Ответ Высокопреосвященного Архиепископа Антония представителям епископальной церкви в Америке касательно «соединения церквей»
В истекшем декабре я имел честь получить запрос от американской конференции о соединении церквей касательно интересующего ее предмета, и только сегодня, в середине января я получил возможность начать ответ на упомянутый запрос, будучи всегда подавлен множеством обязательных занятий.
Не знаю, будет ли мой взгляд на поставленный вопрос симпатичен для достопочтенного общества примирения, но я могу обещать с чистым сердцем, что буду, во-первых, отвечать с полной искренностью, а во-вторых, с горячим доброжелательством и уважением к вопрошающим меня.
Далее, я должен сознаться, что, совершенно не зная английского языка, я пока не мог ознакомиться с содержанием присланных мне брошюр, но не откладываю своего ответа до получения их перевода, потому что опасаюсь снова надолго потерять надежду на получение свободного вечера, точнее свободной ночи, для изложения своих убеждений по данному предмету, тех убеждений, которые сложились у меня при настойчивом стремлении отрешиться от всяких личных чувств, а восприять всецело учение Святой Церкви, которое я и надеюсь изложить в данном письме. К сожалению, о таком именно направлении своей мысли не очень заботились мои русские предшественники, касавшиеся этого вопроса, уступая больше весьма почтенному чувству непосредственного братолюбия, но именно по этой-то причине дело соединения не подвигалось ни на шаг за весь свой полувековой период, и высокопочтенное чувство братолюбия осталось неудовлетворенным с обеих сторон, если не считать той несомненно искренней взаимной любезности, с которой встречались между собою представители различных вероисповеданий вообще и в особенности представители Церкви Англиканской с представителями Церкви Православной. Эти дружеские отношения, весьма угодные нашему Спасителю не могут, однако, считаться сами по себе шагами к каноническому единению, потому что нас разъединяла не ненависть, а принадлежность к различным вероисповеданиям и к различным Церквам; любовь же, доброжелательность и искренность обязательны для христианина и в отношении к иудеям и магометанам и язычникам, не говоря уже о людях, верующих во Святое Евангелие и в Божество Иисуса Христа. Во всяком случае, пятидесятилетняя неудача мирных и чуждых всякого фанатизма переговоров между представителями Православной и Епископальной Церквей понуждает нас к тому несомненному выводу, что дело было поставлено не на надлежащую почву.
Но мы начнем рассмотрение последнего с того положения обеих сторон, которое не возбуждает никакого сомнения и должно быть всегда выдерживаемо при обсуждении разноречий, по крайней мере между следующими церквами: Римско-католической, Англиканской, Старокатолической и Православной. Разумею положение или тезис о том, что все мы принимаем ту Церковь и те Ее верования, которые Она единодушно хранила до Фотия и Николая, или, говоря прямее, веру и постановления семи Вселенских Соборов.
Среди истин этой древней веры есть одна, постоянно упускавшаяся из виду почтенными богословами различных вероисповеданий (в том числе и православного), когда подвергались обсуждению вопросы «о соединении Церквей», и что всего удивительнее, об этой истине умалчивали даже при основании Латинской унии, когда вводили ее в нашей Малороссии в конце XVI века, да если я не ошибаюсь, то и во Флоренции в XV веке. Между тем, эта истина не только никогда не оспаривалась Православными богословами древней Церкви, но и составляла неотъемлемое убеждение даже всех древних еретиков, так что и Святая Церковь, и общества еретические охраняли свое существование, основываясь на этой именно истине. А впервые она была отринута основателями Реформации в XVI веке.
Можно себе представить, насколько важно держаться этой истины нам, условившимся основываться на вере древней Церкви, если последняя так глубоко была проникнута этим догматом, что против него не осмеливались возражать даже еретики, отвергавшие самые важные догматы христианства о Троице и Воплощении. Вероятно, достопочтенные читатели уже догадались, что я имею в виду не восьмой (filioque), а девятый член Символа Веры, тем более замечательный, что он, не будучи оспариваем еретиками, был, однако, введен в самые древние Символы, когда восьмой член нашего теперешнего Символа выражался только двумя словами. На это указывал старокатоликам только мой друг Архиеп. Финляндский Сергий в «Церковном Вестнике».
