“Евхаристия от юрисдикции не зависит”: Диалог через страны и эпохи

1. 1926-1935

Епископ Василий (Родзянко)  вспоминает о русских церковых людях в довоенной Сербии и приводит редакое свидетельство о том, как было восстановлено общение в русской церковной эмиграции в 1935-ом году. Приводится по книге В.И. Косик Русская Церковь в Югославии (20-40-е гг. ХХ века), Москва, 2000.

Вокруг митрополита Антония собрались Н. Рклицкий, П. С. Лопухин, Г. П. Граббе. Все это окружение все еще мыслило в стиле и духе Св. Синода петербургского периода, забыв, что надо иначе. Синодалы утверждали: “Мы центр, все должны нас слушать”. И что получилось. В 1926 г. митрополиты Евлогий и Платон демонстративно покинули Архиерейский Собор, сказав, что они не хотят, чтобы ими руководили те, которые, сидя в Сремских Карловцах, не знают обстановки на местах, не знают, что творится в Америке, в Западной Европе. И получалось неканонически: епископы без епархий, с потерявшими смысл титулами, размещенные по фрушкогорским монастырям, составляли Синод и управляли правящими епископами в Европе и Америке. В этих условиях Сербская Церковь помогла Русской, разместив священников по своим приходам. Полное общение и никаких раздоров, расколов. Отец Иоанн (Максимович) после пострижения в монахи преподавал Закон Божий в сербской гимназии в Великой Кикинде, потом трудился в семинарии в Битоли. Знавшие его рассказывали, какой он скромный, смиренный, простой. Однажды как-то его закрыли в уборной на целую ночь. И он там спокойно просидел: не кричал, не стучал. Потом его выпустили. А он улыбается своей сияющей улыбкой. Спрашивают его: “Что вы там делали целую ночь?” – “За вас, дураков, молился!” И вот однажды в церкви я встретил о. Иоанна, который меня наставил на Путь. Он же меня познакомил с Владыкой Антонием на собрании в честь 80-летия императрицы Марии Феодоровны, произошедшем незадолго до ее кончины. Потом был концерт, где исполняли отрывки из оперы “Жизнь за царя”. Во время концерта о. Иоанн сказал мне: “Вот, на такие концерты ходить можно”. Там же и произошла встреча с Владыкой Антонием, который узнав мою фамилию, сказал, что Храповицкие и Родзянко – родственники и он будет считать меня своим племянником. Посадил к себе в машину и повез к себе. Я стал бывать у митрополита Антония запросто. Отец Иоанн – заложил фундамент, а митрополит Антоний – построил мою личность. Главное в митрополите Антонии было его богословие и внутренняя духовная направленность на иной мир. Это самое главное и самое основное. Он был сторонником “каппадокийского богословия”, восприняв его как свое собственное, особенно учение Василия Великого о том, как первородный грех рассек на множество частей человеческую природу, все человечество. Все мы стали индивидуальностями, говорил митрополит Антоний, и забыли себя как личность, утратив образ Св. Троицы …Есть лица, для которых на английском языке есть характерное слово – controversal. О них существуют прямо противоположные мнения. П. С. Лопухин был, конечно, таким. Это был удивительно интересный человек, который не принадлежал к духовному сословию, был не из “кутейников”. Родился в дворянской семье, бывшей в родстве с самим Петром Великим, чья первая жена была Лопухина. Петр Сергеевич придерживался определенной точки зрения на мир, имел свое мироощущение, свою позицию на вопросы церковно-догматического характера. В то же самое время это был добрый, хороший человек. Я его близко знал, знал его семью, был дружен с его дочерьми. Но берегись, если кто-нибудь не сходится с ним во мнениях. Поэтому у него были оппоненты, которые не ходили в Св. Серафимовский кружок, были – “не наши”. Таких, как он, людей оппоненты называли “нашими новыми староверами”, старообрядцами заграничного происхождения. И митрополит Антоний, и митрополит Анастасий, и П. С. Лопухин и его сторонники считали: “Мы – Зарубежная Церковь, часть Русской Церкви, которая сейчас больна, но придет время, когда мы все соединимся вместе на общий Собор и уладим все наши вопросы”. Но время шло. Пришел Гитлер, который по политическим мотивам построил большой собор в Берлине, и Владыка Анастасий на это откликнулся благодарственным письмом. Тогда он еще не понимал Гитлера и наперед не мог знать действий последнего. Но когда события стали разворачиваться, Владыке Анастасию пришлось вытерпеть немало упреков. Владыку Анастасия я очень любил и почитал. Это был очень глубокий и хороший монах. То, что он написал понятно для того момента. Митрополит Сергий со своей Декларацией 1927 года и митрополит Анастасий со своим письмом – они одинаковы, хотя находились на разных сторонах. И тот и другой – святители Божии. Они оба были поставлены в жесткие условия и ничего не могли сделать. Политика. Политика и Византийская империя, и 1054 год – политика, униатство – политика. А духовенство в Югославии на письмо Владыки Анастасия не обратило внимания. Поняли, что это было нужно. Митрополит Анастасий меня рукополагал, и я благодарен ему на всю жизнь. Вспомним сегодняшнего митрополита Виталия. В одном из своих посланий он сказал, что Русской Церкви нет, а есть переодетые чекисты. Это уже не Церковь. Все контролирует КГБ.. И он наговорил такого, что один из священников выступил против него с публичным письмом. Собрался Архиерейский Собор, где ожидался большой раскол между митрополитом Виталием с его приспешниками и большинством архиереев, которые не разделяли их мнения… В результате оставили в покое митрополита Виталия, не споря с ним. Это типичная для Св. Серафимовского братства ситуация. …В последнее время П. С. Лопухин приблизился к Владыке Иоанну, фактически стал его личным секретарем.

