История Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) начинается с т. н. белой эмиграции, возникшей в следствии русской революции и последовавшей за ней гражданской войны. При этом важно принять во внимание, что русские православные приходы и общины за пределами России существовали задолго до этих событий. Это были церкви, созданные во времена Российской Империи на популярных европейских курортах, посольские церкви, а также общины и приходы более ранних эмигрантов. В континентальных штатах США ядро будущей Православной Церкви в Америки большей частью составили бывшие греко-католики (униаты)ю Один из таких приходов – собор Св. Иоанна Крестителя в Мэйфилде, штат Пенсильвания.
Мы беседуем с отцом Михаилом Павуком, дьяконом собора, выросшим в Мэйфилдской общине, директором по развитию Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле. Отец Михаил рассказывает, как община греко-католиков, прибывших на Восточное Побережье Америки в конце 19 века, превратилась в собор Русской Православной Церкви Зарубежом. У прихода чрезвычайно интересная и уникальная история, его не назовешь “типичным приходом” РПЦЗ. Интересно, что приход перешел в РПЦЗ почти одновременно с общиной беспоповцев, существовавшей в г. Эри, штат Пенсильвания, с конца 19 века.
Что представлял собой ваш приход до перехода в РПЦЗ?
Самые ранние эмигранты-славяне были выходцами из Австро-Венгрии. Они прибыли в Мэйфилд в конце 1870х – начале 1880 годов, и первое, что они сделали – создали Братство (общину) Св. Иоанна Крестителя. Они выбрали его небесным покровителем своего похоронного дома, ведь прежде, чем они смогут собрать средства на создание общины и строительство церкви, им нужно было хоронить своих усопших. В 1891 была построена церковь, но приход возник еще раньше, в 1880-е годы. Тогда для служб использовали сначала бывшую баптистскую церковь на другой стороне города (она не сохранилась), затем еще один дом, и, наконец, приход смог купить землю и построить свою первую церковь. Она была греко-католической, одним из главных греко-католических приходов на Восточном Побережье США и в Северо-Восточной Пенсильвании, до 1902 года. В 1902 году в результате миссионерской деятельности св. праведного Алексия Товта (Уилкс-Баррейского), который, перейдя в Православие, делал все возможное, чтобы привести униатов (греко-католиков) в Православную Церковь, приход перешел в Православие. Св. Алексий вместе со священномученником Александром Хотовицким (позже, в 1937 году, расстрелянным в СССР большевиками) служили первую Православную Литургию. Приходским священником тогда был отец Феофан Обоскевич. Интересно, что сам он не перешел в Православие, но и не препятствовал, а фактически помог приходу перейти в Православие.
Еп. Тихон посещает Мейфилд в 1904-ом году
С 1902 года и до Русской Революции 1917 года приход был частью Русской Православной Миссии в Америке. Епископом был св. Тихон (Белавин), будущий патриарх Московский и Всея Руси. Он был епископом с 1898 года до 1907 года, после чего он был отозван в Россию. В 1907 году он созвал Первый Всеамериканский Собор и председательстовал на нем. Собор проходил в нашем приходе с 20 по 23 февраля 1907 года.
Освящение нового храма в Мейфилде – слева от архиеп. Адама (Филиповского) архиеп. Апполинарий (Кошевой) –
В 1920-х 1930-х годах мы еще не чувствовали различий между Американской Митрополией и Зарубежной Церковью. В 1930 году мы снесли нашу первую церковь и построили новую. Она была освящена в 1933 году Архиепископом Аполлинарием (Кошевым). Он похоронен в Джорданвилле. Кстати, Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле, который был основан в 1930 году, был основан как второй (после Свято-Тихоновского) монастырь митрополии. И сам Архиепископ Аполлинарий, и митрополия тогда были в тесном общении с Зарубежной Церковью. В документе, удостоверяющем освящение нашей новой церкви, нашим церковным начальником назван Митрополит Антоний (Храповицкий), в то время Первоиерарх РПЦЗ, то есть по существу, в 1930-х годах наш приход уже имел документальное подтверждение своей принадлежности к РПЦЗ, хотя я сомневаюсь, что епископ Адам Филиповский, освящавший нашу новую церковь, или прихожане понимали это. Различия между РПЦЗ и Митрополией дали о себе знать только после 1946 года, после Кливлендского Собора (26-29 ноября).