Прошу заметить читателя, что я пока не стою ни на какой конфессиональной почве и что вышеприведенные строки, а равно и дальнейшие мысли, не выражают никакого специально Православного верования, но должны составлять достояние последователей всех Церквей до Лютеровской эпохи, т. е. и Православной, и Римско-католической, и Арианской, и Монофизитской, и Армянской, и Несторианской и даже всех бесследно исчезнувших мелких и крупных древних сект.
Продолжаю свое писание 18 февраля, когда болезнь горла препятствует мне совершать богослужение и принимать просителей; за этот месяц один добрый человек перевел мне с английского языка присланные мне брошюры.
Выше я разумел догмат Церкви. Разумею то, что благодатные дарования Святого Духа, дарования Искупления обещаны не тем, кто будет держаться известных только верований; а тем, кто будет принадлежать к Церкви, ослушавшийся же ее не имеет преимущества пред неверующими: аще ли Церковь преслушает, буди тебе, якоже язычник и мытарь. Заметьте, что такая печальная участь грозит не только тем, кто верует не согласно Церкви, но и тем, кто, не нарушая истин веры, не повинуется Церкви: отлученные ею от общения, а равно и упорные грешники, или даже согрешившие по слабости притворным отречением от Христа, или так называемые либеллатики. Церковная анафема выбрасывает ослушников из спасительного стада Христова, которое остается при прежней полноте благодатных даров независимо от числа верных и числа отпадших в раскол или ересь, хотя бы число последних значительно превысило число верных, как это было во времена ариан, монофелитов и иконоборцев.
Церковь Православная всегда учила так устами св. отец и канонов Вселенских Соборов, или канонов, утвержденных на Вселенских Соборах, что вне ее нет общения с благодатной жизнью во Христе и что дары Его получаются единственно в ее недрах, а вне ее нет ни епископов, ни священников, ни таинств. Вот что гласит 68 правило Карфагенского собора: «Донатисты, по преданию анафеме имени заблуждения возложением руки, да приемлются во едину Церковь, которая, по реченному, есть голубица, единственная матерь христиан, и в которой спасительно приемлются все таинства вечные и животворящие, впрочем пребывающих в ереси подвергающая великому осуждению и казни. Что в истине светлее препровождало бы их к вечной жизни: то в заблуждении становится для них более омрачающим и осуждающим». To же говорится в каноническом послании св. Василия Великого в первом правиле: «Кафары суть из числа раскольников. Однако угодно было древним, как то Киприану и нашему Фирмилиану, единому определению подчинити всех: Кафаров, Енкратитов, Идропарастатов и Апотактитов. Ибо, хотя начало отступления произошло чрез раскол, но отступившие от Церкви уже не имели на себе благодати Святого Духа. Ибо оскудело преподавание благодати, потому что пресеклось законное преемство. Ибо первые отступившие получили посвящение от Отцев, и, чрез возложение рук их, имели дары высшие духовные. Но отторженные, соделавшись мирянами, не имели власти ни крестити, ни рукополагати и не могли преподати другим благодать Святого Духа, от которой они сами отпали. Почему приходящих от них к Церкви, яко крещенных мирянами, древние повелевали вновь очищати истинным церковным крещением. Но поелику некоторым в Асии решительно угодно было, ради назидания многих, прияти крещение их, то да будет оно приемлемо. Подобает же нам усмотрети злохищрение Енкратитов. Они да соделают себя неудобоприемлемыми для Церкви, умыслили предускоряя совершати собственное крещение, чрез что и собственный свой обычай изменили. Итак, поелику о них ничего ясно не изречено, мню, яко прилично нам отвергати их крещение; и аще бы кто приял от них оное, такового приходящего к Церкви крестити. Но аще сие имеет быти препятствием общему благосозиданию, то паки подобает держатися обычая и следовати Отцам, благоусмотрительно устроившим дела наши».
