода рядом с юрисдикциями этих Церквей. Какие-либо начальственные и богослужебные действия русские епископы здесь могли совершат только с разрешения этих патриархатов, и так действительно они там существовали. Отсюда следует, что вне этих патриархатов они священнодействуют и начальствуют без их разрешения, защиты и надзора, коль скоро в этих местах есть русские приходы.

В старой России с разрешения Святейшего Синода были подворья в Церкви греческих патриархатов и в свою очередь наши миссии и храмы были в Иерусалиме и других патриархатах с их разрешения, но в отечественных своих юрисдикциях. Право иметь свои миссии и храмы вне территории Поместных Церквей осуществлялось Русской Церковью, как и свою очередь и другими церквами, без чьего-либо согласия в Америке, Японии, Китае, Европе. В связи с гражданскими событиями последнего времени только расширились владения Русской Церкви заграницей, которые получили свое временное объединение около заграничной церковной власти впредь до соединения со Всероссийской.

Сербская Церковь, признавая власть Архиерейского Собора и Синода над всеми епархиями, миссиями и церквами, находящимися за пределами России, усваивала этой власти самостоятельное значение, независимое от пребывания у себя в Сербии. Председатель Собора и Синода Архиереев митроп. Антоний об этом говорил в 1927 г. (Церк. Ведом. 1/15 янв.): «ни Собор и ни Синод не связаны территорией; если бы случилось, что последнему нельзя будет осуществлять свои функции в Сербии, он переедет во Францию, Германию, Англию, Китай или в какое-либо другое государство. Точно также и Собор может собираться в любой стране».

Те же знаки признания, любви и помощи Заграничной Русской Церкви, какие оказывала ей Церковь Сербская, неизменно проявляли церкви Антиохийская и Болгарская. От остальных церквей отношение переменное: бывало хорошим, под разными влияниями менялось к худшему и снова было хорошим.

Притязания Константинополя. Конечно, ожидать, чтобы все Поместные Церкви, подобно Сербской, бескорыстно берегли интересы Русской своей сестры навряд-ли можно было, особенно же со стороны Константинопольской. Она по первенству и председательству своему среди всех носит звание Вселенской. С падением руководящей роли Православной России среди всех церквей Вселенские патриархи почувствовали себя наследниками ее церковного авторитета и влияния в мире, особенно же с момента изгнания всех христиан из турецкой Азии, когда Патриархия едва удержалась в Константинополе при нескольких маленьких епархиях. Поправить свое положение она могла только распространяя свою власть главным образом на заграничную часть Русской Церкви. Принимая во внимание задачи Архиерейского Синода, мы поймем, до какой степени его существование иногда было неуместным для Вселенской Патриархии.

В 1922 г. Константинополь учредил свой экзархат в Европе во главе с м. Фиатирским и грамотами от 16 марта и 27 апр. 1923 г. и от 28 июня 1924 г. объявил соборного митрополита Западно-Европейских Церквей Евлогия неканоническим, не имеющим права управлять этими церквами, а также заявил, что Русская Церковь не может иметь в подчинении церкви вне пределов своего государства и все церкви в Японии, Китае и др. местах должны ему подчиняться. В ряде писем Синод и митрополит оспаривали эти притязания.

В июне 1923 г. Цареградский Патриархат прямо вторгается в пределы Русской Церкви и подчиняет себе русскую епархию Финляндии, как автономную Церковь. Оставляя без последствий протест Патриарха Тихона (дек. 1923) и правящего русского архиепископа, в угоду финляндскому правительству он рукополагает вопреки канонам подлинного лжеепископа Германа Аава (Перв. 6. Четв. 28).

В августе 1923 г. в таком же захватном порядке он подчиняет себе русскую епархию в Эстонии, как автономную Церковь.

В 1924 г. в самую тяжелую минуту жизни Русской Церкви, когда можно было рассчитывать на помощь старшого иерарха Вселенской Церкви, под влиянием большевиков и обновленцев Цареградская Патриархия проявила враждебные акты к Русской Церкви, признала осуждение патриарха собором обновленцев и домогалась его удаления, предлагая Патриарху Тихону отказаться от власти и упразднить патриаршество, и намеревалась отправить в Россию церковную комиссию для расследования. Патриарх особым посланием отверг такое незаконное вмешательство в дела Русской автокефальной Церкви.

Одновременно под тем же влиянием Цареградская Патриархия потребовала от двух русских архиепископов в Константинополе перехода в свою юрисдикцию, прекращения поминовения п. Тихона и подчинения Архиерейскому Синоду. А к Сербскому Патриарху она же обратилась с просьбой о закрытии Русского Заграничного Синода. Патриарх Сербский отказал, Патриарх Антиохийский категорически осудил такое вмешательство, как ни на чем не основанное и прискорбное.

В ноябре 1924 г. была признана автокефалия Польской Церкви, которою она целиком была отдана во власть своего правительства, врага православия. Это нарушение прав Русской Церкви было категорически осуждено патриархом Тихоном.

Председатель Архиерейского Синода м. Антоний, после того как в 1923 г., защищая Вселенскую Патриархию от выселения из Константинополя, подчеркивал пред президентом Лозаннской конференции значение этого патриархата для Православия, принужден был в феврале (4/17) 1925 г. писать скорбное послание цареградскому патр. Константину VI в таких выражениях: «До ныне я возвышал свой голос только для прославления вселенских патриархов, однако я не папист и помню, что кроме великих епископов церкви бывали там многие еретики, отлученные вместе с Онорием, папой римским. И вот к этому же пути ослушания Церкви и канонов склонились патриархи Мелетий и Григорий VII, которые выделили польские и финляндские епархии без согласия на то Патриарха Всероссийского по угодливости иноверным правительствам… М. Антоний просил отказаться от претензий на отторгнутые от Российского Патриархата пределы.

Но патриарх Василий III в 1928 г. разъясняет, что все православные эмигранты, проживающие вне своих материнских церквей, должны быть подчинены Цареградскому трону.

А патр. Фотий II в 1931 г. принимает в свою юрисдикцию русскую Западно-Европейскую епархию, часть Петроградской, и достигает теперь того, к чему стремился в 1922 г.

Наконец, в марте 1936 г. в том же незаконном порядке, Цареградский патриархат принимает в свою юрисдикцию русскую епархию и Латвии и ставит туда митроп. Августина.

В 1937 г. ставит епископа для Украинской Православной Церкви в Америке.

В это же время столь же энергично он проявляет свои захватные стремления в отношении диаспоры Сербской Церкви в разных странах. Объявляет Афонскую Гору исключительной собственностью Греческой Церкви и не допускает туда монахов славян, приводя их монастыри к упадку, ликвидации и захвату греками.

Воспользовавшись тяжелым положением Русской Церкви Константинопольский патриархат позволил себе вмешательство в ее дела и границы, не имея на то ни малейшего канонического основания. Напрасна его ссылка на одно правило (Четв. 28), по которому ему повинуются «сущие в варварских землях епископы», то есть устроители новых церквей вне Византийской империи, но подчиненных уже этому патриархату областей Понта, Асии и Фракии. Таково право и всех автокефальных церквей иметь вне своих границ миссии, которые подчинены им. Но каноны запрещают епископу «простирать свою власть на иную епархию, которая прежде и сначала не была под рукою его или его предшественников» (Трет. 8). Когда же Финляндия, Польша, Эстония, Латвия или приходы Западной Европы были под властью Цареградского патриархата? И когда в этих «варварских землях» епископы его юрисдикции устраивали новые церкви? Не захватывает ли Патриархат чужое достояние, которое ему никогда не принадлежало? Такой греческий папизм и Константинопольский империализм нарушает самую сердцевину и радость истинного устройства Вселенской Церкви как братского, апостольского союза равных и свободно самоуправляющихся Поместных церквей.

Об этом говорит то же правило (Трет. 8): «Да не вкрадывается под видом священнодействия надменность власти мирские, и да не утратим мало-помалу, неприметно той свободы, которую даровал нам Кровью Своею Господь».

Нормальное положение. За такую свободу от чужого вмешательства и захватов Московская Патриархия бессильна была бороться, сама находясь в плену, от которого, естественно, бегут другие. Взамен Всероссийской Церковной власти заграничный представитель ее, Собор и Синод Архиереев, твердо отстаивал все эти годы достояние и права Русской Церкви.

Всегда и везде все Автокефальные Церкви имели право и долг миссии вне своих границ и границ других автокефальных церквей и назначать туда своих епископов, и никогда это право у них не отнималось в пользу другой какой-либо Церкви. Русские епархии и приходы и миссии в Европе, в Америке, в Китае и в Японии никогда не были под рукой какой-либо патриархии, а были в подчинении Русскому Синоду.

И в последнее время, оторванные обстоятельствами войны и революции от своей Матери Церкви, заграничные ее части должны оставаться в составе ее и не могут подчиняться другим патриархатам самовольно, а также самочинно, без разрешения Русской Церкви устраивать автономии и автокефалии.

И другие Поместные Церкви и восточные Патриархаты не могут посягать на достояние автокефальной Российской Церкви.

Такова каноническая неоспоримая, устраняющая всякую анархию и беззаконие основа существования заграничной части Русской Церкви, которая имеет здесь свой епископат, чтобы осуществить в своем соборе общеепископскую власть и законно возглавить эту особую область Российской Церкви впредь до нормальных времен и канонического устройства в ней самой, за что заграничная часть также борется.

Чтобы не погрешить против св. канонов, Восточные Патриархи не только не могут посягать на русское достояние или принять его в подчинение без согласия Русской Церкви, но и принять какую-либо сторону в том внутреннем каноническом споре, который имеет последняя. Святые каноны и прошлый горький опыт с обновленчеством предупреждают такое вмешательство. Патриархи могут ошибаться в оценке русских церковных событий.

Окончательный суд над своими делами принадлежит самой Российской Поместной Церкви.

Отношения Восточных Патриархов к современной Московской Патриархии есть отношения равенства и даже старшинства и ни к чему их не обязывают. Не имея другого возглавления Российской Церкви, они имеют дело с этим. И в признании его на суде над ним они могут принять одинаковое участие, будучи приглашены для этого Российской Поместной Церковью. Таков закон автокефалии.

Однако наличие канонического спора между русскими внушает Восточным Патриархам по крайней мере осторожность, и они не могут своим авторитетом заставлять какую-либо часть Русской Церкви подчиняться современной Московской Патриархии, как это имело место летом 1945 г. в Иерусалиме в отношении к Русской Духовной Миссии.

Заграничная же часть Русской Церкви имеет твердое основание заявить, что современная Московская Патриархия есть неканоническое учреждение и не представляет Российской Церкви и недостойно занимает место среди канонических глав всех Православных Поместных Церквей и по грядущему суду Российского свободного Поместного Собора его неизбежно лишится.

Настроения и политика изменчивы. В настоящее время Константинопольский Патриархат утерял часть своих незаконных приобретений (Эстония, Латвия, Чехия) чисто явочным способом, советской военной оккупацией этих мест. В будущем он может пересмотреть и исправить и свои принципиальные позиции к торжеству мира, порядка и любви во Вселенской Церкви.

10. Экзархаты и Автономия

Если верность Русской Церкви для заграничной ее части заключается в том, чтобы оставаться в ее составе, но воздержаться от подчинения современной неканонической ее Патриархии впредь до того времени, когда Русская Церковь получит свободу и нормальную жизнь, то неверность ей, предполагая чисто логически, могла бы выразиться в трех направлениях:

1) уйти в юрисдикцию другой Поместной Церкви,

2) отделиться от Русской Церкви автокефалией или автономией,

3) подчиниться Сергиевской Патриархии.

Все эти три направления и осуществились в действительности.

Направление Архиерейского Синода является первоначальным и основоположным, и образование других течений могло произойти только путем раскола, отделением от него. Самого же Синода нельзя обвинить в расколе, потому что ему не было от кого откалываться, а главное, он не изменил себе, своему первоначальному курсу, чтобы быть причиной раскола и уступить другим свое первенство.

Невольно, кстати, напрашивается здесь один высший образец и одна параллель. Православную Вселенскую Церковь нельзя упрекнуть в расколе, как это пытается сделать Римская поместная церковь. Последняя изменила 8-й член Символа веры, внеся филиокве и нарушив равенство лиц Пресвятой Троицы, и 9-й член, нарушив главенством Папы равенство первых епископов всех самоуправляющихся Поместных Церквей, в братском апостольском союзе стоящих во главе единой, святой, соборной и апостольской Церкви. Папская Церковь изменила Православию, внеся в него то, чего оно не знало, и еще обвиняет Православную Церковь в расколе, сваливая вину с больной головы на здоровую.

Так, в данном случае, положение Архиерейского Синода в отношении к расколам оказалось принципиально выгодным и истинным, как верным самому себе и Русской Церкви, а расколы изобличили себя фактами своей истории.

Константинопольский Экзархат

Бывшая Западно-Европейская епархия юрисдикции Русского заграничного Архиерейского Собора и Синода ныне находится под юрисдикцией Константинопольского Патриарха, имеющего здесь успех в ряде многочисленных своих притязаний.

Епархия прошла извилистый путь.

Под Русским заграничным Управлением с окт. 1920 г. по 16 июня 1926 г.

Затем под Московской Патриархией м. Сергия с авг. 1927 г. по октябрь 1930 г.

Далее под Цареградским Патриархатом с 17 февр. 1931 г.

Снова под Московской Патриархией с 11 сент. 1945 г.

Наконец опять под Цареградским Патриархатом с 6 марта 1947 г.

Таким образом, только недавно епархия заняла пятую по счету позицию.

В заключительной стадии гражданской войны, в февр. 1920 г., будущий путевождь епархии, архиеп. Евлогий, был уже в Сербии и оттуда, после поездки в Европу по поручению Высш. Церковного Управления на Юге России сам попросил через Таврическ. архиеп. Димитрия, чтобы Высш. Церковное Управление назначило его на Западно-Европейскую Епархию. 1 окт. 1920 г. он был назначен временно управляющим этими заграничными церквами Петроградской Епархии. Однако настоятель парижской посольской церкви о. И. Смирнов желал иметь подтверждение этого назначения от центральной Российской Церковной власти, и по ходатайству финляндского архиепископа оно было получено. Патриарший Синод в Москве под председательством м. Евсевия 26 марта 1921 г. признал законными действия Высш. Церк. Управления и посчитался с фактом назначения арх. Евлогия в таких выражениях: «В силу состоявшегося постановления Высшего Церковного Управления заграницей считать… русские церкви в Западной Европе временно под управлением Преосвященного Евлогия».

В мае 1922 г. Патриарший Синод и Совет, закрывая Высшее Церковное Управление заграницей, сказали в указе, между прочим, следующее: «Принимая во внимание, что за назначением тем же управлением Преосвященного митрополита Евлогия заведующим русскими православными церквами заграницей, собственно, для Высшего Церковного Управления там не остается уже области, в которой оно могло бы проявить свою деятельность, означенное Высшее Церковное Управление упразднить, сохранив временно управление русскими заграничными приходами за митрополитом Евлогием и поручить ему представить соображения о порядке управления названными церквами» (Ц. Вед. сент. 1922).

Таким образом, Патриаршее управление предполагало, что оно устраняет заграничное управление не только за его политические выступления, но и за ненадобностью, так как для него нет области проявлять свою деятельность и потому признанные ранее права м. Евлогия покрывают права управления и даже не расширяясь, а оставаясь теми же, что и ранее. Управление патр. Тихона не знало, что в ведении заграничного управления состоит 9 епархий при 12 правящих и викарных архиереях.

Естественно, что м. Евлогий при наличии Собора епископов мог искать «соображений о порядке управления» только у него, тем более что в это время в России Патриарх был арестован и действовал сам по указу 7/20 ноября 1920 г., а на местах, потерявших связь с центром, согласно указу, епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти. И только в случае невозможности этого, то есть при своей полной изоляции и одиночестве «епархиальный архиерей воспринимает на себя всю полноту власти». (7/20 ноября 1920 г. № 362). За границей оказались выгоднейшие условия для самоуправления и законного устройства церковной власти, и м. Евлогий не мог иначе поступить, как только искать решений Собора Архиереев.

По поводу этого акта м. Евлогий подал Собору Архиереев 8 августа 1922 г. записку такого содержания: «Предлагаю теперь же закрыть означенное управление и немедленно всем собравшимся заграничным русским епископам приступить к организации нового центрального органа высшего церковного управления заграницей или к восстановлению старого, действовавшего до Карловацкого Собора». Вместе с Собором он и принял новое основание для организации Архиерейского Синода и подписал за председателя циркулярное извещение об этом 31 авг. / 13 сент. 1922 г. № 1. Он имел затем случаи еще ссылаться на этот указ 1920 г. как на действующий закон. (Проект о митроп. округах, май 1923 г.).

Тогда же, в 1922 г., 3/16 июля м. Евлогий писал м. Антонию: «Несомненно он дан был под давлением большевиков». И в 1925 г. (Веч. Вр. 25 апр. № 304) он писал: «Я за этим документом никакой обязательной силы не признаю, хотя бы он был и действительно написан и подписан Патриархом. Документ этот имеет характер политический, а не церковный. Вне пределов советского государства он не имеет значения и авторитета ни для кого и нигде». В послании к пастве 23 июня / 6 июля 1924 г. № 903 м. Евлогий доказывал пастве каноничность власти Собора и Синода за границей.

Однако соблазн единоличной власти мог явиться для м. Евлогия уже на последнем заседании Высш. Церковного Управления по вопросу о его упразднении (29 авг. / 1 сент. 1922 г.), когда один епископ (Вениамин) настаивал на «передаче полноты высшей церковной власти» именно ему. Двенадцать голосов, вместе с м. Евлогием, были против этого. Но все же с этого же момента м. Евлогий стал стремиться и к выяснению и к усилению своих прав и полномочий.

Начиная с 1922 г. м. Евлогий тайно от Синода посылает Патр. Тихону доклады, записки и проекты, направленные против м. Антония и Архиерейского Синода, то через Афины и Вену, то через Финляндию. В январе 1924 г. через архиепископа Финляндского он просит патр. Тихона об упразднении Архиерейского Синода и о подтверждении его прав. Просит также о перечислении Иерусалимской Духовной Миссии из ведения Синода в его епархию. О том же просил, обращаясь к м. Петру, в 1925 г. Но все многократные представления м. Евлогия Патриарх оставлял без последствий, хотя известно было, что он давал расписки в получении этих бумаг. До Синода доходили известия об этой переписке, но на заседаниях Синода и Собора м. Евлогий это отрицал.

В Синоде м. Евлогий систематически оставался при особом мнении. Получив епархию от своих собратий, он всячески стремился управлять ею без Собора и Синода епископов, расширить свои права и, создавая двоевластие, стал вносить в церковную жизнь путаницу. Архиерейский Собор, желая положить предел этим домогательствам в 1923 г., принял разработанный м. Евлогием проект Западно-Европейского митрополичьего округа, дав ему почти автономию.

Но м. Евлогий позволял себе вторгаться в область других церковных органов и епархиальных архиереев. С благословения м. Антония, в Австралии открывается церковная община и она включается в юрисдикцию Архиерейского Синода, м. Евлогий, без согласия его, вторгается туда. Также и Парагвай и Уругвай. Финляндия — автономная епархия с 1918 г. М. Евлогий разрешает там открывать от себя приходы без согласия правящего епископа и призывает финляндскую паству подчиниться лжеепископу Герману (12 февр. 1926 г.), категорически отвергнутому патр. Тихоном и русским епископатом (28 дек. 1923 г., 27 окт. 1925 г.). И нужно к этому добавить, что много позже бежавший из России в Персию обновленческий «митрополит» Василий Смелов с женою и двумя дочерями, отвергнутый там архимандритом Русской Духовной Миссии Архиерейского Синода, был принят «ничтоже сумняся» м. Евлогием (22 окт. 1933. № 1891) с поручением «начать с далекой Персии дело устроения Церкви Христовой», как будто там до сего времени и не было русского православного прихода.

