Из предисловия к книге иерея Александра Мазырина, Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х—1930 гг. (ПСТГУ:Москва, 2006).
Монография священника Александра Мазырина посвящена актуальной теме сопротивления Русской Православной Церкви давлению атеистического советского государства. Это сопротивление выразилось в 1920—1930-х годах в масштабной оппозиции навязанным властью церковным расколам и реформам. Автор подробно, можно сказать — скрупулезно, изучает взгляды трех великих священномучеников и исповедников, наиболее авторитетных в церковном народе, ныне канонизированных митрополитов Кирилла Казанского, Агафангела Ярославского и Петра Крутицкого, назначенных святым Патриархом Тихоном в завещании от 7 января 1925 года кандидатами на Местоблюстительство Патриаршего Престола. Также тщательно обсуждается позиция митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), назначенного Заместителем Патриаршего Местоблюстителя святым митрополитом Петром. Огромное количество изученного архивного материала, множество впервые выявленных документов, последовательное непредвзятое осмысление исторических фактов делают работу выдающимся научным исследованием, которое поднимает церковную науку, изучающую историю Русской Православной Церкви в XX веке, на качественно новый уровень. Из области разных идеологических подходов, симпатий и необоснованных гипотез церковно-историческая наука вступает, наконец, на твердую почву фактов и неопровержимых документальных свидетельств.
протоиерей Владимир Воробьев
Ректор Православного Свято-Тихоновского
Гуманитарного Университета
Отец Александр, в своей книге Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х—1930 гг. Вы используете термин «правая оппозиция». Что он означает?
«Под “правой” оппозицией митрополиту Сергию, – как сказано в самой книге, – понимается весьма широкое внутрицерковное движение, в основе которого лежали не монархические симпатии его представителей, а неприятие ими инициированного ОГПУ курса церковной политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя… Наименование рассматриваемой церковной оппозиции Заместителю «правой» возникло вскоре после ее появления, по всей видимости, в сочувствовавшей митрополиту Сергию среде… Это наименование должно быть признано условным и не совсем удачным (как заимствованное, очевидно, из партийно-политического лексикона), однако оно уже прижилось в историографии Русской Церкви новейшего периода.»
«Правая» церковная оппозиция – это движение церковных ревнителей-нонконформистов, в противоположность «левым» расколам, главной причиной возникновения которых была попытка приспособиться к богоборческой большевистской власти. При этом в положении «правых» и «левых» были и существенные различия в плане каноническом. «Левые» (обновленцы и им подобные), действуя в русле политики большевиков, шли на создание параллельных псевдоцерковных структур, то есть производили очевидный раскол в Церкви, в то время как «правая» церковная оппозиция подчеркивала свою верность главе Русской Церкви того времени Патриаршему Местоблюстителю священномученику митрополиту Петру (Полянскому) и действительно, в лице своих ведущих представителей, таких как священномученик митрополит Кирилл (Смирнов), была с ним вполне единомысленна в важнейших вопросах церковной жизни (в частности, во взгляде на размер полномочий Заместителя Местоблюстителя).
Отец Александр, какие причины привели архиереев, клириков и мирян к прекращению церковного общения с митрополитом Сергием (Страгородским + 1944 г.)?
Основная причина, как уже сказано, неприятие навязанной властью митрополиту Сергию политики, направленной на подчинение внутренней жизни Церкви полному контролю богоборческой власти. На практике, это могло выглядеть так, что епископам предлагалось приступать к управлению епархиями, предварительно войдя в контакт с ОГПУ и далее выполняя негласные указания этой организации. Конечно, не всем совесть позволяла принимать такие условия. Кто-то в знак протеста тихо уходил на покой. Другие, видя, чем оборачивается для Церкви так называемая «легализация», считали необходимым громко заявить о своем несогласии. Многим претила явная неправда, озвучиваемая с 1927 г. от имени митрополита Сергия, они считали недопустимым втягивание Церкви в политику на стороне большевиков, что подразумевало и фактическое признание гонимых богоборцами исповедников политическими преступниками. Более подробно данный вопрос рассмотрен в моей публикации «Причины неприятия политики митрополита Сергия (Страгородского) в церковных кругах (по материалам полемических произведений конца 1920-х – 1930-х гг.)». Выводы, делаемые в указанном исследовании, звучат следующим образом:
Само по себе требование гражданской лояльности Церкви по отношению к существующей власти для большей части оппонентов митрополита Сергия неприемлемым не было. Даже настроенное непримиримо к большевизму русское зарубежное духовенство с пониманием относилось к попыткам московской церковной власти нормализовать отношения с советским государством, предпринимавшимся до 1927 г.