Владыка Иоанн говорил, что если ему “кто-нибудь докажет, что клятвопреступление не грех, тогда, может быть, я не вернусь в Зарубежную Церковь, но я давал присягу на верность митрополиту Антонию”. И в ответ на мои слова: “Владыка, я не могу бросать камнями в Русскую Церковь”, он сказал: “Господь с тобою, я сам на каждой проскомидии поминаю Патриарха Алексия. Он там делает все, что может, я здесь делаю все, что могу. Я не кричу. Я просто молюсь. У нас не юрисдикция над евхаристией, а евхаристия над юрисдикцией”. Этим и отличается Православная Церковь от католической. Потом, уже когда я оказался в Англии, много лет пробыв священником в Сербской Церкви, я встретился случайно с другим – сербским – святым – Владыкой Николаем (Велимировичем). Я пришел в церковь и стоял в рясе вместе с народом. Он заметил меня. Позвал. Узнал, кто я. Мы поговорили. Потом сказал: “Вот здесь не хватает священника в этом храме, который я освятил. Будешь служить вторым священником”. – “Но у меня ни паспорта, ни визы”. – “Я все устрою”. И обращается к настоятелю: “Вот тебе второй священник”. И все. Отец Иоанн страшно обрадовался, когда узнал: “Вот это самое лучшее. Будь нейтральным во всех этих юрисдикциях. Продолжай с сербами. У них никаких расколов нет”.