Он постоянно сносится с органами и должностными лицами, подчиненными Архиерейскому Синоду и другим правящим епархиальным архиереям помимо их. Выступает с церковными посланиями в качестве главы Заграничной Церкви, не будучи уполномоченным на это и не будучи признан таковым епископатом. Делает распоряжения общецерковного характера, не входя в соглашение с высшей церковной властью Архиерейского Собора и Синода.

По праву Высшей церковной власти, которая и назначила м. Евлогия на часть Петроградской епархии и создала из нее митрополию, Архиерейский Синод нашел необходимым, для пользы Церкви, отделить от последней шесть приходов Германии в самостоятельную епархию, и это явилось поводом для м. Евлогия порвать с Собором Епископов.

Указ патр. Тихона о расширении прав викарных епископов был бесцеремонно пренебрегаем м. Евлогием, и когда Архиерейский Синод потребовал его исполнения, м. Евлогий официальным письмом открыто и резко отказал его опубликовать и исполнить. Это окончательно побудило Архиерейский Собор освободить германское викариатство с его еп. Тихоном от власти м. Евлогия, как деспотической.

16/29 июня 1926 г. м. Евлогий покинул заседание Собора Архиереев, потому что последний отказался рассмотреть этот вопрос в первую очередь.

Выход епископа из повиновения Архиерейскому Собору только потому, что последний вынес неугодное ему решение, есть недопустимый путь церковной анархии, поступок антидисциплинарный и антиканонический.

Теперь м. Евлогий начал спор о полномочиях Синода и наконец высказал свои тайные мысли, к осуществлению которых стремился в течение четырех лет. «22 апр. / 5 мая 1922 г., после осуждения Патриархом Карловацкого Собора, — говорит м. Евлогий, — мои церковные полномочия не только были подтверждены, но и значительно усилены и расширены: мне предписывалось закрыть существовавшее тогда в Карловцах Заграничное Церковное Управление, взять в свои руки все русские церкви и о порядке управления ими представить свои соображения. Этим указом мне, собственно говоря, передавалась вся власть над русскими православными церквами заграницей» (Посл. 6/19 авг. 1926 г.).

В дальнейшей полемике м. Евлогий выставил себя равной с Собором стороной (26 ноябр. 1926 г.), на что Председатель Синода, м. Антоний, ответил уже так: «Ваше заявление, что Вы считаете себя и Архиерейский Собор равными сторонами, Архиерейский Синод признает кощунственным. Не только кто-либо из архиереев, но даже Патриарх не может становится в положение, равное Собору Архиереев» (Ц. Вед. 1-15 янв. 1927 г.).

Цель Архиерейского Собора, открыто им исповедуемая от начала, — это объединить все епархии и духовные миссии за границей в одно целое (Посл. 27 авг. 1927 г.). На то он и Архиерейский Собор за границей. М. Евлогий считал тогда со своей стороны необходимым «ограничить незаконные, по его мнению, притязания Карловацкого Синода на захват всей полноты церковной власти над всей Зарубежной Российской Православной Церковью» (Цер. Вестн. № 6-7. 1930 г.). Во имя чего же? Во имя свое, своих личных притязаний, которые он считал законными по якобы точному смыслу указа 1922 г. «Попытка выбросить из исторического обращения ясный и не допускающий никаких кривотолков московский указ 1922 г. только потому, что он кому-то неприятен, является произвольной и незаконной» (Обращ. 6 авг. 1926 г.), — говорит он. Но попытка выбросить из исторического обращения наличие целого собора епископов за границей, закон той же Московской Патриархии 1920 г., который в это время, по условиям жизни, входил в силу, неканонические мотивы закрытия В. Ц. Управления, заведомое насилие большевиков и пленение Патриарха, указы которого поэтому теряют юридическую силу и авторитет, наконец, заведомое непонимание Московской Патриархией заграничной обстановки разве является законной и произвольной? Да почему же это? Только потому именно, что она приятна одному епископу и дает будто бы возможность ему одному противопоставить себя целому Собору даже через четыре года. Таким образом, независимо от слов и устных заверений, м. Евлогий на деле отверг канонический принцип соборности, почитая себя равной стороной с Собором Архиереев и разрушая церковную власть. Но это вовсе не спор равных сторон, а непослушание одного из иерархов Архиерейскому Собору, как власти церковной (Опред. Арх. Синода 25-26 ноября 1926 г.).

По поводу ухода с Собора м. Антоний писал м. Евлогию: «Свой уход с Собора Вы стараетесь всячески оправдать; но Вы не впервые прибегаете к такой мере воздействия на Собор; это было на соборах в 1922 г., 1923 г. и 1924 г. и в России практиковали» (17-30 авг. 1926 г. № 1001).

Интересные факты для характеристики личности. Оставив Собор епископов в июне 1926 г., м. Евлогий, по опыту прежних закулисных действий, спешит предупредить события. За неделю ранее до опубликования и получения акта об отделении германской епархии от митрополии он рассылает в германские приходы циркуляры о неподчинении Синоду. Однако 4/17 авг. он вдруг посылает письменное заявление о признании канонической судебно-административной власти Архиерейского Собора и делегирует двух викарных епископов для улажения несогласия и с выражением сожаления о своем уходе из Собора. Но не ожидая ответа и решения Собора, он, к смущению последнего и своих делегатов, выпускает 6/19 авг. вышеуказанное обращение к пастве, утверждающее его исключительные права и по оскорбительным для Синода выпадам целиком аннулирующее только что сделанные шаги к миру. Вслед за этим, все еще не имея ответа от Синода, он поспешно выезжает в Германию, посещает германские приходы и старается возбудить их против высшей церковной власти.

В подавляющем большинстве многочисленного собора епископов (их было до 35) м. Евлогий, за исключением двух-трех своих викариев, не имел сторонников. Архиереи, пребывающие на своих кафедрах, были почитаемы своими паствами, но и уважаемы в своем братском союзе епископов. От последнего м. Евлогий имел единодушный отпор, потому что здесь отлично разбирались в его психологии, понимали истинный дух его домогательств и знали о методах его действий. Таким образом, м. Евлогию оставалось опираться только на почитание своей паствы. Добиться у нее признания и утверждения своих особых полномочий можно было только агитацией.

Обращения к пастве, студенческие съезды, ряд благочинических собраний, клир и миряне, вовлеченные в спор между иерархами, невежественная в церковно-канонических вопросах интеллигенция, проповеди, доклады, принятие и поощрение адресов, печать, льющая ушаты грязи, клеветы, лжи, инсинуаций, — все в Западно-Европейской епархии было приведено в движение против Архиерейского Собора. Руководители студенческих и других собраний именуют м. Евлогия исповедником, страдальцем и главой Зарубежной Церкви, хотя последним ни один епископ этой церкви его не считал. М. Евлогий не протестовал. Он сам разжигал церковную смуту, подстрекая духовенство и паству к неповиновению Синоду, борясь за личную власть и влияние против того учреждения, которое мешало осуществлению его честолюбивых мыслей. Налицо отпадение м. Евлогия от Собора иерархов, прежде признавшегося им, и открытый бунт против этого Собора. И он сам изобличает себя всеми противоречиями своих поступков, самочинием, дипломатией и хитростями.

Еп. Тихона, назначенного Собором в Германию, он самоуправно отстраняет от должности и единолично запрещает в священнослужении. Это может делать только Собор, и м. Евлогий когда-то сам требовал соборного суда над американскими «церковными бунтарями» еп. Александром, еп. Стефаном и м. Платоном (письма м. Антонию 14 дек. 1922 г. и 11 февр. 1923 г.). Тогда же вместе с Собором запрещал свящ. Зноско, а теперь единолично разрешает запрещенному Собором прот. Прозорову священнослужение. Единственно канонической для таких действий власти Собора для него больше не существует. После объявления себя равной Собору стороной он уже действительно является и похитителем общеепископской власти.

Прежде он был противником подчинения заграничных частей Русской Церкви другим Поместным Церквам. Теперь стоит с определенными целями за подчинение тех, которые находятся на территории этих церквей. Уже после закрытия Высш. Церков. Управления м. Евлогий на притязания Вселенского Патриарха в 1923 и в 1924 гг. (28 март. № 332 и 10 июля № 978) отвечал защитой позиций Архиерейского Синода и писал следующее: «Все эти церкви становятся в настоящее время русскими метохами в пределах новой Православной Церкви в Чехии, и положение их является тождественным с положением Русской Духовной Миссии и ее храмов в Палестине, а также с современным положением русских приходов в Константинополе, Сербии и в других православных странах». Теперь м. Евлогий проповедует самостоятельность только русских приходов вне этих стран, то есть, например, его приходов, а приходам, непосредственно подчиненным Архиерейскому Синоду и находящимся главным образом на территориях других православных церквей, рекомендует подчиниться этим церквам. Таким образом, его цель — уничтожить значение Синода вместе с уничтожением его собственной центральной епархии. М. Евлогию стыдно только Сербии, которая своим авторитетом и защитой поддерживает Архиерейский Собор, а то бы он не считался бы с ним и одного дня, не придавая ему его собственного центрального и объединяющего значения для Заграничной Церкви, а всецело пытался бы сосредоточить ее около себя. Он хочет угодить Сербской и другим Поместным Церквам, жертвуя им русскими приходами, только бы нанести удар Синоду и повысить свое значение. Он теперь за раздробление заграничной части Русской Церкви на множество отдельных самостоятельных организмов, чтобы по частям, по прежнему методу, подбирать их в свою юрисдикцию.

Семь месяцев продолжалась полемика между Архиерейским Синодом и м. Евлогием с острыми переживаниями, во всяком случае для Западно-Европейской епархии, и 13/20 янв. 1927 г. Архиерейский Синод постановил предать м. Евлогия суду священного Собора, отстранить его от управления епархией, назначить другого епископа, и запретить впредь до суда в священнослужении (Окр. посл. 22 янв. / 4 февр. 1927 г. № 114).

Нельзя упрекнуть Архиерейский Синод в поспешности действий, в недостатке терпения, в излишней строгости или в невыполнении долга или в стремлении к расколу. Надо было много мужества, чтобы еще раз не уступить м. Евлогию и чтобы решиться на прещения и потерю большой епархии и на перенесение огорчений от парижской разнузданности.

Случаев самовластия и непослушания м. Евлогия Архиерейский Собор имел более двадцати. Пусть теперь не понимают правды, но ее надлежит исполнить в ожидании будущего суда истории, более полного и беспристрастного.

Таким образом, незаконное по своим мотивам распоряжение Российского Патриаршего управления об упразднении заграничного было здесь причиною раскола. Ошибочные, компромиссные, вызванные насилием большевиков действия Патриархии, вызвали и здесь такие же последствия, как в России. И здесь явился соблазн власти для одного епископа с пренебрежением власти Собора.

Прещения того Собора епископов, в которому известный епископ сам принадлежал и из которого вышел по своеволию, имеют непреодолимую каноническую силу, кроме только покаяния и возвращения к послушанию. Нельзя и другим епископам принять его без разрешения первых. Чтобы удержать какую-либо долю или форму канонического, церковно-законного существования, м. Евлогий, естественно, тотчас бросается к защите глав других Поместных Церквей. Еще весной 1926 г м. Евлогий не помышлял о возможности такого обращения и писал Варшавскому м. Дионисию 5/18 мая (№ 736. Воск. чт. № 24): «Обращение же к Константинопольскому Патриарху и участие последнего в этом деле (разумеется для устроения Прав. ц. в Польше) я признаю, при всем моем глубоком уважении к высокому положению этого православного первоиерарха, неправильным и вижу в этом неоправдываемый канонами акт вмешательства его во внутренние дела Автокефальной Русской Церкви».

Вселенский Патриарх, в 1923-24 гг. объявивший м. Евлогия неканоническим и не упоминавший его титула, теперь (18 июня 1927 г.) поощряет его и осуждает действия Синода. Александрийский Патриарх, бывший Вселенским, и Элладский Митрополит дают такие же грамоты (апр.-май), руководясь политическими влияниями и враждуя также с объединяющей идеей Русской Церкви заграницей.

Но путь, выбранный м. Евлогием, был опасным для него. В то время как Архиерейский Синод принял упразднение Высш. Церк. Управления как противозаконное и продиктованное большевицким насилием, м. Евлогий, сосредоточивая внимание на своих полномочиях, получаемых в этом упразднении, принужден был теперь естественно отбросить мысль о насилии безбожников и признать этот акт делом свободного волеизъявления Московской Патриархии, утверждать свою подчиненность ей и впредь и отрицать право Синода базироваться на указе 1920 г. Эта опора на Московскую Церковную власть и «заветы Патриарха Тихона», упоминаемые теперь ежечасно, была, конечно, неискренней и была с тайной надеждой, что фактически эта власть не осуществится и останется фикцией, но только чтобы освободиться от контроля Архиерейского Синода и расширить свои собственные права. Однако он усердно взялся утверждать свою новую каноническую базу, по его мнению, бесспорную и единственную и выкопал себе яму, в которую и упал с чрезвычайным эффектом.

Первое подчинение Москве. В то время, когда 5/18 июня 1927 г. м. Евлогий писал пастве: «Мы хотим оставаться до конца верными не на словах, а на деле, заветам Отца нашего Св. Патриарха Тихона — Исповедника…, мы будем послушными исполнителями его законных преемников», (Ц. Вестн. № 1), м. Сергий в России готовил свою декларацию 16/29 июля. За две недели раньше до ее выпуска, 1/14 июля, он послал указ (№ 93) м. Евлогию с предложением ему и через его посредство всем архипастырям и пастырям заграницей дать подписку о лояльности советскому правительству. В противном случае не давшие увольняются из ведения Московской Патриархии. Путевождь Зап.-Европейской епархии на слишком тяжелом условии получал теперь подтверждение своих полномочий, но деваться было некуда. Сам он и его викарные послали отказ от «политических выступлений» в Москву, заявления пастырей «хранятся в его канцелярии», а списки всего духовенства, выдавшего эти обязательства, сообщены также в Москву (М. Сергий, дек. 1927 г., 8 июля 1928 г. М. Евлогий, 20 окт. 1927 г. Ц. Вестн. апр. 1931 г.).

Настроение же всей паствы рисуется им самим так: «Создается общее отрицательное отношение не только к личности м. Сергия, но и к его делу». А позже он описывает его м. Сергию такими словами: «Вы не знаете, какое волнение и даже негодование вызвало в ней в свое время Ваше предложение мне и вверенному мне духовенству о выражении лояльности советской власти… Мне стоило больших усилий успокоить это волнение» (20 окт. 1927 г. 8 июля 1930 г.). Но спрашивается, для чего и кому нужно было это подчинение Москве, это нравственное насилие над совестью пастырей и паствы, по эмигрантской природе своей враждебных советской власти? Абсолютно ни для кого во всей эмиграции, кроме одного м. Евлогия, которому нужно было поправить теперь свое неканоническое положение (нужно заметить, таким же самого м. Сергия) и на деле оправдать уже занятую ложную позицию. Беда подстерегала его, когда он порывал с Архиерейским Синодом, становясь уже до конца на ошибочный путь, ибо ошибка рождала ошибку.

Но любопытно то, что при всеобщем возмущении это решение о подчинении Москве также прошло через епархиальное собрание, как и о расколе с Синодом. Как всегда, оказалось слишком мало героев, которые бы пошли против неправды начальства, мало принципов, мало знаний, и совсем нет в своей среде близких других руководителей, за которыми бы можно было пойти. За неправду, которая агитацией опутала клир и паству, и за бессильное возмущение экспериментами над собою, епархия достойна, конечно, жалости, а не осуждения. В то время, когда Архиерейский Собор заграницей присоединяется к Духовному Собору епископов России и вместе с ним осуждает действия м. Сергия как неканонические, в это именно время м. Евлогий признает для себя единственной канонической опорой подчинение ему. Если за границей это никому не было нужно, кроме м. Евлогия, то в России оно в то время не нужно было даже м. Сергию, а только одному ГПУ. Совершив грех разрыва с заграничным епископатом, м. Евлогий вошел в подчинение м. Сергию, который совершил в это время такой же грех. Объединились два нарушителя общеепископской власти. Зарубежная Церковь болела с Матерью-Церковью одними болезнями. Но там и здесь налицо здоровое направление, которое боролось с болезнью времени, возникшей в условиях новой жизни Церкви. Порвав общение с собратьями заграницей, м. Евлогий, с признанием м. Сергия, порвал таковое же с епископами мучениками, узниками и исповедниками в России, верными тихоновцами, отвергшими поработительные для Церкви условия легализации.

Давая подписку о лояльности советской власти, врагу Церкви, м. Евлогий вовлекается в блуд м. Сергия, вызвавший в России всеобщее возмущение.

Когда м. Сергий послал свое предложение за границу, заключенное духовенство задавало себе вопрос: неужели кто-нибудь клюнет на эту удочку? И нашелся тот, кто клюнул. Тогда это вызвало только общую горькую иронию (Мих. свящ. Пол. ц. в Сов. Рос. 114 стр. 1931 г.). А ирония там бывала жестокой. Так, с получением известия, что Иерусалимский Патриарх Дамиан признал обновленцев, один заключенный старик, архиепископ, сказал с негодованием: «Демьян Бедный…»

Подобно м. Сергию, м. Евлогий не признал действия постановления 1920 г. и боролся за единоличные права против общеепископской власти. Это маленький м. Сергий за границей.

Очевидно, что такой противоестественный союз был тяжким бременем и непосильным рабством для свободной части Русской Церкви. 4 янв. 1928 г. м. Сергий требует объяснений по поводу панихиды по жертвам революции в кафедральном парижском храме и как это «согласуется с обязательством не участвовать в политических выступлениях». 5 авг. он снова запрашивает о панихиде по только-что казненным в России отдельным известным лицам. 15 окт. он запрашивает о содержании какого-то послания м. Евлогия к пастве и рекомендует лучше давать их впредь «для одобрения», в Патриархию. В 1929 г. во всех странах Западной Европы поднялась волна протеста против религиозных преследований в России. М. Евлогий сначала участвует по этому поводу на протестантском Собрании в Париже, а потом 16 марта 1930 г. в Вестминстерском аббатстве в Англии. 4 апреля м. Сергий требует снова объяснений по поводу этого «политического выступления». 7/30 июня 1930 г. отрешает его от управления епархией, а 24 декабря запрещает его, вместе с викариями, в священнослужении впредь до суда и раскаяния.

В своем ответе Патриархии м. Евлогий 26 ноября 1930 г. пишет наконец: «У нас нет другого исхода, как упереться на этот указ (20 ноября 1920 г.), чтобы оградить свободу церковной жизни от политических влияний». Но 20 мая 1931 г. получает запрещение в священнослужении на себя, викариев и на все духовенство за неподчинение его распоряжениям. В это время м. Евлогий был уже в юрисдикции Константинопольского Патриарха.