Старый (слева) и новый (справа) храмы
В те годы и в митрополии, и в РПЗЦ служили на церковно-славянском, по старому календарю; и прихожане, не являвшиеся частью белой эмиграции, не чувствовали различий между “Белой” и “Красной” (в СССР) церковью или между “бело-эмигрантскими” приходами митрополии и РПЦЗ. И когда в 1951 году наш приход (впервые за свою историю) проголосовал за присоединение к митрополии, это было, главным образом, потому, что Свято-Тихоновский монастырь, с которым мы были в тесном общении и соседями, уже присоединился к Митрополии. (А Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле присоединился к РПЦЗ). И мы оставались в митрополии до 1982 года.
Как произошел переход прихода из Митрополии в РПЗЦ?
Это произошло 29 августа 1982 года. В то время ректором Свято-Тихоновской Семинарии и заместителем настоятеля Свято-Тихоновского монастыря был Архиепископ Киприан (Боришевич), традиционно мыслящий, пытавшийся сдерживать модернистские нововведения, в частности, переход на новый календарь. Он отошел ко Господу 14 декабря 1980 года, в мае 1981 его викарий был назначен епископом Филадельфийским, а осенью того же года Архиерейский Синод Православной Церкви Америки проголосовал за принятие нового юлианского календаря во все епархиях.
В Восточной Пенсильвании уже были приходы (возникшие в 1950-х – 1960-х годах), которым было разрешено служить по новому календарю, так что практически в каждой епархии были старостильные и новостильные приходы, что еще больше усугублялло проблему.
Весной 1982 года мой отец, Фома, (умер в 2002 году, он преподавал в Свято-Тихоновской семинарии в 1970-х годах) – будучи старостой нашего прихода, начал проводить собрания с прихожанами, чтобы выяснить, как они относятся к переходу на новый календарь. Надо сказать, что по уставу ПЦА, которыи был “спущен” нам сверху, приходская собственность и имущество принадлежали не приходу, а епархии. Это такая римско-католическая модель, но и русская тоже, возникшая во времена, когда многие церкви в России строились на деньги правительства Российской Империи. Но наша церковь в Мэйфилде была построена, и все имущество приобреталось – на деньги прихожан, и они вовсе не желали передавать ее теперь какой-бы то ни было епархии или епископу, пытаясь разобраться, особенно если вспомнить историю прихода, кто “настоящий” православный епископ, а кто – нет.
С точки зрения епископов ПЦА этот устав уже был введен в действие, т.е. собор и все имущество были уже собственностью епархии, но на самом деле приход никогда не голосовал за принятие этого устава и никогда не утверждал его. В течение весны 1982 года мой отец продолжал встречаться с членами прихода для обсуждения этих вопросов, чем епископ Герман был очень недоволен, и отца даже вызывали в епархиальное управление с угрозами и требованием прекратить эти обсуждения, на что он отвечал, что давал клятву Богу, а не какой-либо епархии, и как староста прихода обязан служить своим людям, и будет продолжать встречаться с ними, чтобы определить, какова их воля.
В конце концов, 22-го августа 1982 года приход голосованием 151 человек против 3 принял решение выйти из ПЦА, и тогда же было написано письмо в епархию. К этому времени прихожане уже встречались с епископом Григорием (Граббе) и протоиереем Владимиром Шишковым, чтобы подготовить почву для перехода в РПЦЗ, быть уверенными, что Синод примет нас, и наш священник будет готов перейти с нами. Он специально взял отпуск на время этого собрания, чтобы не принимать в нем никакого участия, дабы ему не запретили служить из-за непослушания церковному начальству, а после решения прихода обратился в РПЦЗ с просьбой принять его. В то время никто бы не дал канонического разрешения перейти из ПЦА в РПЦЗ.
Затем последовали 6 лет судебных процессов, в течение которых ПЦА несколько раз подавала аппеляции, но все их проиграла, главным образом потому, что церковь была зарегистрирована еще в 1907 году как некоммерческая корпорация, принадлежащая членам прихода, платящим членские взносы. Мы смогли доказать, что принадлежали РПЦЗ еще в 1930-х годах, когда была построена новая церковь, и когда в 1951 году мы перешли в ПЦА, это было сделано на основании голосования.