Католики любят указывать на то, что они не признают пято-шестого собора, канонизировавшего эти правила, но ведь седьмой собор 787 года, который они признают, канонизировал их вторично, о чем католические богословы постоянно умалчивают. Впрочем, как бы то ни было, но они сами очень твердо выдерживают учение о том, что спасение возможно только в католической церкви и под единением или унией разумеют всегда обращение в католичество глаголемых еретиков или раскольников, т. е. принятие католических догматов, не исключая «непогрешимости папы», далее отречения от прежней своей церкви и включения себя в церковь Римско-католическую, хотя и с сохранением прежнего «обряда» — православного, армянского, несторианского и т. п.
Вообще, повторяю: до 16 века все религиозные общества, именовавшие себя христианскими, соглашались в том, что только в одном вероисповедании, в одной только из именующих себя Церковью живет Божия благодать, а все прочие то же, что язычники и мытари, – это еретики, чуждые благодати, которых Церковь семи вселенских соборов никогда не называла христианами, как это видно из 31-го правила Лаод. собора и 95-го Шестого вселенского. Сходясь единодушно в первой посылке силлогизма, эти общины расходились во второй; все говорили и верили так: только одна из именующих себя Церквями такова на самом деле, а прочие — погибшие еретики; таковую Церковь составляет Церковь Православная — говорили православные; ее составляют монофизиты — говорили последователи Евтихия; ее составляют Донатисты — говорили последователи Доната. Затем все выводили третью посылку так: следовательно, возможно не соединение наше с другими еретическими церквами, а обращение последних в нашу веру, в нашу церковь, с осуждением своей прежней веры и отречением от своей ереси или своего раскола.
Я уже чувствую выражение неудовольствия на лицах многих достопочтенных читателей и слышу повторения слов из их воззвания: высокомерная конфессиональная самоуверенность! жестокая анафема! забвение Христова человеколюбия! Очень жаль, если я не умел сохранить доверия к своему обещанию руководиться именно братолюбием и искренностью и называть вещи их собственными именами, а не обходить вопросов взамен их решения, как это делалось на большинстве интерконфессиональных конгрессов. Во всяком случае я убедительно прошу остановить ваше внимание на том, что я пока не высказался даже как сын Православной Церкви, не предъявил ее специального учения, а раскрывал принцип, общий всем именовавшим себя христианскими церквам, ссылаясь на постановления Вселенских Соборов пока лишь как на частный пример убеждения, общего всем, именовавшимся христианами за все первые 15 веков от Рождества Христова, начиная со слов самого Спасителя и посланий Ап. Иоанна. Католик, монофизит, армяно-григорианец, последовательный в своих конфессиональных убеждениях, скажет мне: «Вы правы в изложении общего основного принципа Церкви, но этим вы как последователь Кирилла, Тарасия и Фотия себя самого и вашу православную церковь лишаете надежды на спасение, потому что она анафематствована нашею, единою спасающею Церковью».
Так должны сказать последователи всех несогласных с хранимым мною и моею Церковью учений и церквей, обособившихся в определенное вероисповедание до Лютера. Другое дело — лютеране и прочие протестанты. Они конечно не могут заявить претензии на то, что их вера и их церковь непоколебимо существовала от апостолов до настоящих дней, а все прочие вероисповедания и церкви в разное время отпали от их единой истинной веры и церкви; не могут потому, что лютеранской веры и церкви не было до Лютера, реформатской до Кальвина и т. д. Им приходится устанавливать такую точку зрения, что хотя такой Церкви не было в смысле организованной общины и такого учения не было, как ясно выраженного символа, содержавшегося непоколебимо в таковой общине, но идеи лютеранства или реформатства составляют сущность Нового Завета, не понятого древними греками, сирийцами и славянами, и что от учения о непогрешимой Церкви должно отказаться, а держаться веры в Церковь невидимую, которая очень мало общего имеет, как с учением православно-кафолической Церкви семи Вселенских Соборов, так и с монофизитами, монофелитами, гностиками и т. д.