Во всем своем заграничном выступлении м. Сергий демонстрирует свою крайнюю и очевидную преступность. На соответствующее место в обвинительном заключении против него, как его «действие в пользу врагов Церкви», нужно поставить совершенно антиканоническое требование, с угрозой исключения из клира, подписки о лояльности советской власти заграничного духовенства, запрет совершать молитвы о прекращении гонений на Русскую Церковь и панихид по жертвам советского террора. Это полное предательство интересов Церкви. Не только он сам не исповедует правды, но еще другим, свободным, запрещает это делать. Такое сотрудничество с безбожной властью, вплоть до жертв всякой правдой, глубоко безнравственно.

Поэтому эти требования его должны быть категорически отвергнуты в самом начале м. Евлогием, и он напрасно, только для укрепления собственных полномочий, стал и так долго держался на этом пути компромиссов с м. Сергием, а через него с богоборной властью.

Таким образом, из этого горького опыта очевидно, что политический мотив закрытия Высш. Церковн. Управления в 1922 г. был настолько незаконным и недостаточным, что м. Евлогий никогда, не только через 4, но и через 10 лет, не мог предъявить своих полномочий на власть и должен был считать их несуществующими. Немного больше политики (Карловацкий Собор 1921 г.), немного меньше политики (участие в молитвах о прекращении гонений) — для большевиков одинаково преступно. Им нужна определенная политика — в пользу их. М. Евлогий соблазнился своими полномочиями, полученными из Москвы, воспользовался ими, и вот сам закрыт, по тем же политическим мотивам, как Высш. Церк. Управление. Он довольно поздно стал считать беззаконием существование Управления или Синода после его закрытия Москвой. Но это только для Синода. Себе же он позволяет теперь также не повиноваться Москве. Снова выступает 29 июня 1930 г. замечательное епархиальное собрание, это единственная высшая инстанция власти м. Евлогия, по поводу устранения его Патриархией и постановляет: «Наступил фактический перерыв нормальных административных сношений с высшей церковной властью в России, и прекратилась возможность получать от последней свободные волеизъявления… и поэтому наступил момент подчиниться указаниям от 20 ноября 1920 г. и, не порывая духовной и канонической связи с Матерью, Всероссийской Церковью, в вере, молитве и любви, впредь до восстановления нормального положения, правящему епископу м. Евлогию воспринять полноту власти по вверенной ему епархии» (Ц. Вест. № 8, 1930 г.).

Три года бедная епархия мучилась, чтобы вынести наконец справедливое решение, дословно списавши июльское постановление 1927 г. Архиерейского Синода. Только по смыслу указа 1920 г. полноту власти м. Евлогий опять-таки не мог принять, если имелись налицо другие епархиальные архиереи в той же Русской Церкви. Надо бы было поспешить к ним в союз для организации снова инстанции высшей церковной власти, если только возвращение к этому указу и вообще какое-либо церковное решение было серьезным.

За отступление от Архиерейского Синода м. Евлогий был наказан жестоко, ошибочность его пути оказалась доказанной с очевидностью, как и правота и законность действий Архиерейского Синода. Он произнес над собою свой собственный суд своими поступками, противоречиями своей деятельности, попавши в ловушку, которую сам себе расставил. Его грехи упали на его голову.

Но, главное, каноничность его власти, былые права его на управление были потеряны полностью. М. Евлогий был устранен теми двумя носителями церковной власти, которым он сам добровольно подчинялся; сознательное же подчинение власти обязывает подчиняющегося к покорности и послушанию. Он уволен и запрещен Собором заграничных епископов 1927 г. и центральной властью в России м. Сергия в 1930 г. Если же он не признает ни той и ни другой власти заведомо высшей, чем его, от которой, как той, так и другой, он сам черпал свои полномочия и назначения, то он самочинник. Назначение он принимает, а устранения или какого-либо послушания от них он не принимает.

Дважды запрещенный от высшей церковной власти, он увидел, что «полнота власти» по указу 1920 г. является для него только более очевидным его своеволием и ничем другим. События, случившиеся с ним, оправдали путь Архиерейского Синода и низринули его притязания на власть в ничто, и теперь оставалось только признать это мужественно и твердо и, устыдившись своих грехов и неправды, покаяться и вернуться в состав Собора. Но он был не духовных масштабов м. Сергия, который, сделав очевидную ошибку на обновленцах, снял клобук и мантию и всенародно покаялся. С необыкновенной легкостью и быстротой м. Евлогий перешел в третью юрисдикцию, ища защиты и утверждения там, где только и ждали признания своих особых прав над всеми церквами рассеяния.

Первое подчинение Константинополю. Конечно, охотно внимая просьбам м. Евлогия, Вселенский Патриарх Фотий грамотой от 17 февраля 1931 г. объявляет, что устроена «временная Патриаршая наша Российская Православная в Европе экзархия». При этом совершенно не объясняется, почему она временная: потому ли что епархия эта будет возвращена Русской Церкви, как только настанет к тому подходящее время, или потому, что она перейдет потом в постоянное управление греческого экзарха в Европе. Во всяком случае м. Евлогий это понимает по-своему. В послании к пастве от 25 февраля он пишет: «Рассеялась темная туча, нависшая было над нашей епархией… новое тяжелое испытание пришло к разрешению… Вселенский Патриарх принял наши заграничные Православные Русские Церкви… этот новый порядок имеет временный характер. Когда восстановится общепризнанная центральная церковная власть Русской Православной Церкви, мы вновь вернемся к прежнему положению». Так оно потом и вышло, явочным порядком, независимо от разрешения Патриархии. Попутчик для всех ненадежный.

Однако история Православной Церкви не знает такого прецедента двойственной юрисдикции, чтобы Митрополит, являясь экзархом одного Патриарха в своей прежней епархии, в то же время считал ее составной частью независимой от этого патриарха другой Поместной Церкви. Положение явно антиканоническое. Русские иерархи и приходы, перешедшие в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, канонически стоят вне Русской Церкви, ибо одновременно нельзя подчиняться двум юрисдикциям. По святым канонам Константинопольский Патриархат не мог притязать на чужие епархии, как уже сказано, и не мог принять запрещенного другим иерархом, если он считал Московскую Патриархию законной. С другой стороны, русские епископы, пастыри и приходы не могут самовольно выходить из состава своей церкви и присоединяться к другой. Произошло каноническое правонарушение, как со стороны епархии, так и со стороны Вселенского Престола. Священные правила допускают перемену юрисдикции только с согласия той церковной власти, к которой до перехода в новую принадлежал этот иерарх и его приходы (Карф. 24, 3). Всякое же нарушение прав автокефалии и вмешательство в дела другой церкви признается недействительным (Трет. 8) и угрожает «приличным наказанием через немедленное извержение из своего чина Святым Собором» (Ант. 13).

Таким образом, русский экзархат Константинопольского Патриархата в Западной Европе есть учреждение неканоническое, с какой бы стороны мы на это дело ни посмотрели. Если же Вселенский Патриархат твердо стоит на идее своей власти над всеми церквами рассеяния, то русский экзархат он мог установить на открыто предъявленном условии подчиняться ему навсегда. Но этой определенности не было, потому ли, что сам Патриархат стал сомневаться в каноничности своих притязаний, или потому, что сомневался в возможности их осуществления таким прямым путем. Во всяком случае это учреждение незыблемо остается на своем неканоническом основании.

Однако те, кто лишились всякого собственного законного существования, были рады, что прикрылись чужой законностью и нашли пристанище в чужом дворе. Ради собственного, хотя бы по форме канонического существования, в виде подчинения вообще какой-либо высшей церковной власти и избавления от обвинения в самочинном попрании всякой верховной власти, бедная епархия принуждена была пожертвовать всеми принципами, за которые прежде боролась и которым теперь так жестоко изменила.

Патриарх Тихон, заветами которого так долго хвалился м. Евлогий, Заграничный Собор Архиереев, в котором состоял он, наконец сам м. Евлогий в 1922 г. и 1923 г., и еще в 1926 году, столько боролись против захватнических действий и стремлений Греческого Патриарха, и вот, теперь сами русские люди, и прежде всего в лице руководителя Западно-Европейской Епархии, поддерживают и утверждают несправедливые и незаконные притязания и прошлые действия тех, кто воспользовался тяжким положением Русской Церкви, нанес ей большие огорчения и покусился на ее достояние. Что это все русские и православные люди и таковыми остались, это верно, но что это не по-русски и не в русских церковных интересах действовали и стали на ложный путь, это также верно и также непохвально.

Однако история бы осудила спорящие русские стороны, если бы они не сделали попыток к примирению и соединению. Архиерейский Собор был рад 28 авг. 1934 г. снять прещения, наложенные на м. Евлогия и его викариев. М. Евлогий в письме своем к м. Антонию от 17/30 марта писал, что готов признать, что в защите своей правоты ему быть может не следовало прибегать в 1926 г. к оставлению Собора, что он очень жалеет об этом и просит простить его и снять с него и его клира наложенные прещения. Но, получив желаемое, м. Евлогий, в своем послании к пастве от 11/24 сентября, также выражает радость, что снято прещение, «хотя и незаконно наложенное» и далее уже выражает неудовольствие, что оно не снято, «как не бывшее» и, наконец, утверждает, что «принципиальные основы нашего церковного положения остаются незыблемыми и непоколебимыми». Таким образом, если это была только дипломатия, то на этот раз она вышла довольно удачной: и запрещение снято, и единения не состоялось.

Но вот 6/19 ноября 1935 г. от имени Архиереев Синода и м. Евлогия появилось необыкновенное совместное послание ко всей русской пастве, в рассеянии сущей. Оно возвещает, что глава Сербской Церкви Патриарх Варнава, ища путей к восстановлению русского церковного единства за границей, пригласил четырех иерархов главных областей на совещание, которое и решило создать четыре митрополичьих округа, «прочно объединенных в общем центре — Соборе Заграничных Русских иерархов и его исполнительном органе Св. Синоде». «Взыщите мира и пожените его» (Псал. 33, 15), — провозглашают иерархи ко всеобщей радости.

На первом совещании м. Евлогий выражает готовность соединиться со всеми частями Русской Церкви за рубежом, если на то последует благословение Вселенского Патриарха. Сербский патриарх предлагает свое посредничество в этом, и м. Евлогий принимает его с благодарностью. На последнем заседании м. Евлогий, хотя и не хочет сам просить Вселенского Патриарха об освобождении его от звания экзарха, но обещает явить ему послушание и подчиниться. Наконец, после совещания, появляется в печати (Ц. В. февр. 1936 г.) письмо его к Вселенскому Патриарху с просьбой не отпускать его из своей юрисдикции. Снова на епархиальном собрании уже ярко выраженному стремлению паствы к церковному единству были противопоставлены доклады Епархиального Совета и выступление самого м. Евлогия, который полностью отрекается от работы по восстановлению мира и единства, в которой сам же принимал участие.

Второе подчинение Москве. Осенью 1944 г. м. Евлогий через советского посла в Париже вступил в переписку с Московским Патриархом и заявил о своей готовности немедленно воссоединиться. О своем начинании митр. не осведомил никого из епархиального управления, желая поставить всех пред совершившимся фактом. Уже после сделанных шагов на собрании духовенства и на заявленные протесты он ответил, что таково его решение как митрополита. В ожидании приезда в Париж московской делегации м. Николая он дает печати интервью, в котором говорит, что он был против Венского совещания карловацких архиереев. С избранием патр. Алексия он издал указ по приходам о поминовении его на литургии как законного главу Церкви. Вопрос об отношениях с Вселенским Патриархом — «вопрос многочисленной моей паствы: собственное сердце мое открыто, без лукавства, вот оно — помыслы мои на родине, с тех пор как я узнал, что Церковь на родной земле восстановлена и свободна» (Р. Нов. № 14. 19 авг. 1945 г.).

29 авг. состоялось информационное собрание духовенства с докладом м. Николая. Несмотря на смелые возражения виднейших членов собрания против подчинения Москве, м. Евлогий диктаторски прервал прения и решительно объявил о подчинении. 30 авг. он послал телеграмму Патриарху Константинопольскому, прося благословения на возвращение его епархии в Русскую Церковь. На просьбу ответить немедленно телеграфом ответа не последовало. М. Николай заверил, что Вселенский престол в переговорах с Москвой уже якобы дал на это согласие, и 2 сентября литургия торжественно запечатлела единение.

11 сент. Московской Патриархией дан указ о воссоединении Западно-Европейской епархии и образовании из нее Московского экзархата.

Хотя м. Евлогий ушел из юрисдикции Константинополя, не получив на это согласия, но поскольку Вселенский Престол своего согласия на уход его еще не дал, м. Евлогий остался одновременно и его экзархом, и в соответствии с этим 2 окт. (№ 477) издал циркулярное сообщение о включении экзархата в Московскую юрисдикцию и распоряжение продолжать поминать его за богослужением экзархом Патриарха Вселенского. Это «сложное» положение должно было продолжаться до получения канонического отпуска от последнего, которому м. Евлогий направил того же числа доклад с соответствующей просьбой. Это двусмысленное пребывание одновременно в двух юрисдикциях среди церковной смуты и споров продолжалось почти год.

Рано утром 8 авг. 1945 г. м. Евлогий скончался. 9 авг. Московская Патриархия известила Патриарха Вселенского телеграммой, что она «определила считать временную юрисдикцию Святейшего Вселенского Престола над Западно-Европейскими русскими приходами прекратившейся». 12 авг. специально на похороны прибывший московский делегат м. Григорий отпевает усопшего в сослужении всех прочих иерархов, вошедших теперь в московскую юрисдикцию.

Согласно письменному завещанию почившего, в управление экзархатом вступил викарный архиеп. Владимир, но 14 авг. м. Григорий вручил ему указ Москвы, что на место почившего назначается экзархом м. Серафим Лукьянов. Ссылаясь на ожидание решений Вселенского Патриарха, арх. Владимир принял этот указ к сведению, но не к исполнению. Патр. Алексий призвал арх. Владимира к повиновению телеграммой и паству посланием, но безуспешно. Большинство оказалось против подчинения Москве.

Второе подчинение Константинополю. 16 окт. состоялось епархиальное собрание, которое постановило «не принимать к исполнению указа Московской Патриархии, неканонически посягающего на упразднение над нами власти Вселенского Патриарха». Таким образом, все действия м. Евлогия объявляются «как не бывшия», как будто не от него исходила инициатива этих «неканонических посягательств». А за это время были и такие с разрешения Патриархии действия (24 февр. 1946 г.), как хиротония архим. Никона Греве во епископа Сергиевского по имени подмосковного Сергиевского Посада. Это было действительное подчинение Московской Патриархии и пребывание в ее юрисдикции.

Впрочем, важно то, что епархиальное собрание, не пойдя за своим вождем, в деликатной форме наконец полностью, хотя и посмертно, его осудило, и открыто судит тех, кому пришлось похоронить его. Митрополиты Сергий и Евлогий, через 15 лет после разрыва, снова соединились. Бог да будет им, как и всем, Судья Милостивый, но на земле пути их были неправы. Они не могут сказать своим паствам, вместе с апостолом: «Слово наше к вам не было то да, то нет». Слово их было то «да, да», то «нет, нет». Только учитель и старец их м. Антоний предстал пред Богом в прямоте и чистоте своего служения правде Божией.

Епархиальное собрание выразило немалые симпатии Председателю Архиерейского Синода, м. Анастасию, и выразило свое «искреннее желание пребывать в молитвенном литургическом общении и братском сотрудничестве с Российскою Церковью и всеми русскими церковными образованиями, находящимися ныне вне ее пределов».

Резолюция собрания ничего не говорит уже о возможном будущем возвращении в Русскую Церковь, о продолжении пребывания в ее составе, но говорит о каком-то равном братском общении и сотрудничестве с нею. Если экзархат порывает с Московской Патриархией, то о каком сотрудничестве с Российской Церковью он говорит? Если же он по существу ничего не имеет против нее и готов сотрудничать с нею именно на братских основаниях, то это совсем плохо. Запутавшись два раза в общении с этой Патриархией, они потеряли критерий истины и пользы Русской Церкви и заведомо оторвались от ее подлинных интересов и той канонической и евангельской правды, за которую в России боролись и борются исповедники.

Пожалуй, это самое грустное, что можно сказать о Западно-Европейской епархии после многолетнего ее воспитания под руководством м. Евлогия, то в общении с Московской Патриархией, то в «тихой пристани» Вселенского Патриарха, в которой легко можно, да и должно было отказаться от всякой ответственной борьбы за Русскую Церковь и успокаиваться «свободой и миром», как говорят об этом резолюции, когда родная Церковь страдает. Эти пути и зигзаги принесли свои печальные духовные плоды.

Однако мысль не о сыновнем, а о братском общении и сотрудничестве с Российской Церковью русского экзархата в Европе (это братство скорее бы подходило только к «русским церковным образованиям» заграницей) до крайности серьезна, и составители резолюции знали, что писали, если не все в ней понимали принимавшие ее.

Епархиальное собрание просит представить его «ходатайство о том, чтобы поскольку на территории Западной Европы не существует Поместной Православной Церкви, сохранить наш экзархат на прежних основаниях в качестве автономного Русского экзархата в лоне Вселенской Патриархии, согласно с грамотами патриархов Фотия и Вениамина» (5).

Еще 29 авг. 1945 г. на собрании духовенства и мирян представитель епархиального управления м. Евлогия развивал ту теорию, что русские иерархи, оказавшись на территории других Поместных церквей, должны были им подчиниться со своими паствами, но и Западная Европа также не нейтральное место. Она была под властью Римского Папы, а после отпадения последнего от Православной Вселенской Церкви, его власть естественно перешла к Патриарху нового Рима — Константинополю. Вот почему ему надо подчиняться. М. Евлогий, как утверждал докладчик, уходя в 1930 г. «из Москвы в Константинополь», только восстанавливал нормальный канонический порядок (Вестн. Цер. ж. № 4. 1945 г.).

Теперь спросим на основании этого: временно ли Западно-Европейский Экзархат будет подчиняться Константинопольскому Патриарху или навсегда? Конечно, права последнего на Западную Европу постоянные, ибо она есть уже территория Вселенского Патриарха, хотя бы по странному преемству от Римского Папы. Докладчик подкреплял свои мысли ссылкой еще на то, что колонии греков, убегая от турок, поселялись в России и подчинялись Синоду. И нынешняя Московская Патриархия, признавая автокефалию Грузинской Церкви, передает ей русские приходы, с просьбой оставить им язык и обычаи. Итак, дело идет о подчинении навсегда.

Конечно, наша миссия в Иерусалиме и наши храмы во всех странах Западной Европы и в других концах света строились совсем на других основаниях, и потому так упорно архиереи заграницей защищали их от притязаний Константинополя, пока м. Евлогий не «восстановил правильный канонический порядок». Но все же и ради такого порядка надо, чтобы та или другая Московская Патриархия признала права Константинополя на свою Западно-Европейскую епархию и передала ему русские приходы официально, если пока не надо просить оставить им русский язык и обычаи. Если колонии греков поселялись некогда в России навсегда, то они мало имели прав просить автономию. Но если временно, как и вся русская эмиграция, попавшая на территорию Поместных Церквей, то по смыслу канонических правил, усмотренному и Сербской Церковью, в которой поселились русские иерархи, они имели право на церковную самоорганизацию и самоуправление.