В том курсе, который начал проводить митрополит Сергий с 1927 г., его оппоненты увидели готовность уже не просто подчиняться власти, но и служить ей. Наиболее радикально настроенные представители оппозиции обвиняли Заместителя в том, что он перешел на сторону богоборцев и сознательно участвует в деле разрушения Церкви.
Даже те оппоненты митрополита Сергия, которые не рассматривали его действия как явно коллаборационистские, видели в них отход от прежней аполитичной линии Патриарха и Местоблюстителя. Церковь митрополитом Сергием очевидным образом вовлекалась в политику на стороне советской власти, политические противники большевизма объявлялись врагами Церкви.
Сомнения в правомочности митрополита Сергия радикально менять характер отношений с властью усиливались его канонически небесспорным положением как Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в условиях отсутствия санкции на изменение курса как со стороны самого Местоблюстителя, так и со стороны епископата и соборной полноты Церкви. Обвинения в канонической дефективности управления митрополита Сергия усиливались подозрениями его в готовности отменить в угоду власти сам патриарший строй в Русской Православной Церкви и заменить его на синодальный.
Сколько архиереев на территории СССР прервали общение с митрополитом Сергием к началу Второй Мировой Войны и какой процент они составляли от всего тогдашнего епископата РПЦ?
По моим оценкам в оппозицию митрополиту Сергию, имевшую разные формы проявления, ушло более сорока православных архиереев в России (в пределах СССР). Всего же их тогда было порядка двухсот (не считая находившихся за рубежом). В «интервью» митрополита Сергия зарубежным корреспондентам, появившемся на свет в феврале 1930 г., было сказано, что в каноническом подчинении Московской Патриархии находится 163 архиерея (в это число тогда, очевидно, попали и некоторые заграничные русские епископы, в том числе и митрополит Евлогий со своими викариями, которые вскоре также вышли из московской юрисдикции). Таким образом, можно говорить, что свое явное несогласие с политикой Заместителя выразило не менее четверти российского епископата. Важно, однако, иметь в виду не только количественную, но и качественную сторону вопросу, характеризуемую уже тем, что в числе несогласных оказались все три указанных Патриархом Тихоном кандидата в Местоблюстители Патриаршего Престола – митрополиты Кирилл (Смирнов), Агафангел (Преображенский) и Петр (Полянский), который и возглавил Русскую Церковь после кончины святого Патриарха.
Какие экклезиологические подходы в отношении митрополита Сергия имели место в среде архиереев, прекративших с ним общение?
Подходы были разные. Крайним представителем оппозиции, вероятно, можно считать священноисповедника епископа Виктора (Островидова). Ему принадлежит, например, такая фраза: «Являясь во всей своей деятельности еретиком антицерковником, как превращающий Святую Православную Церковь из дома благодатного спасения верующих в безблагодатную плотскую организацию, лишенную духа жизни, митр. Сергий в то же время через свое сознательное отречение от истины и в своей безумной измене Христу является открытым отступником от Бога Истины» (Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943. Сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во ПСТБИ, 1994. С. 635). Надо заметить, что такие взгляды епископа Виктора, которых он ни от кого не скрывал, не помешали его последующей канонизации, как Зарубежной Церковью, так и Московским Патриархатом. Более трезвую позицию в отношении митрополита Сергия занимал священномученик митрополит Кирилл (Смирнов). Известны его слова: «… воздержание от общения с митрополитом Сергием и единомышленными ему архиереями признаю исполнением своего архипастырского долга. Этим воздержанием с моей стороны ничуть не утверждается и не заподазривается якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (да сохранит всех нас Господь от такого помышления), но только подчеркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. Посему литургисать с митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учрежденному им Синоду, если не окажется в наличии священника, разделяющего мое отношение к митрополиту Сергию и так называемому Временному Патриаршему Синоду» (Там же. С. 640). При этом священномученик Кирилл тепло относился к священноисповеднику Виктору, хотя и знал о его крайних взглядах на митрополита Сергия.
Насколько были сильны в среде «правой оппозиции» монархические настроения?
В своей книге я привожу две цитаты, которые отчасти дают ответ на этот вопрос. Так, митрополит Иосиф (Петровых) заявил на допросе в 1930 г.: «Никогда не был особым сторонником старого режима, с коим у меня посему даже были в прошлом немалые недоразумения (прекращение мною в 1905 г. всякого поминовения царской фамилии за Богослужением и за это лишение на некоторое время возможности священнослужения, перевод на худшее место, лишение наград и повышений по службе и т. п.)». Видный московский «иосифлянин» (впоследствии примирившийся с Заместителем), протоиерей Валентин Свенцицкий в определении своего отношения к монархии заходил еще дальше. «Лично я — противник царской власти и соввласть считаю наиболее пригодной государственной системой, если отбросить ее атеистичность», — показал он на допросе в 1928 г. Необходимо учитывать обстановку, в которой делались подобного рода заявления, но то, что известно, например, из дореволюционной биографии В. П. Свенцицкого, вполне свидетельствует о нем как об убежденном противнике монархии. Если посмотреть, кто и как из будущих видных оппозиционеров митрополиту Сергию реагировал на падение монархии в России в марте 1917 г., то картина может получиться еще более выразительной. Хотя, конечно, убежденные монархисты среди представителей «правой» церковной оппозиции тоже были, но сказать, что они в ней доминировали, нельзя.