(…) Когда я поехал к родственникам в Париж, я неожиданно для себя узнал, что мои сестры принадлежат к евлогианской церкви. Это было уже после 1926 г., когда с Архиерейского Собора ушли митрополиты Платон и Евлогий, сказав: “Вы нам не указ”. Владыка Антоний видел Церковь в идеале, а люди, которые от нас уехали, не почувствовали, что мы должны быть вместе. У них, евлогианцев, был совсем другой подход. Вернувшись из Парижа, я рассказал о своих впечатлениях Владыке Антонию. Он начал плакать. Я сказал, что надо что-то делать, надо встретиться с митрополитом Евлогием. И Владыка написал письмо и попросил меня отвезти его митрополиту Евлогию. Я отвез, и с этого началось примирение. Дело кончилось тем, что митрополит Евлогий приехал в Сремские Карловцы. Все надеялись на примирение. И тогда Владыка Антоний взял епитрахиль и прочитал разрешительную молитву над митрополитом Евлогием, потому что Собор запретил его в священнослужении. Потом снял с себя епитрахиль, надел ее на Евлогия, сказав: “Теперь вы прочтите надо мной”. После этого все ожидали совместного богослужения в Свято-Троицкой церкви. Но тут граф Граббе, Петр Сергеевич Лопухин и целый ряд “очень праведных людей” сказали: “Нет, так нельзя. Надо согласие Архиерейского Собора. Это личное их примирение, а здесь – вопрос принципа”, т. е. принципа соборности. Но не учли того, что Собор состоит из архиереев, которые уже не являются правящими, находятся на покое. Как они могут налагать запрещение? А Владыка Антоний был к этому времени очень слаб. Жил в своем идеале – Церковь едина. Он-то остался на высоте. Но вот люди вокруг него создали в результате Зарубежную Церковь, которую мы сейчас имеем. Недавний Собор, не споря с Виталием, оставил его в покое, решив: “Мы обязаны руководить нашей паствой”, которая находится во всех концах мира и не думать ни о чем другом, ни о каких-либо диалогах ни с кем, ничего, просто руководить ею, чтобы она имела все-таки хоть какую-то цель, какое-то руководство. И фактически был отложен диалог с Церковью в России, к чему был призыв. Мое мнение: они не могут не вернуться в лоно Русской Церкви, иначе навсегда останутся отщепенцами. Среди них много таких людей, которые помнят, что они часть Русской Церкви и должны рано или поздно слиться с нею. Возвращаясь к истории с примирением, надо сказать, что им очень заинтересовался Патриарх Варнава. Он у меня все подробно узнал и полностью встал на мою сторону. Он пришел на Собор и сказал: “Я буду говорить не только от себя, но и от имени короля Александра. Если вы сейчас не снимете запрещения со всех тех, кого вы запретили в других странах, и не восстановите полное евхаристическое общение, то, к сожалению, король считает, что он не может вам больше продолжать оказывать гостеприимство”.

Владыки поняли угрозу. И быстро сняли запрещение. Результатом этого было то, что во время войны абсолютно всюду можно было в очень трудных военных условиях всем общаться и быть вместе. И снятие прещения нигде потом не было нарушено. Во время войны мы могли молиться и служить вместе. Так, в Будапеште в евлогианской церкви я служил литургию вместе с возглавителем Берлинской зарубежной епархии архиепископом Серафимом (Ляде)…

2. О. Владимир – о. Георгию. 4 апр. 1968 г.

Следующий известный нам обмен мнениями между представителем «очень праведных» людей и их опонентами относится к концу 1960-х гг. Отец Владимир Родзянко, в это время жил в Лондоне и вел там религиозную программу ББС, являясь клириком Сербской Православной Церкви. Письма о. Георгия Граббе от 15/28 марта 1968 году, упоминамем о. Владимиром, в нашем распоряжении нет. Приводим здесь отрывок из ответа на это письмо от 4 апреля 1968 года, с оригинала содержащегося в архиве Епископа Григория (Граббе) в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2.