6 марта 1947 г. Вселенский престол определил, чтобы русский экзархат в Западной Европе «сохранял свою непосредственную от него зависимость» и уже ни одним словом не напоминает о временности этого положения, как не упоминало ранее бывшее епархиальное собрание и вопреки тому, что было в актах обеих сторон в 1931 г. Послание по этому поводу архиеп. Владимира (Церк. Вестн. № 6, 1947 г.) только отмечает, что «опасность была велика» и что защита, как и в 1931 году пришла опять от Вселенского Престола и невольно заставляет вспомнить, — а кто же эту опасность оба раза накликал, как не сам бывший путевождь епархии. Во всех этих актах слово «временно» отсутствует, потому что Вселенский Патриархат, принимая вновь своевольную епархию, конечно, хотел иметь ее на более твердых условиях чем прежде. Этим условием может быть только переход во Вселенскую Патриархию навсегда.

Вот почему Западно-Европейская епархия Русской Церкви вдруг ныне осмелилась говорить о братских отношениях с Российской Церковью, как будто бы уже не Российская, не ее родная часть.

Какое гражданское и церковное юридическое значение имеет резолюция епархиального собрания от 17 октября 1946 г., состоявшего из 3 архиереев, 61 иереев и 53 мирян с его безоговорочным переходом в лоно Вселенской Патриархии, мы точно не знаем. Но возможно, что Патриархия в этой резолюции получила определенные права, за которые может в будущем спорить и бороться. Она не может позволить больше с собой шутить.

Сознают ли русские приходы Западно-Европейской русской епархии значение и смысл таких решений? Удовлетворены ли они руководством, уводящим их в «тихую пристань» чужой Патриархии от Русской Церкви, от понимания ее истинных задач и положения? Желают ли они своего полного отторжения от Российской Церкви? Для чего им нужно чужое покровительство, и по методам и по сути совершенно неканоническое? Не видят ли они, что много путавший и заведший их куда не нужно м. Евлогий, безусловно, искренен был по крайней мере в своем мечтательном влечении к своей Матери Русской Церкви и в утверждении временности своего заграничного положения, а епархиальное управление последнего собрания почему-то умолчало о важнейшем пункте их бытия и уже поставило их в братские отношения к Российской Церкви? То ли все это, что им нужно?

«Мы не ищем борьбы, — говорит архиеп. Владимир, ныне митрополит; утверждаясь на незыблемом основании, мы можем от нее уклониться» (Ц. В. № 6). Да, скажем мы, утверждаясь на чужом основании, по лояльности Цареградской Патриархии вы изменили своему долгу в отношении Русской Церкви, не чувствуете ее врагов и опасностей, давно уже не знаете той ее внутренней правды, за которую она борется у себя против своего ложного возглавления, с которым вы готовы и сегодня братски сотрудничать, потому что в такой позиции может стоять ваше нерусское возглавление. Вы забежали в чужой двор и укрылись от противника, потерпев от него несколько поражений, потому что впали в раскол со своими родными братьями, незыблемо оставшимися на своих позициях. Вы потеряли свои русские церковные задачи и свою каноническую правду, и собственная каноничность иерархии Вселенской Патриархии нисколько не поправляет вашего неканонического положения в ней. Вы сами исповедуете, что уклоняетесь от борьбы, а это означает, что вы подлинно духовно оторвались от Русской Церкви и стали чуждыми ее интересам, ибо она все еще пребывает в тяжкой борьбе и ждет торжества правды и нашей помощи и поддержки. Русские за границей не могут уклоняться от этой борьбы. Это — измена.

Мы не можем допустить, чтобы вся епархия имела теперь только «великое почитание и преданность Матери Церкви» Константинопольской (Ц. В. № 8) взамен Матери Церкви Русской, которая стала для нее вдруг не Мать, а Сестра. Кому это нужно? Вероятно, только тем, кто ведет епархию, но не самой епархии.

М. Евлогий в своем управлении опирался на членов своего официального епархиального управления, лекторов Богословского Института и руководителей студенческих кружков из той же среды. Кроме того, была у него группа сановных, денежных или нищих интеллигентов, из которых большинство лет 40-50 жили без Бога и потом, не без влияния, взялись за границей руководить церковными делами. При большой снисходительности к церковному невежеству последних и в позиции борьбы с другими духовными лицами, лицо в священном сане может им понравиться и прослыть человеком высокой общей культуры, что для них превыше всего. Людей церковно построже они заклеймят всем своим ругательным лексиконом. «Будь хоть семь пядей во лбу», прослывешь мракобесом, черносотенцем, ретроградом… И какое им дело до того, кто такой в Церкви, напр. м. Антоний, этот великий богослов и церковный писатель, администратор, широчайшего ума и сердца человек и мудрец, воспитатель поколений, сам — школа монашеских обетов, нестяжания, целомудрия, послушания, поста и молитвы. Слава будет принадлежать людям «высокой культуры», и м. Евлогий занял, к сожалению, выгодную позицию в этой среде.

Открывая Богословский Институт в Париже, м. Евлогий просил Архиерейский Синод утвердить его бытие. Синод потребовал для этого того же, что потом и от Харбинского Богословского факультета — исполнения правил Российских Духовных Академий и Семинарий: устава, учебных планов, состава преподавателей, ученые труды которых должны быть рассмотрены, сведения о материальном положении и источниках их отыскания. Но ничего этого не было представлено, и Институт стал существовать явочным порядком по общей системе епархиального управления, будучи одним из пунктов непослушания. Конечно, можно с удовлетворением сказать, что в настоящее время некоторые профессора Института на требования относительно их нисколько бы не обиделись и не испугались. Не то было в прошлом.

Было время, когда м. Евлогию пришлось защищать от Синода, под видом свободы богословских мнений подлинную ересь софианства. Прот. С. Булгаков, по присяге священства обязанный хранить догматы Церкви неповрежденно, в угоду научно-философским теориям стал учить о вечности материи, объявив, что она от вечности сотворена. Казалось бы, что если она сотворена, то она не вечна, а если вечна, то не сотворена и равна по бытию Богу. Не лучше ли было бы сказать, что она имеет начало, но, как творение Божие, может быть бесконечной и неуничтожаемой, как, например, душа. Бог один вечен и достаточен для возникновения мира. Но философ сделал вещи совечными Богу и в этом равными Сыну и Духу Святому, хотя и различными по происхождению, как именно сотворенные, а не рожденные и не исходящие от природы Божией. И далее принужден был, склоняясь к пантеизму, ввести их в Божество и назвать их безличной природой Божией — Софией, четвертой ипостасью, представительницей всего творения. Но эта остроумная система искажает православное учение о Боге и Боговоплощении. Природа Божия есть абсолютный по безвещности Дух, и как Разумный Дух по существу не безлична, а принадлежит Трем Самосознаниям — Лицам. К ней именно во времени была присоединена, воплощением Сына Божия также сотворенная во времени уже безличная природа мира, его вещь. Вечная же идея вещи или творения мира есть подлинная духовная, а не вещественная реальность свободы Божией, которая только допускала бытие другой воли, кроме Своей. И вечно эта идея пребывала в Слове, Сыне Божием, через Которого и мир начал свое время и принял явление Его. А потому и нет от века другой Премудрости Божией — Софии, Представителя, Ходатая твари и ответной от нее Любви, кроме Него, Второй Ипостаси Пресвятой Троицы.

В новой ереси софианства мы видим древнюю языческую манеру гностиков, старающихся приспособить христианство к меняющимся теориям мира, а не наоборот. И хотя ересь никак не может служить к славе Богословской учебной школы и есть признак безнадзорности ее бытия, но м. Евлогий, не выполняя архиерейского долга хранителя чистоты веры, взялся защищать еретическую свободу мысли против справедливого осуждения Архиерейского Собора и тем, конечно, еще больше заслужил себе славу и симпатии от этих безнадзорных кругов. От него зависело, сохранить мир здесь или найти еще себе одну базу для борьбы с собратьями, которые совсем не стеснили православной свободы Харбинской Богословской школы, и она, процветала и количеством духовных воспитанников, и качеством обучения.

Таким образом, для руководства епархией и епархиальными собраниями есть одна-две группы, которые не ищут решений в собраниях, а предлагают их готовыми. Конечно, если таковые решения совпадают с общей волей, они помогают ей, а если не совпадают, то они ее насилуют.

Американская Автономия

Самое важное, чтобы торжествовала истина, кто бы ее ни сказал, общее собрание, или его руководство, ибо бывают случаи, когда и руководство бывает бессильным пред общим собранием, попавшим под чужие влияния и даже антицерковную агитацию, и может попирать высшие права епископов и самую истину.

Но если Вселенским Собором является такой, который православно выразил учение Церкви, истину, имеющую вселенское значение, то он для нас закон, и если не православно, то он для нас не закон, и ему можно сопротивляться и с ним можно бороться, то что можно сказать о Поместном Соборе и тем более о епархиальном собрании или соборе митрополичьего округа, например в Америке в 1946 г… Долг ложится на каждого православного христианина не подчиняться такому собранию и бороться с ним.

Но об американской автономии начнем сначала.

Американская епархия Российской Церкви уже пережила с 1920 г., с момента порыва непосредственной связи с Россией, три периода.

С 1920 г. по 1926-й в союзе с Архиерейским Заграничным Синодом.

С 1926 г. по 1935-й — самостоятельно и независимо от кого-либо.

С 1935 г. по 1946-й снова в союзе с Архиерейским Синодом.

С 29-го ноября 1946 г., после Кливландского Собора снова независимо или под условным духовным возглавлением Московской Патриархии.

Сейчас занята четвертая позиция, но нельзя сказать, чтобы, пребывая хотя в одной из них, епархия была верна тому направлению, которое избирала. Существенно для епархии или, вернее, для ее руководства, желание автономии-автокефалии, но как ее осуществить, кем она может быть признана, как жить без высшей инстанции — вот вопросы, которые остаются еще неразрешенными, и ни один верный шаг к такой автономии еще не сделан.

В союзе с Архиерейским Синодом. Первый руководитель сложной американской церковной политики, м. Платон выбыл из России и покинул там свою кафедру при тяжелом, необыкновенно характерном для него событии.

В конце гражданской войны, утром 24 января 1920 г., когда большевики, ворвавшись в Одессу, бросились в архиерейский дом, то там не нашли м. Платона, который в этот же момент успел укрыться в стоявшем в морском заливе иностранном крейсере. Утром на другой день огромная толпа несчастного плачущего народа собралась около кафедрального собора, где только на днях воодушевленный авторитетный проповедник, произнося громоносные речи против большевиков, организовал священный отряд для спасения родины и предлагал записываться в особый список. До тысячи человек молодежи, от 18 до 26 лет, и было расстреляно в эту ночь по этому списку. Безответственный организатор сам не знал, что делал.

Прибыв к Высшему Церковному Управлению на Юге России, м. Платон получил от него командировку в Сев. Америку для приведения в порядок дел американской Епархии. Кто мог думать о расследовании его поведения в это время. До 1919 г. все правящие епископы назначались в Америку Российским Святейшим Синодом. В этом году на основании постановления Всероссийского Собора епархия выбрала для себя архиерея Александра Немоловского.

3 мая 1922 г. находившийся в Москве американец г. Колтон передал Патриарху Тихону полученную им из Америки просьбу о назначении м. Платона правящим епархией, на что Патриарх ответил, что он дает свою рекомендацию, которую пусть он сообщит «Собору беженцев епископов заграницей, которые управляют заграничными делами Церкви». Бывший при этом переводчиком между американцем и Патриархом прот. Феодор Пашковский, прибыв заграницу, подал рапорт Архиер. Синоду об этом от 1 июля 1922 г.

Так как (3 июля 1922 г.) арх. Александр попросил м. Платона принять на себя временно управление епархией, то 23 авг. / 5 сент. 1922 г. Архиерейский Синод (в это время Высш. Церковн. Управление уже закрылось) назначил м. Платона временно управляющим С.-Американской епархией. Через год, 29 сент. 1923 г. Патриарх Тихон издал указ о назначении м. Платона, ссылаясь на свое определение еще в 1922 г. Далее уже в силу некоторых своих компромиссов с большевиками Патриарх постановлением от 16 янв. 1924 г. уволил м. Платона от управления епархией и даже вызвал его в Москву для суда над ним.

По случаю такого указа был созван Собор из духовенства и мирян, который и состоялся 2 апреля 1924 г. в Детройте. Мерами против действий Москвы были: во-первых, избрание м. Платона главой американской Церкви, причем оставление им епархии было признано равносильным гибели ее; во-вторых, введение автокефалии американской Церкви в такой формулировке: «Временно объявить Русскую Православную Епархию самоуправляющейся Церковью с тем чтоб она управлялась своим избранным Архиереем, при посредстве собора епископов, совета, составленного из выборных мирян и периодических соборов всей американской Церкви»; в-третьих, назначение м. Платона главным тростистом над имуществом всех церквей, который вводится в число владельцев имуществом каждого прихода.

На этом соборе от 300 приходов было всего 110 священников и 37 мирян. Одни миряне передали свои полномочия священникам, другие не сочувствовали собору вообще, третьи не сознавали важности и значения предложенных мер и с безразличием принимали предложенные мероприятия.

О постановлении Детройтского съезда, провозгласившего Русскую православную Церковь в Америке самоуправляющимся национальным американским религиозным самодовлеющим организмом, м. Платон довел до сведения Президента Америки (Прав. дело № 88. 1924 г.). Так явочным порядком была сделана попытка оторвать американскую епархию от Русской Церкви.

Председательствовал на «соборе»-съезде священник. Только что прибывший прямо с дороги на собор и на епархию назначенный Архиерейским Синодом архиеп. Апполинарий не мог разобраться в происходящем и не принял никакого участия в его прениях и голосованиях.

В октябре 1924 г. м. Платон участвует на Архиерейском Соборе в Сремских Карловцах, и специальное послание к Американской пастве от имени всего собора говорит о борьбе с разными раскольниками и поддерживает права м. Платона.

На Архиерейском Соборе 12-16 июня 1926 г., из которого вышел м. Евлогий, м. Платон сделал подробный словесный доклад о состоянии Церкви в Америке и утверждал, что он никогда не проводил и не проводит автокефалию Русской Церкви в Америке и является решительным врагом автокефалии своей епархии, а если допустил Детройтский съезд и утвердил его постановления о таковой, то как выход для автокефальных настроений, угрожающих целости и спокойствию епархии. Свидетельствуя свою преданность Заграничному Собору, он просил дать ему, за собственноручной подписью всех членов Собора, заготовленную его адвокатом грамоту ко всем Патриархам и к Русской Церкви в Америке, в коей подтверждаются его права и полномочия на управление Православной Церковью в Америке, каковая ему необходима для суда с живоцерковником о церковном имуществе.

После этого доклада ему предложили подписать протокол с этим личным его докладом, но м. Платон отказался это сделать, заявив, что подписание им сего протокола свидетельствовало бы о том, что он якобы не признает власти патриаршего местоблюстителя в России. Однако, в это время, до 1927 г. и Архиерейский Синод признавал м. Петра и м. Сергия.

Если он сказал правду, то должен был подписать и удостоверить истину всего сообщенного им Собору. Но если он не подписал, то, видимо, сказал неправду. Если же вслед за этим оставил соборные заседания, то, видимо, только потому что уличен в неправде.

Ясно было, что на Детройтском Соборе духовенство и миряне ничего не добивались, а сам м. Платон желал быть главою американской Церкви с неограниченными правами, быть и главным владельцем церковного имущества. Напрасные обвинения духовенства и мирян. От Архиерейского Собора же он искал чрезвычайных полномочий и признаний и, объявляя себя решительным врагом автокефалии, сам ее добивался получением нового документа к главам всех церквей.

Собор признал несомненным, что м. Платон, вопреки своим заявлениям, стремится к организации автокефального управления для С.-Американской Церкви и постановил просимой им грамоты в указанной редакции не давать и членом Архиерейского Синода его не считать, пока он не отвергнет постановления Детройтского Собора и не подчинится Заграничному Собору и Синоду. (Проток. № 11, 18 июня 1926 г.). По делу же о судебном деле м. Платон обратился к американским высшим властям.

Так, митрополиты Евлогий и Платон вошли в тесное соглашение между собою, и одновременно в июне 1926 г. оба демонстративно оставили Архиерейский Собор, пренебрегая единством с братией и во имя расширения своих единоличных прав и независимости, при том явно преднамеренно, по самым ничтожным поводам: один по порядку программы Собора, другой не желая подписать протокола его же словесного доклада, который не мог даже обвинить в неточности. Они явились на Собор уже с обдуманным планом сорвать его заседание, найдя время для себя благоприятным.

Так или иначе, м. Платон являлся до 1926 г. членом Архиерейского Синода и печатно и устно призывал свою паству подчиняться Архиерейскому Собору (Р. Ам. Пр. В. № 6, 1924 г. Посл. авг. 1925 г.), подобно тому, как и м. Евлогий (6 июля 1924 г. № 903). На суде с арх. Адамом, м. Платон доказывал свои права указами Синода. Но еще на Соборе 1923 г. было замечено, что м. Платон признает Архиерейский Синод, когда ему выгодно.

Бросается в глаза единство методов и целей двух митрополитов: м. Платон тоже ходатайствует о своих правах в Москве окольными путями, при той же обстановке, что Патриарх обращается к епископам беженцам, управляющих Заграничною Церковью. Та же цель единоличного управления, с отрицанием братского союза епископов и свержения с себя всякого контроля. Все те же епархиальные собрания, за которые, как за высшую инстанцию, прячется глава епархии и которым охотно подчиняется, сам организуя их волю.

Самостоятельное существование. На решения Архиерейского Собора последовало (10 сент. 1926 г.) ответное послание епископов С.-Американской епархии, с такими оскорблениями по адресу его, в таких грубых, дерзких и не соответствующих сану писавших, выражениях, что м. Платон счел нужным прислать извинение (27 декабря 1926 г.) и отказался от него, прося его возвратить.

1 февраля 1927 г. м. Платон вызвал архиеп. Аполлинария и потребовал неподчинения Арх. Собору, самолично, без суда и следствия, уволил арх. Аполлинария от должности и запретил в священнослужении. Впоследствии, ссылкой на 2 февр. было указано совещание епископов по этому поводу. 18/31 марта 1927 г. Архиер. Синод объявил это решение неканоническим и недействительным, отрешил м. Платона от должности и запретил его в священнослужении, назначив временно управляющим епархией арх. Аполлинария.

2-го февраля 1927 г. м. Платон собрал «Священный Синод» епископов, председателем его назначил сиро-араба Евфимия, еп. Бруклинского, которому предложено было составить конституцию «Святой Восточной Православной Кафолической и Апостольской Церкви в Северной Америке». Через 6 месяцев, 14 сент., созванный Собор епископов ее одобрил и принял в составе м. Платона и пяти епископов: Евфимия, Феофила, Амфилохия, Арсения и Алексия. Затем она утверждена была гражданским путем по законам штата Массачусетс и 1 декаб. объявлена.

19 дек. 1927 г. от имени «Святейшего Синода Американской Православной Кафолической Церкви» разослано было всем главам Поместных церквей уведомление об основании в Америке нового и юнейшего члена семьи Православной Кафолической церкви, — независимой, автономной и автокефальной Американской Церкви.

Учредители этой автокефалии решили объединить все национальные православные группы в Америке и организовать их под своим главенством. Чтобы легче и скорее достигнуть этого, новая Американская Церковь, с одной стороны, лишает национальных названий всех объединяемых ею православных церквей, а с другой стороны, вводит в богослужение английский язык, как могучее средство для такого объединения. Для беспристрастия и доказательства интернационального характера новой церкви Церковь делается «чисто Православной», не русской. Последний признак отпадает.