Стоят ли на этой же точке зрения правдолюбивые англикане-епископалы? Нет, насколько мне известно, они не сомневаются в полной неповрежденности веры и святости церкви первых восьми веков. Как же они относятся к раскрытому выше общецерковному учению о Церкви? Увы, этот-то вопрос, основной и главный, во всех конгрегационных совещаниях умышленно обходится, я бы прибавил: как упоминание о веревке в доме повешенного, если б не опасался тривиальности сравнения. Правда путем недоговорок, путем намеков стараются установить одну чрезвычайно фальшиво звучащую в своем открытом провозглашении идею, которую так же неискренно пустили в ход римско-католики, в средние века, когда подняли речь об унии. Эта идея излагается приблизительно так: различие европейских вероисповеданий совсем не то, что ереси древней эпохи. Тогда была Церковь и ереси, а потом сама Церковь разделилась в 1054 году, и ее восточная и западная части не относятся друг к другу, не как истинная Церковь и отлученные еретики, но как две части одной вселенской Церкви. Мысль эта (вернее — эта бессмыслица) очень популярная, и она проведена даже в наши школьные учебники, где можно найти главу «Разделение церквей». Она очень симпатична европейскому светскому обществу, которое сходится на общем индифферентизме к религиям и к религии, и очень довольно тем, что может дружиться, даже родниться (вопреки прямым постановлениям Вселенских Соборов), невзирая на вероисповедные преграды. Но насколько примирима такая точка зрения с историей и с действительным убеждением церквей? Прежде всего, ведь в 1054 году Римская церковь отлучила от себя Восточную, и Восточная Римскую. Та и другая церковь провозгласила себя Церковью, а отлученную — еретиками или раскольниками. Та и другая Церковь не положила никакого различия между отступлением прежних еретиков и этим отлучением. Ведь отлучая за 500 лет до этого события монофизитов, Церковь отлучила весь Александрийский патриархат, громадный по пространству и числу епископов и мирян и содержавший в себе едва ли не больше религиозной энергии, чем прочие патриархаты. Маленькая колония греков, жившая в Египте и поддержанная гражданскою властью правда, получала и доныне имеет своего Православного Патриарха, но это была власть in partibus infidelium, сохраняемая ради полноты числа патриарших престолов и презрительно именовавшаяся со стороны последователей местной народной церкви монофизитов и их патриарха «мельхитами», т. е. казенною верою, царскими чиновниками.
Точно так же поступил римский папа со своею церковью в отношении восточных патриархатов, назначив чрез 200 лет после их взаимного отлучения, римско-католических патриархов для Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Таковые латинские патриархи in partibus infidelium существуют и доныне, чем выражается убеждение римско-католической церкви в том, что патриархи греческие не суть законные преемники древних патриархов, а еретики-самозванцы. Да так и учат римляне своих семинаристов, а касательно протестантов они со всею определенностью выражаются в своих катехизисах, изучаемых в гимназиях, как о самых вредных еретиках, больше опасных, чем ариане и несториане; Лютера же именуют среди всех древних еретиков как опаснейшего и лютейшего из всех.
Нам говорят: но вы же принимаете обращающихся в православие латинских ксендзов в сущем сане? Да, и латинских, и несторианских епископов, и армянских — последних согласно 7-му Вселенскому Собору, а первых по определению русского поместного собора 1667 года, тогда как греческие церкви, согласно поместному собору 1753 года, на котором участвовали все 4 патриарха, принимают латинян и протестантов чрез троекратное погружение, как иудеев, а затем, если новокрещенный считался у тех или у других священником и признается достойным такового сана православными, то его посвящают в сан диакона и пресвитера. Между тем древних еретиков — несториан и армян греки принимают в сущем сане. Русская церковь держалась всей этой практики до собора 1667, когда изменила по отношению к западным свою практику в виду множества обращавшихся в православие униатов, в чем она следовала первому каноническому правилу св. Василия Великого о замене первого чина обращения (крещения) вторым (миропомазанием) или даже третьим (покаянием), когда это нужно «ради обращения многих». Какие догматические взгляды на таинства руководили в данном случае и древнею, и современными церквами — греческой и русской, — об этом я писал в своем «Окружном послании к отделяющимся от Церкви старообрядцам», которое и прилагаю при сем. В настоящем же своем ответе я привожу эти факты с тем, чтобы доказать, что Православная Церковь и церковь Римско-католическая не полагает никакой качественной разницы между так называемыми на светском языке «инославными христианами» Европы и древними еретиками, ибо когда первые изъявляют свое желание присоединиться к церкви, то римско-католиков принимают в общение тем же самым чином, как ариан, несториан, монофизитов и т. п., а протестантов как еще более далеких от Церкви, чем названные еретики, — чрез миропомазание. При этом те и другие должны торжественно отречься от своей прежней церкви, от своих заблуждений и вступить в Церковь как кающийся еретик.