ПЦА пыталась превратить судебный процесс в урок истории, в дебаты, чья церковь легитимная, кто является приемником Русской Миссии 1800-х годов; но судья видел, что на самом деле это имущественный спор, и что ему и суду требуется определить, не какая ветвь Русской Православной Церкви более легитимная, но кому принадлежит собственность. (Сравните это с судебным процессом по вопросу церкви в Си-Клиффе, где, наоборот, имущественный спор превратился в исторические дебаты).
Когда приход перешел в РПЦЗ, она вела борьбу против экуменизма, нового календаря, была в оппозиции по отношению к Московскому Патриархату и ситуации с Преображенским монастыре в Бостоне. Придавали ли прихожане значение идеологие РПЦЗ?
Большинство прихожан – нет. Для них переход был связан с календарем, с датой празднования Рождества. Если бы в 1980-х годах вы кому-нибудь сказали, что мы будем судиться, платить судебные издержки и бороться за переход в другую юрисдикцию из-за вопроса, когда праздновать Преображение – 6-го или 19-го августа, это бы мало кого волновало. Большинство людей даже не понимало, что изменение календаря затрагивает все непереходящие праздники, а не только Рождество. То, что Пасху мы празднуем вместе, еще более затуманивало ситуацию.
Со временем для многих людей, меня в том числе, стали проясняться связи и взаимоотношения между Митрополией и Зарубежной Церковью: многое, на самом деле, по крайней мере до 1946 года, было отличным от того, как мы представляли это себе раньше. Я узнал, что до 1980 года Зарубежная Церковь стремилась восстановить связь с митрополией, в частности, с целью предотвращения принятия томоса об автокефалии от Московского Патриархата.
Четвертый первоиерарх РПЦЗ Митрополит Виталий (Устинов) служит в Мейфилде, 1991-ый год
В моем детстве и юности, когда я слышал упоминание о Зарубежной Церкви, она всегда также называлась Русскою Зарубежною Церковью в изгнании, и этот термин – “в изгнании” – казался уничижительным. Мы знали, что Зарубежная Церковь очень традиционная, с длинными службами на церковнославянском, с бородатыми священниками, и т.д. Но “в изгнании” означало что-то уничижительное. И мы пришли в Зарубежную Церковь с багажом наших представлений о ней, и нам надо было открыть глаза и понять, что правда, а что – нет. Я осознал, что для наших людей проблемы экуменизма или сергианства (или любые другие “измы”) не были причиной перехода в РПЦЗ, как и не были томос и отношения с Московским Патриархатом. Многие прихожане даже спрашивали, почему мы не перешли в Патриархию. Томос не позволил приходам вернуться в патриархию после 1970 года. Наверное, наши люди чувствовали бы себя уютнее в церкви патриархии: их приходы в США выглядели, как наш. Наша церковь непохожа на “типичный приход РПЦЗ”: когда новые люди приходят в нашу церковь, они отмечают, что это очень красивая, историческая церковь, но почему здесь скамьи, и так много английского, и службы значительно короче? Правда, мы за эти годы увеличили продолжителность служб, они у нас теперь длинее, чем в ПЦА, но все равно короче, чем в РПЦЗ. Мы все еще в пути…
Когда я пришел в РПЦЗ, я не понимал, почему Она прославляла и причислила к лику святых (это было за год до нашего перехода) царскую семью. Но потом, прочитав и больше узнав реальной истории их жизни и заключения, я понял и изменил свое мнение. Но тогда это было непонятно, как было непонятно оппозиционное отношение РПЦЗ к церкви в России. Когда мы принадлежали митрополии, мы были также членами Объединения Русских Православных Клубов, и приходы ПЦА, и патриархии имели такие подразделения. У нас была тесная связь с приходами патриархии, мы были соседями с приходами ПЦА и патриархии (но не Зарубежной Церкви), и мы были похожи на них, но не на приходы РПЦЗ! Мы как какой-то сводный брат!
Мы подошли к вопросу самосознания прихода. Как себя видит приход? Держится ли он за русскость, как многие приходы РПЦЗ?
Интересный вопрос. В глазах приезжающего к нам из какого-либо прихода РПЦЗ, этнически русского, мы выглядим очень американизированными. Надо помнить, что в конце 19 века, во времена основания прихода, была очень сильная американизация. Этим объясняется, почему я, русский во 2-ом поколении по отцу и в 3-ем по матери, почти не говорю по русски.