Декларация об этом гласит следующее: «Принимая во внимание, что Русская Церковь теперь неспособна нести ответственность за Православие в Америке и должным образом проявить свой авторитет, по причине патриаршего хаоса в России, который может продлиться неопределенное время… эта ответственность за Православие и за проявление сего авторитета Церкви в Америке, фактически остается теперь на нас, как канонических русских епископах в Америке… мы повелеваем одному из наших членов, арх. Евфимию Бруклинскому позаботиться о благоустройстве Американского Православия в собственном смысле православного кафолического народа, рожденного в Америке и главным образом говорящего по-английски, или других американских жителей и народов, какой бы ни было национальности, или лингвистической группы или происхождения… тех, которые пожелают сами присоединиться к автономной независимой Американской Православной Кафолической Церкви… уполномочиваем учредить, организовать, основать, возглавить, вести, контролировать и поддерживать определенную, независимую и автономную ветвь Православной Кафолической Церкви, которая да будет известна, законно установлена и общепризнана, как святая, восточная, кафолическая и апостольская Церковь в Северной Америке».

Первенство и каноническая исключительность русской юрисдикции и иерархии признается, но совершенно автономной и независимой в своей организации.

М. Платон окончил свою затею вскоре, потому что она встретила осуждение от всех церквей, а первый председатель синода автокефальной американской Церкви, Евфимий (Офиеш) архиепископ Бруклинский, в 1933 г. женился и лишился сана.

Через временное посредство этого епископа м. Платон, видимо, рассчитывал скорее добиться признания автокефалии у поместных церквей, а первым патриархом мог быт вскоре избран уже он. Проект интернациональной Церкви плохо прикрывал русскую национальную сущность ее, потому что ничего в ней нельзя было предложить на английском языке, кроме всего того же духовного достояния русской церковной культуры. Американская нация не имеет еще своего «американского православия», которое выдумали учредители автокефалии, а православие принадлежит отдельным нациям, находящимся в Америке, и питается у всех своими родными корнями. Если же действительно появилось особенное американское православие, то русские американцы сами лучше других знают, можно ли эти особенности кому-либо рекомендовать. А русское можно. Отречение от Русской Церкви совершалось все ради автокефалии.

7 марта 1928 г. м. Платон обратился к м. Сергию с просьбой удостоверить, что высшая церковная власть над американской епархией принадлежит именно митрополитам Петру, Сергию и Патриаршему Синоду. Это нужно для представления в суд по тяжбе из-за церковного имущества. Давая понять, что Епархия признает эту церковную власть над собой, м. Платон был, конечно, не искренен. Но м. Сергий потребовал доказательств на деле и предложил м. Платону дать обязательство об уклонении от политических выступлений, на что последний ответил (27 июля 1929 г.), что даст потом, вместе со всеми епископами, и так и не дал.

Посланием 15/28 июля 1933 г. м. Сергий известил Американскую Епархию об увольнении м. Платона от управления ею.

В отношении лояльности Советам, вместо прямой и честной позиции, показано двойственное поведение, совершенно бесполезное.

7/20 апр. 1934 г. м. Платон умер. Собравшиеся на его похороны архиереи и духовенство избрали своим главою епископа Феофила (прот. Ф. Пашковского). Далее Епархия взяла себе право самой высшей инстанции церковной власти и возвела епископа Феофила в сан митрополита всея Америки и Канады.

В 1870 г. из Аляски Архиерейская кафедра была перенесена в Сан-Франциско и именовалась Православной Миссией. Потом Миссия превратилась в Алеутскую и Северо-Американскую Епархию и с 1927 г. стала именоваться Американским Митрополичьим округом. Теперь архиереи избрали себе первого епископа, а собор из клира и мирян подтвердил это избрание и, без санкции высшей церковной власти, Епархия действовала как автокефальная церковь.

Но в это же время епархия Архиерейского Синода в Америке настолько окрепла, что м. Феофил понял, что его митрополичий округ не устоит сам по себе. (В 1935 г. Северо-Американская и Канадская епархии юрисдикции Архиерейского Собора и Синода имели в своем составе 68 приходов). К тому же и архиереи Синода сами искали путей объединения, желая построить церковную жизнь на единении и согласии, искренно тяготясь теми неладами, которые происходили во внутренней жизни Церкви.

31 авг. / 13 сент. 1934 г. Архиерейский Собор снял прещения, наложенные в 1927 г. на м. Платона и его викариев, с надеждой, что этот акт любви облегчит возвращение в единство Русской Зарубежной Церкви, и м. Феофил в 1935 г. принял участие в Совещании Патр. Сербского Варнавы по выработке «Временного Положения» и признал возглавление Архиерейского Синода над Американским Митрополичьим округом.

Вне этого единения осталась только Западно-Европейская епархия. М. Евлогий своими телеграммами и письмами принимал все меры к тому, чтобы м. Феофил отказался от Временного Положения, как и он, и не подчинялся Архиерейскому Синоду.

В этот период независимого существования Американская епархия проявила необыкновенные притязания на власть, подобно тому как и Западно-Европейская. Американская также оказалась под двумя запрещениями, хотя и не подчинялась Москве.

Снова в союзе с Архиерейским Синодом. Питтсбургский Собор Архиереев в мае (14-17) 1936 г. оповещает, что все американские архипастыри входят в Архиерейский Собор Русской Православной Церкви заграницей.

5-8 окт. 1937 г. Всеамериканский Собор из клира и мирян принял «Временное положение» и основы устроения Русской Православной Церкви заграницей по патриаршему указу 1920 г., и исповедал себя частью Русской Поместной Церкви. На это отвечает Архиерейский Собор 3 янв. 1938 г., приветствует и благословляет автономию С.-Американского Митрополичьего округа в объеме, установленном этим «Положением», и паству за проявленное ими твердое стремление к органическому административному единству всей Русской Православной Церкви заграницей. Однако, рассматривая проект митрополичьего управления, Собор отмечает, что им «епархиальные архиереи низводятся на положение викарных и таким образом уничтожается основное условие для существования Митрополичьего округа».

Видимо, Американский округ все время болеет теми же недугами что и Западно-Европейский. Всевластие митрополита никак не может себя ограничить в пользу своих собратий. Соборная форма управления подчеркнута для наших времен и условий в акте 7/20 ноября 1920 г., освящена авторитетом апостольским и канонами вселенских соборов, а иерархам не нравится. Они — за единоличную форму управления. Не хотят понять, что одна епархия не может иметь собора епископов, ибо только самостоятельные епархиальные епископы могут быть членами законного собора. И потому собрание бесправных, безгласных и подчиненных епархиальному архиерею викариев, не может быть названо окружным Собором епископов.

Таким образом, и после принятия «Положения», которым стали руководствоваться, опыт показал, что сотрудничество никогда не было искренним. В первый же год соборные приходы Америки возбудили ходатайство о восстановлении епархии и выходе из округа. Но Архиерейский Синод не хотел брать на себя инициативы такого расхождения и предпочел, чтобы его архиереи и паства, хотя и с трудом, продолжали сотрудничество. Чтобы сохранить какой-нибудь мир и единение, четыре соборных епископа Америки и Канады должны были идти на компромиссы, которые явно претили их привычной дисциплине.

Но вот начались времена советского соблазна. Германцы уже почти изгнаны из России, давно кончилась антирелигиозная пропаганда, Русская Церковь избирает себе Патриарха, какая-то свобода веры… Началась вносящая смятение в приходы, бешеная агитация за немедленное подчинение подсоветскому патриарху. Нашлось десять русских православных церквей, установивших у себя советские красные флаги. Напрасно церковное управление убеждало не спешить. Представитель прежней епархии Архиерейского Синода Архиеп. Виталий говорил, что по советскому обычаю у Русской Церкви, как у владельца, давно реквизировали целый дом, а теперь сдают в наем ей же в аренду только кухоньку. Ничего не действовало.

Собор епископов Северо-Американской Митрополии 26-27 октября 1943 г. постановил считать избрание м. Сергия Патриархом Московским совершившимся фактом и представил м. Феофилу право возносить имя его за богослужением, с присоединением к ранее принятому поминовению и православного епископства и м. Анастасия. Вслед за этим м. Феофил издает распоряжение поминовение сие творить во всех храмах митрополии (11 нояб. 1943 г. Р.-Ам. Прав. В. № 8, 11).

Не говоря подробно о том, до какой степени формула церковного поминовения запрещенных иерархов вместе с запретившим их главой Московской Патриархии ни с чем не сообразна, мы должны отметить, что, при всех своих трудностях, Митрополия не должна была устанавливать новых отношений с Московской Патриархией, уже установленных Архиерейским Собором в 1927 г., и входить с ней в общение «без рассуждения первого епископа» (Ап. 34), Председателя Архиерейского Синода, и должна была подождать восстановления связи с ним. Часть не правомочна нарушать мнения целого, и в этом уже была и ошибка и своеволие, за которые потом пришлось и поплатиться. Конечно, одновременно же велась дикая газетная травля Архиерейского Синода и его Председателя, с обвинениями в германофильстве и требованием порыва с ними. Но у управления мужества для борьбы было мало, да и притом же снова возрождалась идея получить автономию от Московской Патриархии. Открываются как будто и новые пути для этого.

На Московский Собор (1945 г., 31 янв. / 2 февр.) для избрания нового патриарха Алексия непосредственно м. Феофил приглашения не получил, но все же Митрополия командировала делегацию, которой дала наказ испросить у Собора утверждение для американской епархии автономии и заявить, что американские граждане епархии, существующей почти 150 лет, не могут обещать никакой лояльности советской власти. Делегация прибыла с запозданием, когда Собор кончился, служить их не допустили, заявив им, что американская иерархия находится под запрещением с 4 января 1935 года, и отпустили ее обратно, дав ей указ от 14 февр. 1945 г. № 94, в котором, между прочим, все же предъявлено было требование, чтобы американская Церковь соборно декларировала распоряжение по всем приходам об отказе от политических выступлений против советского союза.

Майский Собор епископов в Чикаго объявил, что он принять этот указ к исполнению не может.

Конечно, лишний раз поражают совершенно невероятные рабство, бесстыдство и беззаконие Сергиевской Патриархии, которая налагает прещения за недачу политических обещаний на целые огромные епархии с сотнями тысяч верующих, находящихся на территориях и в гражданстве у других государств. Этот опыт научил митрополичье Управление, что всякая связь с Московской Патриархией непременно приносит огорчения и совершенно не нужно ее завязывать.

Из Москвы 16 сент. 1945 г. прибыл в Америку патриарший делегат, арх. Алексей, и пробыл там до 5 марта 1946 г., внося много шума около церковных дел, имея большую поддержку влиятельной русской печати, смуту в приходах и беспокойство церковному управлению.

Собор епископов 12-14 дек. 1945 г. имел большое значение. На нем четыре епископа из одиннадцати определенно высказались за невозможность признать главой американской Церкви Московского Патриарха и прекращение молитвенного или административного общения с заграничным Синодом, чего добивался патриарший делегат. На одно заседание прибыл и делегат и после личной беседы представил письменные условия, из которых первым было прекращение молитвенного и канонического общения с м. Анастасием. Это только «предварительные условия для снятия запрещения». На это Собор ответил, что не признает самого существования запрещения, а потому отказывается обсуждать условия снятия такового (14 дек. 1945).

На самом деле первое условие уже давно было принято м. Феофилом. Любопытно, что с притязаниями на общезаграничную церковную власть, по примеру м. Евлогия, выступил теперь м. Феофил. Какое замечательное сродство душ! Момент был найден удобным для этого, так как ему казалось, что в результате войны Управление Заграничного Синода потеряло всякую базу и ослабело. Он послал м. Анастасию телеграмму, в коей, заявляя, что признание Московского Патриарха для него неизбежно, ввиду возможности растерять приходы, — он предлагает м. Анастасию сложить свои полномочия Председателя Заграничного Синода и Собора и передать все русские приходы Европы, Азии, Африки и Америки ему, м. Феофилу, как главе наиболее многочисленной и сильной паствы.

На Соборе была оглашена ответная телеграмма м. Анастасия такого содержания: «Предложенное вами воссоединение с Патриархией имеет не только духовный, но и канонический характер и обязывает Вас последствиями: оно возможно только после тщательного обсуждения вопроса на общем Соборе. Подавляющее большинство архиереев, духовенства и верующих, эвакуировавшихся в Европу, решительно против единения с Патриархией, которая не свободна. Существование Синода необходимо для поддержания единства русских православных приходов заграницей и предотвращения анархии. Администрация Американской Церкви не может заменить Архиерейский Синод из-за отдаленности и недостаточной осведомленности в жизни заграницей. Божия правда — источник нашей силы и наша надежда. Бог поругаем не бывает. Митрополит Анастасий».

Кажется, телеграмма м. Анастасия отвечала м. Феофилу его же выражениями. Сам м. Феофил отказывался подчиняться кому бы то ни было в виду «особенностей условий американской жизни» и дальности расстояния, которые мешали, по его мнению, Заграничному Синоду правильно руководить церковными делами американской митрополии. Другое дело, если он будет руководить всеми, — ему ничто не мешает.

Еще один Собор епископов (22-24 мая 1946 г.) назначает созыв Всеамериканского Собора клира и мирян на ноябрь 1946 г. в Кливленде и сообщает м. Анастасию, что американский округ «будет продолжать братски сотрудничать с Заграничным Синодом».

В подготовке к Собору весьма интересно и характерно, что за Московскую юрисдикцию и за откол от Синода работали перекочевавшие в Америку из Парижа те интеллигентные люди, которые, в руководстве церковными делами заграницей, нашли точку приложения своих сил. Те же, кто «помогали» м. Евлогию, стали здесь «помогать» м. Феофилу. Изумительная случайность. С необыкновенным знанием церковных вопросов, профессора инженерных и других искусств авторитетно заявили, что «Московская Патриархия ни в чем не отступила от догматов, канонов и обрядов Православия, а проводимая ее возглавителем политика, хотя и осуждаема ныне весьма многими, не может оказать решающего влияния на ее каноническое положение». Что касается Архиерейского Синода, то вместе с другими проводившимися м. Евлогием в свое время доводами говорится, что «он более не пользуется благословением и покровительством Сербской Церкви и через то потерял связь со Вселенской Церковью» (Н. Рус. Сл. 27 окт. 1946 г.).

Нужно заметить, один ученый инженер, подписавший это послание к американской пастве, проявил свое беспристрастие поношением м. Анастасия на собраниях большевицкой клеветой, охотно принятой им на веру.

Что Московская Патриархия не отступила от обрядов, с этим можно согласиться, и это будет вполне в компетенции рядовых прихожан. Относительно остального будут судить другие, более сведущие люди, которые, если простят три четверти канонических преступлений этой Патриархии, то и тогда она не избежит отлучения от Церкви. Что же касается Заграничного Синода, то «в общение со вселенской Церковью он входит не через Константинопольского или Сербского Патриарха, а через свою русскую Церковь, ибо отцы судили, что ни для единой области не оскудевает благодать Св. Духа» (М. Анастасий. Ц. Ж. № 1, 1939 г.). И эта верная область заграницей у Русской Церкви есть, только временно она не в общении с неверным ее возглавлением.

Конечно, и у американской Церкви могут быть свои авторитеты, свои профессора, как был в России И. В. Попов, профессор святоотеческой литературы и автор бессмертного соловецкого послания. Америка, правда, страна сильной индустрии, и у нее могут быть другого рода профессора. Однако без иронии вспомним, что говорил о себе преп. Досифей, когда приходил ему помысел тщеславия в больничном послушании: «Ты хорошо делаешь постель, но хороший ли ты монах?» Ты хороший инженер, но какой ты руководитель Церкви? Когда слепой ведет слепого, то оба упадут в яму (Мф., 15:14). А слепота налицо. Уже в Париже ходили под Москву и не раз. И именно в то время, когда американские парижане снова устремились туда (1946 г.), их собратья в Париже снова бежали оттуда. И яма для американской Церкви оказалась налицо, ибо «лоно» Московской Патриархии, в которое возжелал войти Кливлендский Собор под руководством своих профессоров, совсем не «лоно Авраама», а ад насилия и неправды.

Таким образом, Кливлендский Собор подготовлялся только при формальном сотрудничестве с Заграничным Синодом и при полном отступлении от его позиции. Неуклонное стремление церковных деятелей, руководящих митрополией, это добиться во что бы то ни стало полной самостоятельности и канонического обоснования пока своей автономии, хотя бы через временное сотрудничество с подсоветской Патриархией. Для этого духовные вожди Америки идут на всякие компромиссы и с кем угодно. В этом всегда была главная причина расхождения с Архиерейским Синодом, с которым общались только ради некоторых временных нужд.

Кливлендский Собор 26-29 ноября 1946 г. Он вынес такую резолюцию: «Постановляем просить его святейшество Патриарха Московского воссоединить нас в свое лоно и пребывать нашим духовным отцом, при условии сохранения нашей полной автономии, существующей в настоящее время».

«Так как священноначалие патриаршее несовместимо с священноначалием Заграничного Синода Русской Православной Церкви, американская Церковь прекращает какое-либо административное подчинение Заграничному Синоду».

На вопрос же — если Патриарх не согласится принять на указанном условии, резолюция отвечает: «Наша Церковь остается и на далее самоуправляющейся до той поры, когда Московская Патриархия найдет их приемлемыми и даст им просимое».

Как же она будет жить и управляться до той поры?

Резолюция отвечает: «Нашей высшей законодательной инстанцией должны остаться всеамериканские периодические церковные соборы; на них мы вырабатываем свои уставы и всецело руководим своею жизнью».

По этой резолюции московское возглавление признается только на том же условии «полной автономии, существующей в настоящее время», которое епархия имеет у Заграничного Синода. Ради этого нового возглавления епархия отказывается от своего прежнего. Если Патриархия не согласится, то епархия, ничего не говоря о возвращении к Заграничному Синоду, думает жить самостоятельно, самоуправляться до той поры, пока именно Москва не «даст ей просимого». Вот точный смысл постановления.

Таким образом, епархия хочет существовать как будто бы на тех же условиях независимости, как и Архиерейский Собор и Синод заграницей, ожидая нормальных отношений с Москвой хотя бы для достижения своих особых целей. Но тогда для этого не нужно было епископам Америки отказываться от Собора своих родных русских заграничных, ныне 22-х, собратьев и сходить с их нравственного и принципиального фундамента, стоя на котором Собор безусловно остается правым по сей день. И это доказывает теперь собственный неудачный и горький опыт американской епархии.

М. Феофил сообщает Московскому Патриарху резолюцию Собора. Патриарх телеграммой принимает епископат и клир в молитвенное общение с собой и обещает прислать делегата для «миролюбивого» обсуждения вопросов автономии (2 янв. 1947 г.). Путевождь епархии своим ответом выражает надежду на скорый указ об автономии, но и против делегата «препятствий не имеет» и верит в мир. А послав последнюю телеграмму, тут же положил резолюцию другого содержания, отвергающую смысл первой: «вести какие-либо соглашения или ставить какие-либо условия — бесполезно… нет смысла в личном разговоре… красные слова мало имеют силы» (27 янв. 1947 г.). Когда же в Америку приехал московский делегат м. Григорий (17 июля 1947 г.), официально уже принятый, глава епархии не захотел с ним даже встречаться и разговаривать.

Для чего эти кривые пути? Откуда у церковных деятелей такое нравственное безразличие к средствам: от какой угодно церковной власти в России и какими угодно путями, — только бы добиться автономии.