Убедительно прошу читателей не сетовать на меня: я опять же не говорю, нравится ли мне это или нет; я указываю только на чисто объективное положение вещей, и если бы случилось невозможное, т. е. если б я вдруг оказался, например, не христианином, а убежденным иудеем-талмудистом, то, разъясняя научно и беспристрастно интересующий нас вопрос, я должен бы был говорить то же самое о соединении, что написано выше, — если б не желал лгать или скрывать практическую истину.
Если ее скрывают римско-католики, если ее недоговаривают православные, то, думается, те и другие не содействуют, а противодействуют нашему сближению. Правда, доктор может лечить больного, не сообщая ему о его болезни; но соединять вероисповедания, скрывая основные догматы каждого — это Сизифова работа, а надеяться достигнуть истины чрез обман могут только те, которые, подобно Пилату, не верят ни в какую истину, а относятся к событиям и идеям с административно-практической точки зрения. Увы, в конституционной Европе и в католическом абсолютизме эта точка зрения если не вытеснила еще, то грозит совсем вытеснить значение вечных, божественных истин, не подчиняющихся моде и самолюбию людей и народов, но требующих подчинения себе всех других начал жизни личной, общественной, народной, государственной и мировой.
Упорная, но неубежденная попытка установить качественную разницу между событиями 325, 381, 431, 451, 553, 680 и 787 годов, с одной стороны, и 1054 года, а равно и событий реформации, с другой стороны, нашла себе красноречивого поборника-софиста в лице талантливого, но, к сожалению, изолгавшегося вконец русского философа В. Соловьева.
По теории Соловьева выходит, будто еретиками могут быть признаны только те, кто осужден за ересь и отлучен от Церкви Вселенским Собором. А потому все разномыслия после 7-го Вселенского Собора не могут быть признаны за ересь.
Наш философ, решительно ничем не обосновал своего парадоксального тезиса и совершенно упустил из виду, что, если православные признают 7 Вселенских Соборов, то римско-католики признают их 20, из коих последний был менее 50 лет тому назад, и что непогрешимость папы ими признана как догмат, а все отвергающие его отлучены и признаны еретиками. Далее, по Соловьеву, выходит, что св. Ириней Лионский не имел права писать книги «против ересей» и что николаиты, гностики, манихеи, елиониты и пр., и пр., не были еретиками, потому что в их время не было Вселенских Соборов, а иная инстанция не могла их осудить. Очевидно, что неискренняя попытка нашего философа поставить качественную разницу между древними отлучениями от Церкви и современными лишена всякого разумного основания.