(…) Что касается Вашего соображения относительно диалогов и экуменизма, то в основном, относительно характера растущей ереси, которую приобретает экуменизм – я с Вами совершенно согласен. Это один из самых больших соблазнов нашего времени, одна из самых больших трудностей, перед которой стоит весь христианский мир, а особенно мы – Правослвные, посолько мы верим что нашя Святая Церковь является истинной Церковью, которая несет откровение миру. Но в связи с этим перед нами, Православными, огромная отвественность и в этом отношении я никак не могу согласиться с тем, кто, вместо того, чтобы принять активное участие в современной жизни современного мира, в частности христианского мира, уходят, уходят, как говорится вглубь своей собственной души, вглубь своих собственных келлий и оттуда просто, иногда неознакомившись как следует ни с чем, мечут громы и молинии и анафематствуют. Я думаю, что этим мы только можем повредить и Святому Православию и его миссии в мире и остальным христианам. Наш долг и наша цель идти в экуменизм не становясь экуменистами. Это очень трудно – я знаю. Это также трудно, как быть христианином в коммунистических странах или работать «на фронте», как я это называю, скажем: вести такого рода радиопередачу через радиостанцию, которая не принадлежит Православной Церкви в которой я не имею всех прав, посколько она не моя. Тем не менее это надо делать, надо не сдаваться.

Брошуру, которую Вы мне выслали и которая еще не дошла, я думаю, что я знаю. Это интересная статья греческого врача [Александра Каломироса]. Если Вы имеете ввиду именно это, то я уже читал ее и должен сказать, что она, по своему внутреннему богословскому содержанию, мне черезывачайно нравится. В ней очень много правды и очень много подлинного истинного Православия, но выводы, к сожалению, как этого врача и всей этой брошуры, думаю, не верны. Не верны они в следующем: во-перевых они неверны богословски, потому что учение о том что Таинства, совершающиеся вне канонических границ Церкви, являются лишь пустой формой, которые потом заполняются содержанием в момент присоединения. Я лично думаю, что это учение, хотя его придерживался наш покойный Владыка Антоний, не православно, потому что оно отражает собой чисто протестантский взгляд на Таинства. Мы не можем стать на такую точку, что Таинства могут быть отдельно от формы. Это есть Единое воплощение, иначе своего рода докетизм получается. Также как мы верим в абсолютное и совершенное воплощение Христово – также точно мы верим в абсолютную полноту Таинства и духовно и материально. В данном случае наш принцип икономии превращается в нечто даже худшее чем у иезуитов с их “цель оправдывает средства”, потому что мы таким образом вводим в заблуждение и совершеннейшую ложь, людей, которые присоединяются к нам в уверенности, что они были крещены и поэтому мы их не перекрещиваем, а на самом деле это “была только форма”, а если это была только форма, то зачем им эту форму не повторить? Так что я думаю, что это просто неверно; и интересно, что этот богословский взгяд уже позднейшего периода, я таких взглядах в святоотеческих писаниях не встречал. Толкование Киприана Карфагенского в этом отношении совершенно неверно понимается, он просто их отрицал и отрицал поэтому и самое Крещение, перекрещивал, в то время как святой Василий Великий, на которого обычно ссылаются, на его первое правило, не зная его подлинного текста, говорит совсем иное. Если Вы прочтете первое правило святого Василия Великого не в сокращенном виде, как оно в книге правил, а в подлиннике, т.е. в его послании к Амфилохию Еконнийскому, то Вы там увидите, что он объясняет крещение вне Православнйо Церкви в том смысле, что оно признается не потому что это внешняя форма, а потом что буквально эти крещенные ek tis eklesias ondon, другими словами он объясняет Таинство вне канонической границы Церкви онтологически, а саму Церковь не катофатически, а апофатически. Известны его слова: “мы знаем где Церковь, но мы не знаем, где ее нет”. Поэтому наш долг принимать участие во всех этих движениях, но как совершенно верно мне пишет отец Данило Кристич [впоследствии еп. Сербской Церкви] из монастыря в Бостоне – что мы должны разделять, различать, вернее понимать экуменизм, как фактический икуменизм, т.е. православный. И вот этот православный икуменизм мы должны проповедовать в пределах экуменизма. Это очень трудно, я знаю, но нам необходимо сохранить равновесие между двумя крайностями. Таков мой взгляд. Я думаю, что я в этом во всяком случае не погрешаю ни против своей совести и своего убеждения, ни против Православной Церкви в ее историческом и современном целом.

3. О. Георгий – о. Владимиру. 1968?