Как грустно, что им все равно, какая церковная власть в России управляет, каково ее собственное каноническое положение в Российской Церкви, в каких она отношениях с Церковью исповедников и мучеников, лишь бы добиться своей цели. Если вы больше не русские, то и не обращайтесь к Русской Церкви. А если вы ими еще остаетесь, то идите верным и честным путем правды, не сворачивая ни на право, ни на лево, ибо такой путь есть заграницей.

Если вы ставили под условие и под сомнение патриаршее священноначалие и если вы имели «полную автономию», подчиняясь Архиерейскому Синоду, то зачем вы оставили последний? Если же священноначалия Синода и Патриархии несовместимы, то это было уже очевидно и в 1943 г., когда вы, становясь на путь компромиссов, начали поминать их вместе за богослужением.

Если вы утверждаете свои самоуправление и независимость на деле немедленно, то зачем вы просите о нем? Если же вы просите, то очевидно сомневаетесь в своем утверждении и чувствуете творимое беззаконие. Вы отлично знаете, что без отпуска, согласия, признания высшей церковной власти ваша автономия приходит явочным порядком, непослушанием, самочинием, своеволием.

При создавшихся отношениях между заграничной частью Русской Церкви и несвободной Московской Патриархией Архиерейский Собор заграницей есть единственная каноническая высшая инстанция церковной власти, и вы, как принадлежащие еще к Русской Церкви и ищущие от нее того или другого канонического положения, обязаны, должны войти в него, а если бы его и не было, то и образовать его. Без участия в таком общем заграничном Соборе вы канонически не можете существовать, и отделение от других частей Заграничной Церкви, свою обособленность от них, если вы считаете себя русскими, вы ничем не можете оправдать без нарушения той азбуки церковного управления, которая продиктована была указом 1920 г. и которая обязывала, при разобщении с центром, войти в сношения с епископами других епархий и образовать высшую инстанцию церковной власти на соборных началах. А потому самостоятельно существовать, без зависимости от Архиерейского Собора заграницей, для вас канонически невозможно. Или вы зависите от Московского Патриарха, которого уже просили принять вас, или вы входите в общий Собор на равных правах с другими, как часть всего целого Заграничной Русской Церкви. Почему же вы вместе с нею не хотите ждать нормальных времен жизни Матери Церкви Русской, когда Архиерейский Заграничный Синод даст общий соборный ваш отчет Всероссийской Церковной власти о своих деяниях? Не лучше ли вам своевременно исправить свое заведомо неверное положение и ответственность пред Русской Церковью вхождением в правильное русло отношений с нею. Разве вы сейчас уже не поплатились за свое непослушание и кривые пути и не пришли ли к тому пути, на котором вы раньше стояли, и который был несомненно верным? Зачем эти зигзаги, колебания и неправда, которые сами себя изобличили? Для чего эти горькие опыты?

Если условен был переход к Московскому Патриарху, то условен и уход от Заграничного Синода. Как быть одновременно под двумя юрисдикциями, так и быть вне их обеих, одинаково нельзя, и нет другого выхода из состояния самочиния как только войти в состав Собора Архиереев заграничной части Русской Церкви и подчиниться его административному органу — Архиерейскому Синоду раз и навсегда и существовать именно на его условиях.

Что же касается решений последнего Кливлендского Собора, то надо немедленно думать о том, чтобы с его наследием покончить созывом нового Собора. То был собор больше советских патриотов, чем даже американских. По приходам организовались политические группы, которые выделили соответствующих делегатов. От 300 приходов вместо 600 делегатов было 248. Резолюция была принята 187 голосами. Подобранное, организованное на местах меньшинство, имевшее боевую политическую заинтересованность в проведении принятых заданий и средства чтобы прибыть на Собор, победило неорганизованное большинство, не могшее, по недостатку последних, присутствовать на нем. Довольны ли массы на местах его решениями?

Самое же главное, что Собор этот неканонический, не православный.

Кливлендский Собор завел строй, который никогда не применялся в Православной Церкви. Решения его совершенно незаконны, не имеют никакого церковного значения, ибо ниспровергают основные принципы устройства Христовой Церкви и противоречат практике всей Вселенской Православной Церкви на протяжении всей истории. (Совещ. Архиереев 27-28 мая 1947 г.).

«Наказ», составленный согласно Уставу Собора, как провинциального и окружного в отношении к Всероссийской Церкви (Рус.-Амер. Вр. В. № 1. 1946. VII. п. 37) говорит: «По силе слова Божия и св. канонов, все решения общего собрания Собора подлежат утверждению Совещания Епископов и приемлют силу по подписании их последними». Постановление это на Соборе было отменено простым большинством голосов, по предложению одного протоиерея, который заявил: «Наше собрание, как самая высшая инстанция, может отменить этот Устав» (Пр. Р. № 7. 1947 г.).

Таким образом, никакой силы за словом Божиим и святыми канонами, о которых говорит параграф 37 Наказа, эта вновь образовавшаяся в Церкви «самая высшая инстанция» не признает и запросто отменяет эту силу. Эта «инстанция» низводит церковное управление с соборно-канонической основы до чисто административного строя, в котором голоса мирян имеют одинаковое значение с голосами епископов и количественно всегда их превышают и тем навязывают свои желания епископам (Арх. Синод. Указ № 221. 4 мар. 1947 г.).

Она предоставляет высшую церковную власть клирикам и мирянам, среди громадного большинства которых, несколько голосов епископов теряют всякое значение. Власть в Церкви принадлежит епископам, преемникам святых апостолов, ответственных пред Богом и Церковью. В Церкви ничего не может совершаться без епископов, и ничто не одобренное епископами не имеет церковного значения. Широкое сотрудничество клира и мирян очень важно, но с уважением авторитета и компетенции, руководства и решающей власти Собора епископов. Если высшая власть в Церкви не принадлежит епископам, то эта организация не есть Православная Церковь.

Дойти до Кливлендских решений могли только чужие, нецерковные люди, которые явились на Собор для своих особых целей и которым нет никакого дела до церковных законов. Кливлендское самонадеянное заявление — «нашей высшей законодательной инстанцией должны остаться всеамериканские периодические церковные соборы, на которых мы вырабатываем свои уставы и всецело руководим своею жизнью» — просто наивность. Опыт показал воочию, может ли эта епархия действительно руководить сама собой, можно ли какой-либо высшей церковной власти дать ей самостоятельность, может ли хотя одна Поместная Церковь признать ее и войти с ней в братское общение, созрела ли американская Церковь для автономии и выдержала ли она экзамен на нее. Претензия невозможная, невероятная.

Если явилось такое нарушение постановлений, высшей чем епархиальное собрание, церковной власти, надо полагать, что долг протеста всего епископата и какой-то части духовенства и мирян был обязателен на Кливлендском Соборе. Но какова же печаль этого собрания, что долг этот не был выполнен даже всеми епископами и самим возглавителем епархии, м. Феофилом. Но и этого мало. 28 марта 1947 г. последний известил архиепископов Виталия, Тихона, Иоасафа, Иеронима, что за «непризнание постановлений Всеамериканского Церковного Собора в Кливленде» они исключаются из состава американской епархии.

Каноническая оценка позиции Американского высшего церковного управления сделана была однажды в проповеди представителя Архиерейского Синода в Америке, Архиепископа Виталия, который сказал: «Самостоятельность Православной Церкви в Америке нужно заслужить, но нельзя ее украсть, пользуясь современным тяжелым положением Русской Православной Церкви». Что из себя представляет вся эта история домогательств в американской епархии начиная с 1920 г., пусть каждый судит сам.

Надо приветствовать миссионерскую деятельность Православной Церкви среди американцев: богослужение на английском языке, издание на этом языке церковной литературы и проч. Но надо, чтобы иностранцам дано было истинное Православие, а не искажение его.

Северо-Американский округ в своей церковной жизни слишком слаб, чтобы он мог стать сейчас на путь плодотворной церковной самостоятельности. Такая самостоятельность фактически может стать выходом из ограды св. Церкви.

Последняя тенденция умалить значение епископата и по протестантскому образцу свести церковное управление к большинству голосов мирян и клира, стать на губительный путь сектантского мирянизма и потерять иерархический строй апостольской Церкви, и далее — подчинить Церковь чуждым ей началам, упразднить аскетические основы, которыми сильно наше православие, исказить церковный Устав, уничтожить посты и ограничения в бракосочетаниях, продолжать неразборчивость в архиерейских хиротониях, ослаблять в церковной жизни этические принципы и т. д. — это совсем не путь к автономии. Жизнь рекомендует упорядочить церковный строй прежде всего обновлением состава руководства из принципиально твердой русской иерархии, а также и состава священства, теснее припасть к русской церковной культуре и питаться от ее святынь, истовости ее богослужения, религиозного семейного быта, церковных порядков.

Решительно отвергая подчинение Московской Патриархии, как лишающей американскую епархию церковной свободы, и отклоняя поспешное объявление самостоятельности, как искажающую ее православную сущность, надо стать под водительство Русского Архиерейского Собора заграницей. В связи с пополнением состава американских епископов из юрисдикции митрополита Евлогия сопротивление этому может быть только традиционным, но нынешнее каноническое положение американской епархии абсолютно обязывает к этому, и чтобы не «красть» автономии придется рано или поздно это осознать.

Московский Экзархат

В связи с военным нашествием красных в 1944-45 гг. на Балканы, в среднюю Европу и на Дальний Восток, русские заграничные епархии и приходы этих стран насильственно подпали под власть Московской Патриархии, оказавшись, так сказать, на ее территории. Из некоторых этих частей были образованы московские экзархаты. Но есть два таковых, в Западной Европе и в Америке, составившихся из приходов и по доброй воле в разные времена подчинившихся Московской Патриархии.

На призыв м. Сергия, в связи с декларацией 1927 г., отозвался не только м. Евлогий, но и арх. Литовский, Елевферий, и с той разницей, что этот поехал в Москву (в ноябре 1928 г.), провел там три недели и имел продолжительную беседу с советскими агентами по церковным делам. Может быть отсюда м. Елевферий сделался более верным и надежным слугой Москвы, чем первый, и должен был даже заместить его впоследствии.

Указом м. Сергия от 26 дек. 1930 г. епархиальное управление м. Евлогия было упразднено и поручено было м. Елевферию, который прибыл в Париж, доказывал свои права, призывал м. Евлогия к повиновению под угрозой полного запрещения за продолжение самовольного управления приходами. Хотя его никто не боялся, но через год, в ноябре 1931 г., м. Евлогий принужден был издать послание к духовенству по поводу того, что м. Елевферий «не успокаивается» и «проявляет ревность не по разуму церковному» — с претензиями на его епархию.

Поручения Москвы в отношении к Архиерейскому Синоду, с требованием подчинения ей сначала выполнял м. Евлогий (25 июня 1928 г.), затем с одинаковыми полномочиями и усердием м. Елевферий.

В августе 1934 г. м. Елевферий прислал м. Антонию московские прещения, и последний ответил на них разъяснением всей незаконности действий м. Сергия, который пытается своим личным судом судить целый собор заграничных епископов. «Признаю деяния его преступными и подлежащими суду будущего свободного Всероссийского Собора» — писал он м. Елевферию — «Вам же удивляюсь, что, будучи на свободе, Вы принимаете участие в разрушительных для Церкви актах, наравне с плененными иерархами, для которых самое пленение их служит некоторым извинением» (7/20 авг. 1934 г. № 4036).

Другое лицо, викарный Зап.-Европейской епархии и ректор Богословского Института, еп. Вениамин, бывший главенствующий духовенства армии ген. Врангеля, с отказом м. Евлогия от Москвы, отделился от него и обосновался в церкви Трехсвятительского подворья на ул. Петель в Париже.

В мае 1933 г. арх. Вениамин переехал в Америку в звании врем. Экзарха Московского Патриарха и 21 мая уже служил у м. Платона в Свято-Покровском Соборе. Но это вызвало возмущение паствы, не склонной к какой-либо лояльности к большевикам. Под давлением ее м. Платон порвал общение с ним, хотя успел через него уже войти в общение с Московской Патриархией и даже просить о хиротонии во епископа прот. Л. Туркевича. В связи с его отказом от дальнейшего общения и с Москвой и с ее представителем 28 июля того же года м. Платон получил увольнение от управления епархией, на которую назначен был арх. Вениамин, фактически не получивший и пяти приходов обширной епархии.

Он путешествует в Москву, ведет иногда переговоры с м. Феофилом, получил в 1935 г. московский указ о запрещении всего епископата и духовенства епархии в священнослужении и не объявил, принимает московских делегатов.

К плеяде церковных деятелей, совершивших в эти годы различные превращения, к митрополитам Евлогию, Платону, Феофилу, Елевферию, Вениамину, бывших в составе Архиерейского Собора и в подчинении Синоду и отпавших от него, надо отнести еще одно имя — м. Серафима (Лукьянова), и может быть в падении этого больше поучительного, чем во всех других. В смысле противоречий самому себе это самое острое и самое быстрое.

В январе 1927 г. м. Евлогий Архиерейским Синодом был предан суду епископов, и на Западно-Европейскую кафедру был назначен им арх. Серафим, который сначала за счет приходов, не пожелавших идти за м. Евлогием, а потом и открытием новых, собрал в новую епархию около 40 приходов.

Когда на заграничную часть Русской Церкви началось нашествие советских церковных делегаций, для защиты и поддержки Иерусалимской Миссии и ее паствы,10 авг. 1945 г. м. Серафим издал послание и письмо на имя ее Начальника, объявляя, что для всех частей Русской Церкви заграницей, единственной высшей и полномочной властью является Архиерейский Собор, до созыва которого отдельные архиереи управляются пока самостоятельно, а приходы подчиняются временно ближайшему. Далее он пишет Начальнику Миссии: «Мне очень отрадно, что Вы стоите на правильном пути и не соблазняетесь греховными интересами и не страшитесь угроз (разумея то, что за подчинение Москве Начальнику предложен был сан митрополита, а за отказ — лишение общения с Иерусалимским Патриархом). Путь наш крестный, полный страданий, но верный и истинный. Мы хотим сохранить Церковь свободной во Христе. К нам скоро приезжает м. Николай. Его давно желает видеть м. Евлогий и патриаршие приходы. У евлогиан полный разброд и разлад. Я живу здесь точно на острове. Кругом враг. В моей епархии желающих подчиняться Москве нет».

Через две недели после этих писем, 24 авг., в Париж прибыл м. Николай, а 26-го посетил м. Серафима, который заявил гостю приблизительно так, что он сам не правомочен единолично решать такой важный вопрос, как объединение с Патриархией, а епископы наши находятся в рассеянии, а потому, когда будет возможность собрать их, тогда будет дан ответ. Вслед за этим патриарший делегат распространил «Послание патр. Алексия к Карловацкой ориентации», создавая атмосферу смущения, раздора и споров в приходах и острую вражду к этой ориентации у советофильствующих кругов. 31-го был нанесен второй визит, который продолжался около часа, и визитер вышел победителем. 2 сент. м. Серафим служил литургию примиренным не только с Московской Патриархией, но и с м. Евлогием.

Ни для кого не оставляло сомнений, что молниеносный переворот в позиции м. Серафима произошел под угрозой печальных последствий его послания за немецкую победу над большевицкой властью в России в день начала германо-советской войны 22 июня 1941 г. «Не сломила сила сильного, а подрезала его соломинка» — по русской пословице.

После кончины м. Евлогия, в августе 1947 г. м. Серафим возглавил, по указу Москвы, Западно-Европейский экзархат, новый, другой, кроме Константинопольского, в который вошло не больше 20 приходов, а ныне не осталось и половины.

Лжесвидетельство. Московское направление, оставшееся в нескольких приходах Западно-Европейской епархии, превратившейся теперь в Московский Экзархат, таким образом, имело силы оставаться себе верным и после измены ему м. Евлогия в 1930 г. Ни панихид по жертвам революции в какую-нибудь годовщину ее или по отдельным жертвам большевицкого террора, ни участия в протестах против преследования религии в России, ни молитв о прекращении гонений на Русскую Церковь — никаких таких и подобных «политических выступлений» это изумительное течение заграничной церкви не делало. В эти приходы отсеялись особые люди эмиграции.

Новый возглавитель их, м. Серафим, быстро научился писать статьи, в которых, например, смело мог выставить патр. Тихона великим страдальцем, но оказывается, от обновленцев, а не от большевиков, и даже воскликнуть: «Да будет вечная, славная память святителям-исповедникам» (Р. Нов. 14 июня 1946 г.). Подумаешь, что говорит о заключенных и убитых советскою властью. Такое искусство, такая ловкость рук…

Для утверждения правоверия необходимо совершить паломничество в Москву на поклонение большевицкому председателю Совета по церковным делам, и в феврале 1947 г. м. Серафим вместе с другими лицами побывал в Москве.

Когда-то московский делегат арх. Фотий (Р. Нов. 4 окт. 1946 г.) свидетельствовал в Париже: «Те, которые испугались (революции) ушли в катакомбы», но патр. Сергий «не захотел крест Христов унести в катакомбы»… Теперь один парижский делегат в Москве, не сговорившись с первым, утверждает (Р. Нов. 16, 23 мая 1947 г.): «Никакой подпольной, или, как говорят в эмиграции, катакомбной церкви, в России нет. Самые мои оптимистические ожидания оказались превзойденными… Мы здесь и представления не имеем о том, как живет духовно наш русский народ, как он молится, верует, как он любит и почитает свою Церковь»… Вот новость. Никто никогда не сомневался, что гонения и скорби усилили и закалили веру остатка верных.

Теперь новые миссионеры приезжают из России с непревзойденным оптимизмом. Мы можем еще понимать тех, кто, подобно ветхозаветным людям, «с радостными громкими восклицаниями прославляют Господа за восстановление дома Господня», но как же «старейшие из священников и левитов и родоначальников, видевшие прежний храм, не пришли теперь от этого строения с плачем и горьким воплем» (2 Ез. 5:59-61)? Заграничные подражатели Московской Патриархии не только не плачут из сочувствия к своим братьям, но приезжают из России восторженными от неслыханных свобод и невиданного расцвета церковной жизни, с которыми кажется и старому режиму не сравняться. Они не видели скорби, нищеты, убожества, ничтожности данной свободы. Но жизнь на развалинах былого, на пожарище видели и крики «спасите нас» слышали, однако, другие делегаты и имели смелость рассказать эту правду за границей («Таймс» от 21 окт. 1946 г.). А эти лояльные к советской власти и сознательные участники в ее обманах, конечно, не могли посетить лагерей заключенных, но не могли даже и спросить, за что там сидят духовные лица.

Пишущему эти строки, кое-что видевшему в России, без горести сердца невозможно было слышать рассказ православного священника Польской армии о его встрече в местах заключения, уже во время советских церковных свобод, с епископом, который оказался полупомешанным. В бесконечном ряде лет страдания он потерял рассудок и сделался ребенком, понять разговор которого было невозможно.

А заграничные пастыри в это время изощряются в изобретении словесного камуфляжа для большевицких злодеяний, блакаута-затемнения для сокрытия этого ужаса.

Итак, после фактического проявления лояльности к советской власти московское направление за границей по мере усиления связей с советской Россией перешло к лжесвидетельствам.

Мы уже знаем, что Московская Патриархия морально пала во время гонений. Она своими выступлениями в пользу своей безбожной власти лишила свою Церковь защиты общественного мнения остального мира, с которым эта власть в известной мере еще считалась. Она дошла до политических требований за границей о лояльности большевикам и до протеста против молитв о прекращении гонений на родную Церковь. Ее делегаты заграницей клеветали на мучеников и отрицали самый факт гонений. Они лгали от страха и вполне серьезно. Им не до шуток, ибо в России их бьют и не только плакать не позволяют, но еще и требуют хвалить плетку и целовать руки бьющего, а иначе их будут бить еще больше.