Если вы посмотрите на фотографии нашего прихода сто лет назад, вы увидите гладко выбритых священников, в католических воротничках и костюмах. Они были православными, но уже тогда американизированными. Наши прихожане почти не говорят по-русски или на каком-либо другом восточно-европейском диалекте. Если вы их спросите об их происхождении, они скажут, что они русские. Этнически все наши первые прихожане были восточные славяне, приехавшие из Австро-Венгрии, с территорий современной Польши или Словакии. Но они никогда не называли себя русинами или лемко или галичанами, но русскими – они гордились своей принадлежностью к российской империи.
До 1970 года наш хор пел только на церковнославянском. Нашим прихожанам нравится слышать церковнославянский, хотя они его почти не понимают. Они знают некоторые знакомые молитвы, но если вы будете читать Евангелие или Апостол, или проповедь на русском, они не поймут. Я не понимал, насколько это необычная ситуация, пока не начал посещать другие приходы и общины.
Закладной камень нового храма.
Наши люди гордятся названием своей церкви: Русский православный собор св. Иоанна Крестителя. Если была какая-либо еще причина нашего перехода в РПЦЗ, так это слово “русская” в названии прихода. Если бы мы остались в ПЦА, мы вынуждены были бы его убрать. Но наши прихожане не хотели его терять; будучи американцами, они не хотели терять русскую идентичность.
Я хотел бы отметить еще один важный момент. Наш приход, как и большинство приходов, возникших до Первой Мировой Войны, независимо от того, остались ли они греко-католиками или перешли в ПЦА или Московский Патриархат, несмотря на то, что люди прошли через тяжелые времена и жили скромно и бедно, построили очень хорошие, красивые храмы, которыми можно гордиться. Даже если мы и снесли нашу первую церковь, которая стояла 40 лет (с 1891 по 1930 годы) и построили новую. А типичные зарубежные приходы, возникшие после русской революции, до Второй мировой войны, и в конечном счете оказавшиеся в 1940-х – 1950-х годах в США, за исключением церкви в Лэйквуде, церкви Св. Владимира в Джаксоне и Собора в Сан-Франциско, сохраняют “менталитет беженцев”: их церкви крошечные, и они не считают необходимым построить большие красивые церкви, несмотря на то, что люди давно имеют хорошие работы, дома и машины. Может быть, я обобщаю, но таково мое наблюдение по большей части моей жизни. Это же касается и того, сколько прихожане платят (или не платят) своим священникам (многим священникам приходится работать, как будто служение священника не есть полноценная работа, занимающая все его время), регентам, и т.д.
Как восприняли ваш приход другие приходы РПЦЗ после вашего перехода?
Мы с самым первых дней пытались подключиться. Не скажу – вписаться, это было бы нереалистично – не могли же мы вдруг внезапно отрастить длинные бороды, убрать скамьи, перейти на церковнославянский… Но мы увеличили продолжительность служб, принесли аналое, начали использовать восковые свечи…
Когда я посещаю другие приходы, поскольку я не говорю по-русски, люди думают, что я перешел в Православие из протестантов или католиков. Они не понимают, как человек, крещенный в младенчестве в Русской Православной Церкви и остававшийся в Ней всю свою жизнь, может не говорить по-русски. Так что я для них всегда новообращенный, чтобы я не говорил!
Я приехал в Джорданвилль на одну из первых Свято-Германовских конференций, с детьми нашего прихода. Потом в 1983 годы мы проводили у себя конференцию, было огромное количество гостей, со всего северо-востока. Когда люди увидели скамьи, многие были разочарованы. Что касается английского, многим это нравилось, некоторым язык был не важен. Но у нас всегда, слава Богу, был хороший хор, и когда наши гости увидели и услышали литургию, с хором, красивым пением и чтением, у них появилось новое представление, как можно служить на английском.
И хотя многие относились к нашему приходу с недоверием и опасением, не “отравляем ли мы дух” Зарубежной Церкви, мы, несомненно, могли предложить многое, что было полезно другим приходам.
Сейчас мы внедряем больше церковнославянского на наших воскресных службах. Наши предки молились на нем, и мы стремимся сохранить его из уважения к ним.
Переход в РПЦЗ был непрост для нас еще и потому, что мы были одним из первых приходов, присоединившихся к Зарубежной Церкви с таким “багажом” как наш. Обычно прихожане РПЦЗ были частью Белой эмиграции и были хорошо знакомы с традициями церкви, с ее длинными службами. Перейдя в РПЦЗ, как мне тогда казалось, ты должен был неминуемо стать русским, выучить язык, ознакомиться с русской культурой. Но это маловозможно.