Я в третий раз напоминаю своим читателям, что я еще никакой Церкви не обвинил, не указал ни одного преимущества Православной Церкви, не привел ни одного доказательства в пользу того, что она есть истинная Церковь: я только доказываю, и, думается, неопровержимо, что среди существующих в Европе вероисповеданий, частнее — среди церквей и богословов, стремящихся к каноническому объединению, одна какая-либо Церковь есть истинная Христова, есть та единая, святая, вселенская и апостольская Церковь, о которой учит Символ Веры, а прочие общины суть еретические, и что нет никакого основания выделять европейские религиозные общины в какое-то иное положение в отношении друг к другу, и в отношении к искомой ими единой истиной Церкви, сравнительно с религиозными общинами Азии и Африки, разорвавшими связь с Православною Церковью еще в древние времена. Можно спорить, можно объективно и добросовестно исследовать, где же теперь истинная Церковь, от которой откололись для своей погибели все прочие вероисповедания и церкви; но говорить, что Церковь разделилась, что она потеряла свое единство в 9, или в 11, или в 16 веке — это значит не веровать Христу, сказавшему: «Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ее», это значит не веровать так, как учат нас древние символы и соборы — во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь; это значит не признавать Апостола Павла, восклицающего: «Разве разделился Христос?»; это значит идти вразрез с той неотъемлемой верой всех христиан, что Церковь Христова пребудет едина и непоколебима вовеки, и хотя от нее постоянно будут отпадать еретики, раскольники и закоренелые грешники, но этим никогда не уменьшится полнота ее благодатных полномочий, не оскудеет святость, не прекратятся таинства, не умолкнет учение; посему никогда нельзя назвать Церковь «ослабленной и скованной разногласиями», а только опечаленной отпадениями еретиков. Быть может ваше свободомыслие идет дальше, и вы склоняетесь к протестантскому учению о невидимой Церкви, отвергающему авторитет Вселенских Соборов и значение общецерковного предания? Если так, то конечно, все вышесказанное мало имеет для вас значения: но я полагал, что вы, как и старокатолики, признаете авторитет древней, или, как вы выражаетесь, «неразделенной Церкви» (я убежден, что она и доныне такова и таковою пребудет), и вот я, не говоря ничего о превосходстве своего вероисповедания пред прочими, указал, как должно с этой точки зрения искать канонического единения разномыслящим религиозным людям, желающим веровать так, как веровали св. Апостолы и мученики: должно либо искать, где сохранилась истинная Церковь и веруют в нее первым, только некоторым нравственным комфортом среди других удобств жизни, то таковые не приобретут от веры, если даже и окажутся сынами единой истинной Церкви.
Вот здесь-то и заключается источник духовной болезни иномыслящих, и отсюда должно начаться исцеление прежде, чем будет ими найдена истинная вера и Церковь.
Об этом мы скажем слово в свое время, а пока дозвольте освободить современное богословие от одной чрезвычайно распространившейся за последние 100 или 150 лет ложной идеи, с виду очень заманчивой, но тесно связанной с современным ослаблением веры в загробную жизнь и с современным взглядом на религию не как на цель жизни, а лишь как на полезную приправу для общественного благоустройства. Несколько различно воспринимают эту идею римско-католики и протестанты. Я разумею надежду наших современников на то, что все ереси и расколы прекратятся и все именующие себя христианами составят одно стадо единого пастыря, под которым католики разумеют папу, а протестанты Христа. В этом же смысле те и другие толкуют слова Господни: «Да вси едино будут, якоже Ты Отче во мне и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут».
Что общего между этими умилительными словами Господа и надеждами наших современников? Какое искусственное толкование должно придать божественным мыслям и словам, чтобы понимать их в таком смысле! Не для слушателей ли Своих говорил Господь? Могли ли они вывести из этих Его слов или из слов об едином стаде и едином Пастыре следующую сложную комбинации событий: Спаситель соберет Свое стадо; первые его поколения будут блюсти единство, потом пойдут отпадения, но последние не очень заботят Господа; потом начнутся разделения в самом стаде (остается совершенно непонятным, в чем разница между отпадениями и разделениями); вот это уже теперь тревожит Господа, когда все Его стадо состоит из 12 человек; Он уже тревожится о том, что будет чрез тысячу лет; тяжелое разделение продолжится тоже около тысячи лет, а пожалуй, и больше, но потом оно прекратится и Его последователи составят едино стадо и будут едино, как Он и Его небесный Отец в продолжении — скольких лет? Более, чем 1000, или менее? Ведь о втором пришествии Он говорил не иносказательно, а прямо.