Заграничные делегаты, вернувшиеся из России, подражая московской Патриархии, разыгрывают чисто по-актерски комедию лжи и лицемерия. Мы понимаем, что в России советские учителя дают своим ученикам то шлепок, то подачку, но почему заграничные и свободные ходят пред этими дрессировщиками неподобающим образом? А эти из жертвенности. Они приняли на свои плечи подвиги подсоветской пошлой услужливости не за страх, а за совесть (такая совесть для лжи и лицемерия) для сохранения и приращения этих благ-подачек советской власти на пользу Русской Церкви.

Такова новая мораль, заведенная советской Патриархией и нашедшая своих последователей заграницей: все средства хороши на пользу Церкви.

«Оправдание зла». Под таким заголовком будет глава у будущего историка нашего времени, который разберет и процитирует специальную литературу, какой мы никогда прежде не имели. Мы медленно развиваемся, и, видимо, недаром нас в этом обвиняют римские католики, потому что казуистическую обработку морали иезуиты заканчивали в 16-м столетии, а мы только сейчас ее начинаем. Эта любопытная философия нравственности, к удивлению (будь он жив) Вл. Соловьева, написавшего «Оправдание добра», изобретена некоторыми высшими иерархами, духовенством, обращенными интеллигентами и даже одним-двумя попутчиками советской власти и ее церкви из профессиональных заграничных философов нашего времени.

Крупные вклады в эту философию сделали, конечно, митрополиты Елевферий («Три недели в М. Патр.») и Вениамин, но и м. Евлогий и его окружение много что написали в первое время своего общения с Московской Патриархией. Изощряясь в оправдании лжи, приносимой в пользу церкви, они сами добровольно принимали на себя тот же Сергиевский «подвиг».

Присоединившись к м. Сергию и вообразивши вдруг себя почему-то истинными тихоновцами и страдальцами, примеряя мученические венцы к своим головам и к главе епархии, они возводили глаза к небу и ломали руки от мучительной загадки выступлений м. Сергия, отрицающего, например, гонения на Церковь. «Новая тревога, новое испытание для нашей многострадальной Церкви»… — вопиет одно заграничное послание по этому именно поводу (Ц. В. № 3. 1930 г.) в то время, когда уже больше терпеть сергиевское управление, благодаря притом ропоту своей же паствы, нельзя было. Да кто же мучитель Церкви — только ли большевики или свой же попечитель Церкви, который причиняет ей новые страдания клеветою, ложью и обманом, вместо утешения и ободрения истиной, которых от него все ждут? Говорят, сейчас м. Феофил в Америке поминает Патриарха Алексия только как мученика.

Теперь спрашивается, кто же мученик: Церковь ли, которой причиняли страдания не только большевики, но и свои первоиерархи, или первоиерархи, которые, принявши подвиги лжи и лицемерия, мучаются от осуждения своей совестью и порицания верных служителей и членов Церкви? Такою душевною и бесовскою мудростью «не хвалитесь и не лгите на истину» (Иак. 3:14-17). «Что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки» (1 Петр. 2:20).

Соисповедание. Заграничная часть Русской Церкви желает принадлежать к Русской страдающей Церкви и приобщиться к ее страданиям, ей сострадать. Но как раз принадлежность к советской церковной власти не есть принадлежность к страдающей Церкви, потому что эта власть похулила страдания Церкви и отреклась от них. Принадлежность к Русской Церкви страдающей, это именно не подчиняться ее современной церковной власти, и исповедовать эти ее страдания, и свидетельствовать пред миром, что Церковь в России не свободна и по своему внешнему и внутреннему в ней положению и по официальным своим выступлениям. Утверждать обратное — это «не прямо поступать по истине евангельской», будучи вовлеченными в лицемерие советской Патриархии (Гал. 2:11-15).

«Отвергнувши ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу» (Еф. 4:25). А истину проповедуем не мы, а нам страдальцы Церкви, которые по истине подражали св. Филиппу, митроп. Московскому. Филипп говорит Царю, что безвинно проливается кровь человеческая. «Нашу ли волю думаешь изменить? — отвечает грозный Царь. — Лучше было бы тебе быть единомысленным с нами». — «Тогда суетна была бы вера наша, напрасны и Заповеди Божии о добродетелях», — возражает мученик. — «Ты противишься нашей державе, посмотрим на твою твердость», — гневно отвечает Царь. — «Я пришлец на земле и за истину благочестия готов претерпеть и лишение сана, и всякия муки», — говорит митрополит.

Последние преемники по кафедре м. Филиппа не повторяют этих слов и сделались единомысленными с кровавой властью, а соловецкие и другие исповедники пошли вслед ему. Поэтому заграничные последователи Московского Патриарха не с Русской Церковью, а с изменниками истине. Так мы должны сказать, если мы члены друг другу, а не лжебратья и враги. Да будет Церковь свята и непорочна, тот же кто говорит ложь, тот не от Церкви. Не будем оправдывать сами себя, если истина обвиняет нас. Лучше покаемся пред ней в малодушии. Можно бежать от гонения и угрозы, как бежали родители Божественного Младенца от Ирода, как сам Иисус уклонился от побития камнями, как Павел из Дамаска, как разрешают это святые каноны (Петр. Алекс. 12, 13), но нельзя не исповедовать истины, если приспел этот час, и мы даже молились: «Да минует меня чаша сия». Это неизбежный долг, и уклонение от него нельзя оправдать никакими кривотолками.

Казалось бы, так легко исповедовать евангельскую правду за границей, на свободе, всячески утверждаясь и утверждая в долге исповедничества. «Коня готовят на день битвы, а победа от Господа» (Птч. 21, 31). Но малодушие и здесь имеет место. «Что вас побуждает идти под советскую церковную юрисдикцию?» — спрашиваете вы. И нашелся ответ и такой: «Советам принадлежит будущее». Люди торгуют истиной и заранее хотят спрятаться не под крестом, а под флагом Церкви, приспособляются к условиям и думают, что «благочестие служит для прибытка» (1 Тм. 6, 5).

Содействие. Другое законное желание — добиться для Русской Церкви наибольшей свободы. Но нельзя покупать свободу Церкви, как и свою, изменой истине или компромиссами с ложью и для этой цели оправдывать ее. В свободе, купленной такой ценой, Церковь не нуждается: ее поддерживает истина, а не свобода без истины (Иоан. 8, 32). Патриарх Тихон купил себе свободу компромиссом ради Церкви, но, увидев торжество в ней истины без его жертвы, в своем поступке разочаровался, и Церковь, зная его намерения, покрыла его любовью. Но одно дело ошибка, а другое сознательное преступление, на которое пошло Сергиевская Патриархия.

В той свободе, которая дается Церкви в настоящее время, в тех условиях и размерах, тою ценою и теми жертвами истиной и с теми конечными целями богоборческой власти, Церковь не нуждается. Представители ее должны были от нее отказаться.

В относительной свободе церковной нуждаются большевики, чтобы афишировать ее пред народами для обольщения верующих других стран за единый фронт вместе с собою. В этом советском обольщении призвана участвовать Московская Патриархия и подчиненные ей заграничные экзархаты.

Главное в советской политике: с верующими всех стран к интернационалу. Это — очередная задача. А потом с неверующими всех стран — против всех верующих, не взирая на их большинство, как в России. «Кто палку взял — тот и капрал». Главное — захватить палку в руки.

Так, вместе с крестьянством, большевики шли против царизма и капитализма, но чтобы уничтожить потом крестьянство; вместе с нэпом или частной торговлей и производством, за хозяйственное восстановление страны, но чтобы потом его уничтожить; вместе с национальностями против империализма, но за интернациональное их растворение; так и вместе с духовенством сначала против царизма в 1905 г., а теперь за интернациональное объединение, но чтобы с ним покончить, как и со всякой религией (Прот. М. Польский. Совр. сост. ц. в СССР. 5 стр. 1946).

Церковь в России существует потому, что заграничные пролетариат и крестьянство еще имеют «религиозные предрассудки», и на путях к мировой революции с этим приходится считаться. Ради буржуазии ей бы не дали существовать. Только для первых демонстрируется свобода Церкви в России, а то бы с ней давно кончили. Зачем же, видя такую опасность и такой метод, помогать этому преступному пути, а не разоблачать его? Зная метод, эту правду, уже пройденную, изученную, зная эти цели врага, крайне преступно лить воду на его мельницу, участвовать в его замыслах, помогать.

Никаких существенных перемен именно в принципиальном положении Церкви в России не произошло. Эта власть не только не исповедует христианства или какой-либо религии, но официально враждебна всякой религии, принципиально и официально не декларировала своего отказа от антирелигиозной программы и борьбы, а сделала временные послабления, демонстрацию свободы по практическим и тактическим соображениям.

Нельзя участвовать в советском обмане. Надо бороться за принципиальные и существенные изменения, за признание религии необходимым учреждением для всего государства и за ту свободу, которую она имеет во всех странах.

Политика. Хитрейшая клевета и тонкая ложь, восстающие на правду в борьбе с большевизмом, заключаются в «очищении от политики» одних и в обвинении в политиканстве, возводимом на других. В религиозном антибольшевизме нет никакой политики, а есть самозащита, борьба за веру и Христа, против неверия, воинствующего безбожия. Политика — это бороться за экономическую или политическую систему. Мы с социалистической и политической системой большевизма не боремся, но коль скоро социализм провозглашается богом, заменяющим Бога истинного, мы против такого обожествления и говорим, что это ложный бог и те, кто исповедует его погибельно для себя и других, не понимают места, занимаемого религией в душе человека.

Борющиеся во имя социализма с христианством и религией суть наши враги. Для нас без религиозных устоев нет никакого смысла борьбы с большевизмом. Вопрос о том, что лучше, эксплуатация человека человеком в буржуазном обществе или эксплуатация человека государством в социалистическом, для нас вопрос свободы религиозного человека, который может и должен в своем развитии преодолеть то и другое рабство.

Поэтому под видом «очищения от политики» или под страхом обвинения в «политиканстве» отказываться от религиозной борьбы с большевизмом — это изменить своему христианскому долгу. Христианин в своем антибольшевизме не занимается политикой, а защищает свою веру, с которой борется большевизм. И он должен продолжать борьбу, не позволяя себя обмануть, когда враг делает отступление, чтобы только разбежаться и сильнее прыгнуть вперед к торжеству атеизма (Прот. М. Польский. Совр. сост. Ц. 4.).

Каноничность. Поиски канонического пребывания — еще задача заграничной части Русской Церкви.

Укоренился предрассудок, будто современная высшая церковная власть в СССР несомненно каноническая. Это убеждение требует изобличения своей ложности, как опасное, усыпляющее церковное сознание. Оно есть заведомое попустительство беззакониям, безразличие к истине дела, поверхностное отношение к произошедшему в России. Добровольное подчинение церковной власти в СССР, ничтоже сумняся, с принесением в жертву предполагаемой ее безупречной каноничности всех благ, прав и обязанностей своего нормального, свободного положения заграницей свидетельствует о неведении вообще и, говоря деликатно, о несерьезности и нетвердости своих собственных принципиальных установок в разных областях. Какой-то легкий формальный взгляд на достаточность для власти епископа одного преемственного рукоположения, хотя бы за этим следовали узурпация общеепископской власти и другие преступления, беззакония и неправды, которые лишают епископа прав на власть, характеризует это направление. Возможное торжество этой неправды и чувство жалости к страждущему и попранному в своем служении канонической и евангельской истине составу Русской Церкви их не беспокоит. Это относится как к ничтожным по духовному сему значению Московским экзархатам в Европе и Америке, так и к двум их митрополичьим округам, главы которых, мм. Евлогий и Феофил, сделали попытки стать в подчиненное положение к Московской Патриархии.

Настроение обывательского состава этих Московских экзархатов выражается в повышенном чувстве чрезвычайной своей православности от сознания, что Московская Патриархия, которую они исповедуют, признана главами других Поместных Церквей. Они не задают себе вопроса, почему обновленческое управление в России не сделалось каноническим от признания восточных патриархов. По церковному закону и по физической невозможности или, вернее, по возможности неведения и ошибок нельзя вмешиваться во внутреннюю жизнь других Поместных Автокефальных Церквей. А в отношениях, ни к чему не обязывающих глав Поместных Церквей, и с верой, что наша Поместная Церковь сама разберется в своем внутреннем споре, состоявшееся общение могло иметь место. Но нам, членам этой Поместной Церкви, именно в силу этого нашего положения ни в коем случае нельзя на этом факте остановиться, увидеть в этом какой-то вселенский собор, выразивший всеобщую православную истину, и отказаться от нашей внутренней борьбы за эту истину, которую мы должны вести вперед до свободного Российского Поместного Собора, решения которого и будут окончательными и для других членов Вселенской Церкви.

Наконец, меньше всего, что можно в мире желать, — это какого-либо духовного возглавления Московской Патриархии и влияния ее на дела Вселенской Церкви, не говоря уже о заграничной части Русской Церкви, у которой своя исключительная по важности задача разоблачения этих попыток. Павшая во время гонений, жалкий несчастнейший раб своего тирана — большевизма, Московская Патриархия своими официальными голосом и действиями выражает только его желания и цели. Занимаясь политическими делами под видом церковных, она, в силу того же задания, запрещает заниматься ими другим, чтобы вода лилась отовсюду только на большевицкую мельницу.

Если, по закону Церковного Собора от 2/15 авг. 1918 г. никто из членов Православной Церкви не может быть привлечен к церковному суду и подвергнут наказанию за те или другие политические настроения и соответствующую им деятельность, то и Московская Патриархия не подлежит суду за свои политические симпатии. Но она сама нарушила этот закон, и обрушилась со своими прещениями на заграничную Церковь, и подлежит наказанию за это нарушение. Однако в этой политической своей работе она совершает преступления против Церкви и ее Христовой правды.

Не перечисляя снова всех действий ее в пользу врагов Церкви, мы добавим только, что она распространяет ложь и обман относительно свободы своей Церкви и отрицает бывшие гонения, как не бывшие, пытаясь вызвать всеобщее доверие к богоборной власти и со стороны верующих всех стран. В этом «действии заблуждения, так что люди верят лжи» (2 Фес. 2, 11) она участвует, и слово ее распространяется как рак (2 Тм. 2, 17) среди простых и легковерных.

Постоянные компромиссы с властью богоборной, безнравственной, безпредельное жестокой и насквозь лживой, повлияли на характер и поведение Московской Патриархии. Подобострастная и униженная у себя, не находящая слов для выражения верноподданических чувств пред своими властителями, сама виновная и падшая, беззаконная и неправая, подлежащая разряду кающихся у церковной ограды, она выступает пред заграничными иерархами с очень смелыми приемами, с важностью и внешним авторитетом, с властностью и бесцеремонностью в обращении, доходящей до дерзости и угроз (м. Григорий в Париже, арх. Алексий в Америке). Перед нами церковная власть, достойная своей гражданской. Подчиняться ей можно только по насилию обстоятельств, с печалью сердца и со слезами, как в участии вместе с язычниками в идоложертвовании. Но приходить к ней с веселым лицом и в праздничных одеждах и добровольно приносить жертвы советским богам ложью и обманом, на что пошла Московская Патриархия, нельзя. Это последнее падение не имеет извинений, и через Московскую Патриархию нельзя входить в соглашательство с большевиками. Поминать за богослужением ее имя — это исповедовать эту ложь и соглашательство с нечестием, не говоря уже о том, что неканонической и подсудной церковной власти мы обязаны избежать.

С осуждением Московской Патриархии автоматически осуждаются ее последователи за границей, подлинно продавшие свое первородство за чечевичную похлебку.

Заключение

Заграничные пути, описанные в двух главах этой заключительной части, могут быть также охарактеризованы и озаглавлены, как и первые две части настоящего канонического очерка:

— Канонический путь Архиерейского Синода и

— Неканонический путь Константинопольского экзархата, Американской автономии и Московского экзархата.

Заграничная часть Российской Церкви имеет общее каноническое положение, аксиоматически простое и неоспоримое: она принадлежит к своей Автокефальной Церкви. Поэтому сама эта часть не может изменить своего положения переменой юрисдикции, автономией, автокефалией или чем-либо другим, и на эту часть, как на достояние Российской Церкви, никто не может посягать и пытаться отторгнуть от нее. Автокефальные национальные церкви имеют нужду и право основывать миссии, приходы и епархии вне своих стран, по своему произволению и под своим непосредственным управлением, а на территориях других Православных Церквей с их разрешения.

Часть Церкви, потерявшая связь со своей центральной Церковной властью, при наличии епископов, организует соборное управление для себя, в ожидании соединения со своим целым. Применительно к последним русским обстоятельствам должно сказать, что если бы никогда не было указа 1920 г. о церковном соборном самоуправлении на местах, то и тогда оно должно было возникнуть само собой по епископскому долгу, как оно и возникло на Юго-Востоке России, и если бы указ 1920 г. буквоедски бессмысленно оспаривался для его применения заграницей, то и тогда, игнорируя этот указ, долг пред Русской Церковью обязывал бы ее членов за границей себя самих и ее достояние сохранить для нее не иным способом, как составлением собора центральной высшей епископской власти, и организовать единство этой заграничной части, потерявшей его во всероссийском церковном центре.

Долг всех заграничных русских приходов, миссий и епархий, потерявших связь с Матерью-Церковью, — до прихода ее дел в нормальное состояние объединиться под единственной канонической формой Церковного управления, под русским заграничным Собором Епископов, раз таковые имеются налицо, как из прежних, находившихся за границей, так и из вновь прибывших.

Подчинение же настоящему, порабощенному большевикам, высшему церковному управлению в России, когда явилась к тому физическая возможность, должно быть отвергнуто церковью эмиграции, возникшей через борьбу за свободу и получившей ее за границей. Избежавши порабощения большевикам, гонителям Церкви, она не может снова порабощаться им, хотя бы через Московскую Патриархию. Не для того уходили в эмиграцию.

Однако заграничная часть Русской Церкви должна категорически отвергнуть попытки Московской Патриархии какими-либо указами исключить заграничных иерархов и духовенство из состава Русской Православной Церкви и лишить их права именоваться ее священнослужителями, как не канонические. Она должна неизменно исповедовать себя в ее составе, и, поскольку в Поместной Автокефальной Церкви Российской в 1927 г. возник внутренний канонический спор, то заграничная часть ее в нем участвует на равных основаниях с другими епархиями и может в единственно свободных условиях, сравнительно с другими ее частями, выражать свое мнение и защищать таковое же других, принужденных к молчанию в самой России. Этот долг лежит на ней, и она обязана его выполнить до конца, чтобы не получить упрека в измене ему, как от будущей свободной Матери Церкви, так и от всей ее истории. Собор заграничных епископов в 1927 г. отверг самую угрозу Сергиевского Синода исключить из состава родной Церкви, как акт неканонический.

Хотя и в этот внутренний спор Автокефальной Церкви никто из других Поместных Церквей вмешиваться не может до тех пор, пока он не разрешится в самой этой Церкви, но долг свободных епископов заграничной части ее засвидетельствовать пред ними, что Московская Патриархия, основанная вновь м. Сергием и возглавляемая ныне п. Алексием, не является представителем Русской Церкви, что обязывает Поместные Церкви по крайней мере к осторожности во взаимообщениях с нею.