Ответ протопресвитера Георгия Граббе на вышеприведенное письмо, без даты. C оригинала содержащегося в архиве Епископа Григория (Граббе) в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2.

Относительно правила Василия Великого никак не могу с Вами согласиться. Во-первых текст правила, принятого Вселенским Собором важнее, чем другой текст, если таковой был. Я до сих пор не мог проверить это Ваше утверждение, ибо в имеющимся у меня собрании творений св. Василия в русском переводе текст совпадает с правилом. Но если Вы правы, то это еще важнее – значит Вселенский Собор поправил св. отца?

Мне много пришлось работать над Книгой правил… Для меня теперь стало особенно ясно, что действительными являются только таинства когда они совершенны подлинно в Церкви. Иными словами, когда совершается незаконная хиротония, вследствии этого являющаяся частным деянием совершителя, но не актом Церкви, то она подлежит признанию недействительной. Никакя правильная формула тайносовершительных молитв не помогает тут, ибо она не является магическим заклинанием. Католики совершенно утратили это понимание, а от них заразились наши богословы. Отсюда так легко отношение к запрещению в священнослужении, которое наблюдается заграницей. Если правила до известной степени различают форму совершения таинств у еретиков, то только с той точки зрения, что есть более близкая форма, в которую при соединении с Церковью может влиться благодать, они они же в некоторых случаях не считаются с таинствами даже раскольников, а не только еретиков. Донатистких епископов в зависимости от обстоятельств принимали то епископами, то пресвитерами, иначе говоря делая это в зависимости от их служебного положения по воссоединени с Церковью. В этом глубокий смысл нелюбимого Вами правила Василия Великого.

4. О. Георгий – о. Владимиру. 30 мая 1968 г.

Письмо протопресвитера Георгия Граббе протоиерею Владимиру Родзянко от 17/30 мая, 1968 года. Содержится в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2.

Относительно экуменизма в отношении тактики я Вами не могу не согласиться. Я всегда раньше был скорее сторонником Вашей точки зрения, особенно в молодости и поэтому далеко не сразу отошел от Христианского Студенческого Движения. Владыка Серафим, тогда Венский, участвовал на конференции Веры и Порядка в 1937 г. по моему докладу Синоду. На конференции в Эванстоне под влиянием пок. Архиеп. Михаила Греческого и отчасти о. Флоровского православные в общем заняли вполне достойную позицию, что было мне хорошо видно, как наблюдателю от Синода. Но я тогда же докладывал, что надо ожидать сдвигов в дурную сторону. В Нью-Дели православные в общем уже сдали все позиции, став в ряд с прочими исповеданиями и лишь едва что-то прошептав, что-то свое, но так тихо и робко, что это даже не вошло в отчет кроме краткого примечания. Но теперь дело идет все к худшему и я не вижу, как можно теперь по Вашему выражению “идти в экуменизм” так, чтобы не повредить ничем Православию путем соблазна малых сих. Когда официальные представители Церквей принимают не только терминологию, но и настроение экуменизма, то участие в движении неминуемо связано с глубоким компромиссом. То, что естественно для протестантов, совершенно несовместимо с Православием и потому приходится или отмалчиваться, хотя в этом случае может быть можно применить тут выражение св. Григория (кажется), что “молчанием предается Бог” или выступить с обличением.

Я не согласен с Вашей оценкой 1 пр. Василя Вел. У меня нет другого текста его послания Амфилохию. Имею его в издании Творений, но там тот же текст, что и в правиле. Но главное то, что приведенное в правиле для нас более авторитетно, чем всякое выражение святителя, не подтвержденное Вселенским Собором. Для нас это в сущности правило уже не Василия, а Трульского Собора [95-ое]. Принятие некоторых еретиков без нового погружения есть в сущности их обновление и присоединение к телу Церкви другим чином.