Какое значение представляла позиция Русской Зарубежной Церкви для «правой оппозиции»?
9 сентября 1927 г. Собор архиереев Русской Православной Церкви за границей издал Окружное послание, которым во всеуслышание объявил что «заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить административные сношения с Московской церковной властью … ввиду порабощения ее безбожной советской властью». Далее, однако, Собор подчеркивал: «Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью Великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своею главой Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями» (Церковные ведомости. 1927. № 17–18. С. 3). В определении митрополита Сергия и его Синода от 9 мая 1928 г. сентябрьское Окружное послание зарубежного Собора характеризовалось как о «до очевидности послужившее программою действий для известной части отщепенцев и в пределах СССР» (Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1928. № 12. С. 3). Действительно, спустя немного времени по пути, предначертанному зарубежными иерархами – отделению от Заместителя с сохранением духовной связи с Местоблюстителем, – пошли десятки отечественных иерархов, многие со своей паствой. Только это были не «отщепенцы», как их называл Нижегородский митрополит, а лучшие представители Русской Православной Церкви, многие из которых сейчас уже прославлены в лике святых.
Что дала Русской Православной Церкви «правая оппозиция»?
Отвечу кратко словами из предисловия к нашей новой книге «Алчущие правды»: «Мощнейшее сопротивление церковной оппозиции политике соглашательства спасло честь русской иерархии. Лучшая ее часть выбрала крестный путь и мученическую смерть за Христа, своим подвигом обеспечив в итоге победу над гонителями» (Алчущие правды: Материалы церковной полемики 1927 года / Отв. ред. прот. В. Воробьев, сост., авт. вступ. ст. свящ. А. Мазырин, О. В. Косик. М.: Изд-во ПСТГУ, 2010. С. 6).
Как Вы оцениваете позицию Русской Зарубежной Церкви по отношении к Церкви в России, находилась ли она в гармонии ли дисгармонии с Церковью на родине?
Церковь в России в лице Патриарха Тихона, Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, а также поначалу и его заместителя митрополита Сергия (в первый период его заместительства) стояла на твердой позиции не вмешательства в политическую борьбу. 1 июля 1923 г. святитель Тихон писал: «Российская Православная Церковь аполитична и не желает отныне быть ни “белой”, ни “красной” Церковью. Она должна быть и будет Единою, Соборною, Апостольскою Церковью, и всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены» (Акты Святейшего Тихона. С. 164). Позиция Зарубежной Церкви насчет того, чтобы не быть «белой», очевидным образом отличалась от патриаршей. Но и нежелание Патриарха Тихона делать Церковь в России «красной» русским зарубежьем оценивалось по достоинству. При этом и Патриарх Тихон, и митрополит Петр, и митрополит Сергий в 1926 г., как могли, уклонялись от навязываемых им карательных функций в отношении Зарубежной Церкви. В проекте своей декларации митрополит Сергий в 1926 г. прямо заявил, что «обрушиться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу какими-нибудь церковными наказаниями было бы ни с чем несообразно и давало бы только лишний повод говорить о принуждении к тому Советской властью» (Акты… С. 474). В русском зарубежье ценили такую позицию московской церковной власти. Можно сказать, что до 1927 г. в основном гармония между Церковью в Отечестве и за рубежом сохранялась. Но только для одних сохранение этой гармонии было составной частью их исповеднического подвига и быстро оборачивалось преследованиями со стороны власти (не все, например, знают, что главной причиной ареста Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра в 1925 г. стал его отказ уволить митрополита Антония (Храповицкого) с Киевской кафедры, которую тот формально продолжал занимать). Другим же достаточно было лишь на словах заявлять о своей солидарности с российскими исповедниками, а были ли они сами по духу исповедниками – еще вопрос. Поведение, например, управлявшего Западно-Европейской епархией РПЦЗ Высокопреосвященного Серафима (Лукьянова), показывает, что исповедниками в зарубежье были не все. В 1930 г. он с пафосом заявил, что митрополит Сергий «есть богоборец, он не только отпал от Церкви, но борется с ней» (Церковные ведомости. 1930. № 15–16. С. 7). Когда же он сам в 1945 г. попал в сферу действия советских спецслужб во Франции (не в СССР), то поспешил занять просоветские позиции.
Беседовал диакон Андрей Псарёв