Архиерейский Собор отверг незаконное вмешательство в дела Русской Церкви и притязания на ее заграничное достояние других патриархатов, осудил новый стиль за границей, обновленческий раскол в России и беззаконные выступления Сергиевской Патриархии, став на сторону гонимой Церкви, за ее каноническую и евангельскую правду. Он опротестовал незаконный способ избрания патриархов в России, непрестанно боролся за сохранение верности заграничной части Русской Церкви своей Матери-Церкви от измены и уклонений и за собственное внутреннее единство всех частей Зарубежной Церкви около Собора епископов против расколов, посягательств и притязаний единоличных прав на общеепископскую власть.

Таким образом, заграничная часть Русской Церкви, возглавляемая этой единственной канонической формой управления, подлинно в самой деятельности и исповедании принадлежит к составу Русской Поместной Автокефальной Церкви. Поэтому бытие этой русской заграничной церковной области имеет исключительное значение для Русской Церкви и всеми будет признано когда-нибудь единственным голосом ее, отвечающим в это время ее достоинству.

Архиерейский Собор являет должным образом Российскую Церковь чистотой своей веры и преданностью божественным канонам, служа опорой их правды и надеждой их торжества. Условия свободы использованы для пользы Русской Церкви в полной мере.

Духовный контакт Архиерейского Собора с Российской Церковью, минуя Московскую Патриархию, осуществлен вполне. Заграничный Собор морально связан с теми российскими епископатами, которые с 1943 г. заменены официальными и легальными нынешнего состава и которые, например в Молотовском районе, сами отказались от позорной свободы; с теми «обывателями» Русской Церкви, которые признают нынешние советские свободы только тактическим маневром, и ради которых Московская Патриархия выпускает свой журнал в двух изданиях, чтобы скрыть идеи Заграничного Синода, с которым она полемизирует. Наконец Заграничный Синод оперся на огромную, многочисленную народную и церковную живую силу новой эмиграции перемещенных войной лиц, которые борьбой, страданием и кровью засвидетельствовали заграницей о тяжком египетском рабстве Русской Церкви и облекли доверием Архиерейский Синод, встретив на чужбине свою родную подлинно церковную власть, право правящую слово истины, верную всегда им издали и борющуюся с ними за одну и ту же правду. О деятельности здесь Архиерейского Синода напишется в церковной истории особая глава.

Официальная церковная власть в России не со своею Церковью, не со своим церковным народом-страдальцем. Она — по нужде терпимое насилие. Заграничная область — единственный оплот, надежда, утешение и радость российских катакомб. Так было в то время, когда в них был пишущий эти строки, так и осталось и теперь по подтверждению вновь прибывших из них.

Факты, обстоятельства, история, каноны, евангельское слово, совесть — одним несокрушимым узлом вяжут сергиевскую церковную власть в России и бросают ее, как неоплатного должника Церкви в темницу, где она будет сидеть, пока не отдаст последней полушки, а вместе с нею и тех, кто пошел с нею на соглашение и стал оправдывать ее путь. Суд без милости тем, кто не оказал милости епископату, клиру, народу, которые вопияли, умоляли, просили о стоянии в правде Божией и которым ответили жестокой расправой и поруганием.

Критерием для оценки канонического положения высшей церковной власти различных русских церковных объединений заграницей является отношение их к Русской Церкви и к Московской Патриархии.

Американская автономная епархия принципиально признала возможность духовного возглавления для себя Московской Патриархией. Константинопольский Экзархат готов к «братскому сотрудничеству» с ней, и указ ее от 16 мая 1947 г. об исключении иерархов и духовенства его из состава Русской Церкви и лишении права именоваться священнослужителями ее приняла «ничесоже вопреки глаголя». Московский экзархат заграницей безоговорочно поработил себя советской церковной и интернациональной политике и составил новую добровольческую армию на стороне красных, против белых-непримиренцев, принося те же нечистые, советские идольские жертвы, и упражняясь в той же лжи, клевете и обмане, что и подсоветская Патриархия. Подчиняясь последней и через нее покорившись большевикам, эти вслед за ней бедными кроликами отправились в пасть змея, воображая, что присоединились к своей Церкви. Вторые вышли совсем из состава ее и юридически, и фактически, не находя никаких оснований для борьбы за нее. Первые для достижения своих целей безразличны к средствам и духовно вышли из нее, переставши чувствовать себя ее частью.

Таким образом, общение с Московской Патриархией, выход из состава Русской Церкви, то и другое вместе в «братских» отношениях, демонстрируют ложные пути и глубокий раскол с позицией Архиерейского Синода: быть в составе Русской Церкви и вместе с тем не с Московской Патриархией, не с ее нынешним возглавлением.

В церковной жизни эмиграции произошло то же, что и в гражданской — раскол. Не могли осуществить общеэмигрантского единства, создать свой центр, всеми почитаемый и уважаемый, не показали сознания своего общего положения, общих целей, задач, стремлений и желаний. Но в Церкви вышло тем хуже, что налицо здесь есть единый фундамент — русская Православная вера, что Церковь есть единственная организация для русских, в которой ее должности, — не бывшие чины и саны, а действительные, на действительной службе у которой есть свой закон, св. каноны, которым обязаны повиноваться, и неразрушенная организация, свое возглавление, прибывшие заграницу, целый Собор епископов, верховная власть Церкви. Все это — единственные драгоценности, которые унесли из России и принесли сюда и которые надо было беречь и сохранять с благоговением. И вот этой организации церковной нанесены тягчайшие удары и наносятся по сей день, так что бедным рядовым членам Церкви трудно разобраться в происходящем. Грех против единства совершенно очевиден и ничем не оправдываем. Произошла даже сознательная и планомерная борьба с общецерковным единством заграницей и с упреком, в отношении к Собору Архиереев за «притязания» на общецерковную власть заграницей. За раскол, за церковное разъединение была открытая и сознательная борьба.

Значение церковных законов св. канонов ослабело до полного пренебрежения. Объявлялись запрещения, но их никто не признавал. Почему же это? Каноническая высшая церковная власть не имеет уже больше поддержки благочестивейших государей и государственной опеки, под которой привыкли жить и которой больше боялись, чем силы своего собственного церковного закона. Казалось бы, только в государстве закон опирается на принудительную силу, а в Церкви царствует свободное, добровольное подчинение. И это осталось верным кажется для всех в Русской Церкви, кроме некоторых (грустно признать) иерархов, видимо раболепных поклонников сильных мира сего, потеряв которых и оказавшись на свободе они не могли уже признать никаких авторитетов без этой внешней поддержки. Свобода соблазнила. Возможность жизни без дисциплины и надзора, без контроля высшей инстанции, в своеволии и беззаконности преодолела духовный закон мира, единомыслия и свободы, которая, по примеру Божественной Жизни, есть самоограничение во имя любви.

Кто же нарушил эту любовь, где проявлены властолюбие и домогательства, кто не захотел поделить власти между всеми епископами и боролся за преобладание, не желая подчиняться общему братскому решению и вообще никому не подчиняться? Кто возжелал буквы закона, а не духа и смысла его, и слепо следовал ей до падения в яму? Кто действовал заграницей в духе м. Сергия и нарушил братское единство? Откуда эта ересь единоличного церковного управления и диктатуры одного епископа, который может внести в Церковь всякое беззаконие и подобранные им соборы, синоды, епархиальные советы и собрания, которые являются только для оправдания всякой его неправды? Как эти общие собрания епархий и митрополий превратились в высшие инстанции церковной власти и приняли даже наименования соборов, когда их гегемоны лишили своих епископов прав викарных и епархиальных архиереев? Всюду разобщение, а не единство, самоволие, а не подчинение, поиски внешнего авторитета (еще считались с покровительством Сербской Церкви), а не братское единение и самодисциплина, неверность, измена, превышение власти, чрезмерные притязания, самочиние, неправда, компромиссы, тайные действия и дипломатия хитростей и обманов, получивших похвалу мудрости.

Путь Архиерейского Собора и Синода — путь сознательного, свободного, дисциплинированного единства очень труден.

Прежде всего трудность его в том, что он есть путь веры в конечное торжество правды, а потому можно «умереть в вере, не получивши обетований» (Евр. 11, 13), ибо они принадлежат будущему. Исповедовать себя неразрывной частью Русской Церкви, не подчиняясь ее неканонической современной церковной власти, и ожидать восстановления свободной и нормальной жизни в ней, и тогда своего воссоединения с ней — это подлинно подвиг веры в ней, сопряженный с великими трудностями. Надо скромно и твердо хранить самостоятельность заграничной части Русской Церкви среди автокефальных церквей, на правах временно оторванного от своей центральной власти целого округа или союза епархий и надо ждать высших санкций на всю свою деятельность только по воссоединении с центральной властью (указ 1920 г.).

Но это добрый путь и верный, ибо «все, что не по вере — грех» (Рим. 14, 23). Нельзя сказать, что отпавшие от Архиерейского Собора поступали по вере. Они помышляли устроить свою каноничность в настоящем прочнее и как можно скорее, невзирая на средства и не надеясь на будущее, и потому эта каноничность не удалась. Архиерейский же Собор, по самому существу являясь учреждением каноническим, легко отбрасывает от себя обвинения в автокефалии или в самочинии.

Епископов, объединенных в братский союз и объединивших под свой покров всю зарубежную Церковь, что могло разъединить, кроме именно самочиния некоторых, искавших единоличной власти? Принцип Архиерейского Собора несокрушим.

Заграничная часть Российской Церкви находится во Вселенской Церкви, хотя и в другом состоянии, чем она, как свободная сравнительно с несвободной. А потому у нее невольно есть свои особые отношения ко Вселенской Церкви, как ходатаицы по русским церковным делам, осведомительницы о ее состоянии, защитницы ее интересов, исповедницы ее правды. Роль Собора Епископов этой части Русской Церкви исключительно важная и необходимая как для Русской Поместной Церкви, так и для Вселенской, она всегда выполнялась и выполняется и заслуживает похвалы и благодарности этих великих сторон. В нем сохранено лицо Русской Церкви. Он один говорит от лица своей страдалицы. Он — представитель ее за границей. Подчинение же какой-либо епархии другим патриархатам или образование автокефалий и автономий могло произойти только самочинно и явилось тенденцией к отторжению этих частей от Русской Церкви и посягательством на ее достояние, нарушением порядка, который до сего времени существовал и всеми признавался, и ко всему этому изменой Русской Церкви в годину ее испытаний. Надлежит быть и сему пути.

Но «путь истины будет в поношении» (2 Петр. 2, 2). Трудности Архиерейского Собора чрезвычайно возрастают. «Беды от сродников, беды от язычников, беды от лжебратии» (2 Кор. 11, 26).

Большевики ведут борьбу с Заграничной Церковью с начала эмиграции, и в то время, когда Московская Патриархия даже во внутренних церковных делах действует в согласии со своей безбожной властью, зарубежная церковная организация осталась недоступной ни прямому, ни косвенному разлагающему воздействию с ее стороны.

Большевикам в этой борьбе помогает Московская Патриархия, несмотря на то что они разрушают Церковь. Самый острый удар для нее в том, что заграничная часть продолжает считать себя в составе Русской Церкви, не признавая над собой ее возглавления. Таким образом, правда живет, борьба с неправдой существует, суд впереди и беззакония будут изобличены.

Однако нападения большевицкой стороны естественны и не так воспринимаются, как от «сродников» по заграничной судьбе. Отколовшиеся от Собора враждуют с ним и открыто, и прикровенно, «Кливлендцы» не стесняются в своих «открытых письмах», а «евлогиане» продолжают удивляться, «какую широкую юрисдикцию усваивает себе дэ юре и дэ факто Зарубежный Синод» (Ц. Вест. № 7. 1947 г.), назначая епископов на кафедры в разные страны на русские епархии. Почему бы не исповедать прямо свою новую веру, что все это должен делать Константинопольский Патриарх или даже его западно-европейский русский экзарх? Другие смельчаки из этой же среды искренно злорадствуют о «сокрушительных ударах», полученных «карловчанами» от евлогианской же измены, от предательства некоторых (м. Серафим Лукьянов) и от подлинной страдальческой гибели целых епархий от советских захватов. Этим господам не понять, что маленькая семитысячная армия после Сен-Готардского перехода и огромных потерь осталась непобежденной. Не больно, когда большевицкое копыто лягает израненного духовного льва эмиграции, но позорно и горько, когда бросившие свои знамена и бежавшие с поля битвы «победоносно» и с усмешкой выглядывают из чужого двора на принявших все сражения и сохранивших свои святыни. За что же вы не любите Заграничный Синод? Почему же вы встревожены его существованием, волнуетесь от проявленной им деятельности, радуетесь его потерям, боитесь его усиления, ждете его исчезновения? Потому что честный, прямолинейный, не уступивший ничего и никому, несгибаемый, не знавший колебаний путь служения правде Христовой в наших условиях является живым укором вашему пути, и вы досадуете.

Неужели вы не видите, что «тихоновцы» в России и «карловчане» заграницей давно победили, хотя бы для общего признания этого факта еще нужно какое-то время.

Вы обижены своими ошибками. Но для этого есть их сознание и исправление. Будьте мужественны и пожалейте, что не удалось пойти этим путем с начала до конца без колебаний. Порадуйтесь великодушно, что, после дней общеэмигрантской непримиримости и клятв верности российской борьбе до гроба и наступившего затем разложения, которому поддались и некоторые ваши церковные вожди, остался старый Вождь, который не преклонил колен своих пред Ваалом, не принес нечистых жертв ему никаким компромиссом и тем более стал достоин вашего доверия и уважения, которые ему можно снова принести от всего сердца. Этот Вождь и этот его путь будут и славой Русской Церкви.

Архиерейский Синод без пропуска реагировал на все российские события, оценивал их верно, понимал их смысл, не смешивал внешнюю формальную законность с внутренней ее правдой и видел, когда первая прикрывала неправду и не поддавался обману, не проявлял наивности и легковерия. Он действовал всегда грамотно, ответственно и серьезно, но, главное, во имя пользы, не безразлично относясь к истине и лжи, к добру и злу, и связывал пользу Церкви только с первыми. Епархии Архиерейского Синода вели себя за границей, как принадлежащие к Русской Церкви, как ее часть, органически с ней связанная, переживая ее вопросы, занимая определенное в ней положение, сострадая именно ее мученичеству и служа мученикам правдой и не подумав стать на сторону измены, общаясь с Московской Патриархией или выходя из состава родной Церкви.

Как могло быть иначе? Какие могут быть другие интересы и пути для нашей Заграничной Церкви? Почему она должна быть разделена, лишена единства, одного направления и руководства?

Путь истины принадлежит Собору заграничных архиереев, которые стали на канонически верный путь самоуправления по условиям жизни заграничной части Русской Церкви. Собор этот оказался единственно законным и истинным по форме управления, по составу (из епископов), по содержанию, как временный до воссоединения с центральной властью, по идее борьбы за правду, свободу и канонический строй в самой России, к чему обязывает долг свободной жизни самого Собора.

В данное время единственной канонической церковной властью в Российской Православной Церкви, в ее целом, как для заграничной ее части, так и с 1927 г. для самой России, является Заграничный Собор Архиереев, который мог осуществить свои права и русскую церковную правду невозбранно.

Вот тот неизбежный вывод, который диктуется тщательным рассмотрением канонического положения высшей церковной власти в России и заграницей.

Ни один заграничный епископ, считающий себя русским, никуда не может уйти от собственного соборного церковного управления и общеепископской власти и пребывать в обособленности или создавать отдельную группу епископов в епархиях, экзархатах, митрополиях. Налицо нет никакой внешней изоляции от других православных архиереев заграницей, чтобы избежать Общего Собора, на котором должны присутствовать все без всякого исключения под страхом наказания. Разобщение от Общего Собора есть тяжкое каноническое преступление, которое никогда не останется безнаказанным в будущем.

За грех отделения от Русской Церкви, за несохранение братского союза епископов за границей, за союз с большевиками чрез посредство общения с Московской Патриархией в условиях своей свободы, за невыполнение долга пред Матерью Церковью, к которому обязывают эти условия, за отказ от борьбы за ее истину епископы будут отвечать пред Русской Церковью, не говоря о том, что и пред Богом на суде Божием.

Снова собраться в любви, мире и единомыслии, как детям одной страны и служителям одной Церкви и одних целей, забыв и взаимно простив прошлое, заботясь жертвенно о прочном, несокрушимом единстве — вот задача епископов и ближайшая первая нужда заграничной части Русской Церкви.

Когда-то Сербский Патриарх Варнава, в горячей любви к России и с пламенной жаждой ее восстановления, а также порядка и искоренения расколов и разделений в заграничной ее части, говорил русским людям: «Среди вас, — говорил он, — находится этот великий иерарх, (м. Антоний) являющийся украшением Вселенской Православной Церкви. Это высокий ум, который подобен первым иерархам Церкви Христовой в начале христианства. В нем и заключается церковная правда. Вы все, не только живущие в нашей Югославии, но и находящиеся в Америке, в Азии и во всех странах мира должны составить, во главе с вашим великим архипастырем, митрополитом Антонием единое несокрушимое целое, неподдающееся нападкам и провокациям врагов Церкви». (Ц. Вед. 15/28 июля 1930 г.).

Епископам надлежит знать первого из них.

Епископы Карфагенского Собора, внимая словам епископа Аврилия, постановили: (прав. 97) «Да ведает каждый из нас определенный ему от Бога чин, да поставленные после других отдают преимущество поставленным прежде, и да не дерзают творити что-либо, не вняв воле их, сего ради предлагаю, что приходит мне на мысль: тех, которые пренебрегают поставленных прежде их, и являют некую дерзость, подобает всем Собором укрощати по приличию».

Старший епископ заграничной части Русской Церкви, митрополит Анастасий, является в настоящее время вообще старейшим по хиротонии русским иерархом в мире, единственным оставшимся в живых членом Священного Патриаршего Синода, избранный Собором 1917-18 г., а потому ближайшее к управлению Церкви лицо, остаток нашей законности и авторитета в каноническом смысле.

По духовным качествам личным или по принципам своего служения Церкви в данное время и во все время эмиграции он не имеет укора.

Один сторонник Кливлендского Собора в Америке все же написал: «Мировой светильник и авторитет митрополит Анастасий»… И это несомненно в нынешний день, когда столько уловили советские сети.

Итак, Собор знает своего Председателя.

Все хорошо, что хорошо кончается. Нам нужно единство и определенность наших позиций пред будущим, которое будет несомненно ответственным, если не грозным.

Нам нужны бодрость и мужество для всего, и даже, прежде всего, для смирения и покаяния.

Пусть они вольются в нас от пророческого слова.

«Укрепите ослабевшия руки и утвердите колена дрожащия; скажите робким душою: будьте тверды, не бойтесь; вот Бог ваш, придет отмщение, воздаяние Божие. Он придет и спасет вас. Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся» (Исаии 35, 3-5).

 

ИСТОЧНИКИ

1. «Дело митрополита Сергия». Собрание рукописей. 124 документа 403 стр.
2. Е. Л. «Епископ Дамаскин и его борьба за православие». Рукопись 84 стр.
3. Е. Л. «Епископы-исповедники и митр. Сергий». Рукоп. 92 стр.
4. «Церковныя Ведомости». «Церковная Жизнь». «Церковный Вестник». «Вест. рус. студ. христ. Движения». «Русско-Америк. Прав. Вестник».
5. Другие книги и журналы, указанные в тексте.