Видите, сколь мало осмысленными являются слова Божии в таком толковании, если их брать в их исторической действительности, а не в качестве приятной приправы к нашей эпохе, к нашему, так сказать, хозяйству. Смотрите, о том ли говорит Господь, чтобы избавить европейцев от неприятного сплина при созерцании своей религиозной беспочвенности и успокоить их надеждой на то, что она сама собою прекратится? Не ясен ли иной, действительный смысл Божественных словес?
Вот в чем этот смысл. Иудеи противятся Божественному учению: Его ученики одиноки, но их будет много, и не только в этом упорном народе, когда-то народе избранном, но и от другого двора есть предназначенные ко спасению души, в народах языческих — они тоже придут в Христов двор, и вот: Его теперешние последователи, Апостолы, и те, которых Он привлечет к Себе, когда будет вознесен от земли (Ин. 12:32), и язычники, обращаемые словом поучения, а затем их дети, их внуки, все сопричтутся в одно стадо с Апостолами — когда и где? Где они все будут вместе? На это отвечает Апокалипсис: «Агнец, который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их» (7:17).
К той же, не настоящей, а будущей жизни относятся слова Христовой молитвы. Разве возможно уподоблять единству Отца и Сына единомыслие и даже братскую любовь людей на земле? Можно ли так унижать высокое устремление последних молитвенных пожеланий Искупителя? Он молится о Своих учениках, об их единстве, не административном, не вероисповедном (оно уже было осуществлено): но о полном единении их в ничем не нарушимой любви и согласии помыслов, — о том, чтобы они и уверующие их ради во Христа иудеи и еллины (конечно, всех поколений) составили того единого «нового человека», в котором бы их единство, т. е. единство всех верующих с апостолами (значит — вневременное) по степени своей полноты и силы уподоблялось бы единству Лиц Пресвятой Троицы. Где и когда это будет? Конечно, в жизни будущей для спасенных душ, а не на земле. Но иначе думают те, для которых будущая жизнь если не пустой звук, то такое же печальное царство теней, как для язычника Одиссея.
Увы, ереси и разделения не только не прекратятся на земле, но и Сын Человеческий, пришед, найдет ли веру на земле? (Лк. 18:8). Тогда будет проповедано евангелие во всех народах, но только во свидетельство, т. е. во обличение им (Лк. 24:14), но евангелию не поверят и сотворят мерзость запустения на святом месте (ст. 15), а сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, сядет в храме Божием как Бог, выдавая себя за Бога (2 Фесс. 4).
Все это постарались забыть современные богословы, увлекаясь суеверием прогресса, сплетая с нигилистической эволюцией Дарвина и — главное — мало веруя слову Божию, а больше современным предрассудкам.
Конечно, эти мысли Божественного откровения, удаляя от нас уверенность в прекращении всех ересей, не отнимают от нас надежды на то, что современные разделения между именующими себя христианами заменятся их единением в истинной Церкви чрез отречение от своих заблуждений и от всякого вида самолюбия; но должно помнить, что само собою это не придет, а лишь при смиренном и искреннем искании истинной веры и Церкви, причем начинать должно с первого, а не со второго. Должно проверить не только те догматы веры, которые оспариваются различными вероисповеданиями: это очень трудно исполнить без пристрастия и без предубеждения. Должно начать с другого. Должно проверить современное разумение самого христианства, самой сущности нашего спасения, нашего нравственного совершенствования, с учением, как вы выражаетесь, «неразделенной Церкви», увидеть, как далеко ушло от него современное понимание этих истин — и ужаснуться.
Тогда уже не жаль будет тем, кто уразумеет настоящее христианство, расстаться со своим народным гонором, со своими семейными предрассудками и школьными идеями. Они пойдут к Вифлеему, как древние звездочеты, и вместе с пастырями, прославившими Христа, будут поклоняться Его яслям.
Если мои читатели пожелают узнать, в каком отношении современное европейское понимание христианства расходится с древлеотеческим, то мы с Божией помощью когда-нибудь к этому возвратимся, а пока пожелаем им полного от Бога успеха в том, чтоб хотя постепенно сближаться друг с другом, т. е. одному вероисповеданию с другим, и третьим, и четвертым в понимании истин, открытых нам Спасителем.