И последний вопрос. Как развиваются ваши отношения с ПЦА после объединения в 2007 году РПЦЗ с Московским Патриархатом? После более чем 30-ти лет со времен разрыва?
Настоятель, протоиерей Иоанн Сорочка посещает насельников страческого дома вместе с колядчиками
Я скажу так: спустя 11 лет мы все еще в процессе работы. У нас были крепкие связи со Свято-Тихоновским монастырем и cеминарией, некоторые мои родные были в числе его основателей. И все оборвалось в 1982 году! Это было, как падение с обрыва. Отношения не просто были разорваны, было очень много горечи: людям в ПЦА не разрешалось называть о. Иоанна отцом Иоанном, но мистером Сорочкой, хотя его никто никогда не лишал сана. Ему запретили служить. Людям из Свято-Тихоновской cеминарии не разрешалось переступать порог нашей церкви в Мэйфилде, несколько поколений семинаристов никогда не были в нашей церкви. Священники РПЦЗ не могли служить погребения и панихиды на кадбищах ПЦА, и наоборот. Это все было очень печально.
“Как хорошо и приятно жить братьям вместе!” А мы были разъединены с нашими православными братьями и сестрами дальше некуда. Да, мы решили вернуться в Зарубежную Церковь, остаться на старом календаре, но почему мы не могли ладить, как братья и сестры?
Объединение РПЦЗ с Московским Патриархатом не только залечило рану в Русской Церкви (я почувствовал это, когда видел, как митрополит Лавр и патриарх Алексий подписывали Акт о возстановлении канонического общения), но и у нас здесь. В течение нескольких последующих лет возникло чувство исцеления. До этого, если я приезжал в Свято-Троицкий монастырь и семинарию, люди либо не знали меня, а если знали, то не разговаривали со мной. После объединения отношения стали налаживаться, стали возникать новые связи, люди из других приходов начали посещать наш приход, наших священников стали приглашать сослужить в Свято-Тихоновском монастыре в дни поминовения усопших.
В марте 2010 года наш приход проводил пастырское говение Восточно-Американской епархии, а Свято-Тихоновская семинария в те же дни – епархиальное собрание Восточной Пенсильвании, я думаю, это специально было устроено; и они пригласили нашу делегацию – митрополита Илариона, епископа Георгия, епископа Иеронима – к себе в Свято-Тихоновскую семинарию. Мы поехали, и я видел архиерейскую встречу нашего митрополита Илароина, он вышел, облачился в свою голубую мантию и клобук, и ему вручили крест, и все священники ПЦА и РПЦЗ приложились к кресту, когда он входил, чтобы начать Литургию, а он прикладывался к иконам и мощам св. прав. Алексия (Товта). И когда он обратился со словами о том, “как хорошо и приятно братьям жить вместе”, я чуть не разрыдался, потому что впервые с 1946 года, наверное, иерарх РПЦЗ был официально принят в этой церкви. Это было прекрасно.
Хотя некоторые люди в РПЦЗ по-прежнему относятся с подозрением к ПЦА, и наоборот, я, большей частью, теперь вижу священников сослужащих и празднующих. Например, в Симпсоне, Пенн., где две раньше конфликтовавшие церкви Св. Василия стали настолько дружны, что когда в одной церкви по новому календарю праздник, священник из другой церкви, живущей по старому календарю, приходит послужить, как алтарник, и наоборот.
Конечно, мы по-прежнему критически относимся к негативным аспектам экуменизма, к новому календарю. Мы часть Русской Церкви, и у нас есть позиция, которую мы будем отстаивать, по вопросам ситуации на Украине. Но несмотря на различия наших точек зрения на эти вопросы, нет никаких оснований не относиться нам, православным христианам, друг к другу с уважением. Я вижу большой прогресс в этом направлении, у епископов, клириков, прихожан. Мы сделали огромный шаг вперед. А полностью излечить проблемы поможет время и милость нашего Благого Господа.
Спасибо большое, отец Михаил, за такое интересное интервью!
Беседовал рясофорный монах Ангел (Стейнвэй) в рамках требованийкурса История и Самосознание РПЦЗ 723 Свято-Троицкой Духовной Семинарии. Перевод с англ. Екатерины Кальпус