Мне кажется, что лучше всего и полнее и научнее разделяемое Митрополитом Антонием и всеми нами понимание этого вопроса изложено в диссертации Архиеп. Илариона (Владимир Троицкий) “Очерки из истории догмата о Церкви” (1912 г.) Это замечательный научный и талантливый труд… Я не знаю, какой другой труд так полно и убедительно излагает православное учение о Церкви.

5. О. Георгий – о. Владимиру. 30 июля 1973 г.

Отрывок из письма протопресвитера Георгия Граббе протоиерею Владимиру Родзянко от 17/30 июля, 1973 г. Оригинал содержится в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2.

На путях модернизма идет болезнь в церковной среде. Если говорить о Церкви, как о Лозе, то некоторые веточки так заболевают, что фактически отмирают (таков был. пок. [вселенский патриарх] Афинагор). Но мы отнюдь не торопимся с приговором отдельных больных, как неизлечимых. Мы только определяем сущность болезни и, думается, было бы разумно на это обратить внимание пока не поздно. Иначе болезнь может слишком развиться: так было с арианством пока долгое время существо его не было понято большинством и даже св. Константин искал компромисса.

6. О. Владимир – о. Георгию. 3 фев. 1979 г.

Из письма прот. Владимира Родзянко отцу Георгию Граббе. 21 янв./3 фев.1979 г. Оригинал в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2. Приводится по рукописной копии, любезно предоставленой М.В. Шкаровским.

Дорогой отец Георгий (…) Сербская Церковь, в частности Святейший Патриарх Варнава и мой епископ Ириней (передавший мне весь свой архив по этому вопросу и не раз со мной беседовавший на эту тему) — сознательно и убежденно не прерывали евхаристического общения ни с одной частью Русской Церкви; как в самой России, так и заграницей.  Как Вам известно, и сейчас Сербская Церковь, несмотря на разные попытки заставить её изменить свою позицию, не считает Русскую Зарубежную Церковь «раскольничьей», а Русскую Церковь в России «падшей».

(…) Во время войны, как Вы помните, мое положение сербского священника в Бачке, оккупированной венграми, дало возможность быть живой связью между Св. Синодом Русской Зарубежной Церкви (и Вами лично) и монастырем Ладомировой на Карпатах — с о. Серафимом и о. Нафанаилом — теперь епископами — ставшими епископами Русской Зарубежной Церкви отчасти именно благодаря этой связи.

Благодаря наличию полного евхаристического общения во всей Русской Зарубежной Церкви у меня была возможность тогда сохранить в Будапеште с Митрополитом Серафимом Берлинским и Германским (Ляде) и с Архимандритом Сергием (Мусиным-Пушкиным — «евлогианином») в полном с ними обоими сотрудничестве в деле сохранения каноничности в плененной венграми Мукачевской Епархии, так же как и объединить расколовшийся русский народ в Новом Саду, и облегчить церковную жизнь русских людей в разных краях Бачской Епархии. В Мукачево я лично отвез св. миро, которое Владыка Ириней, тайно от оккупационных властей, арестовавших и державших в заключении Мукачевского Епископа Владимира (Раича), поручил мне отвезти каноническому Арх. Заместителю о. Иоанну Кополовичу в целях сохранения на всей территории Православия. Господу содействующу, это — хотя и с опасностью для жизни — было осуществлено.

При наступлении Красной Армии мой Владыка Епископ Ириней, напомнив мне житие св. Поликарпа Смирнского, что он лично от своей паствы никуда не уйдет (даже если это ему будет стоить жизни, что фактически и случилось!) и то же советовал сделать и мне. Я остался с паствой (исключительно сербской). Фактически это означало осуществление на деле, а не только в теории, полного евхаристического общения с Русской Церковью в России и ее епископами. Епископ Ириней сам был первым, кого Сербский Синод послал в Софию для личной встречи и сослужения с Патриархом Алексием (это не спасло его, однако, от коммунистической расправы, т.к. он оставался, как архипастырь, стойким и принципиальным). Ни у кого в Югославии, в тот момент, ни у сербов, ни у русских (в том числе монахинь Хоповского монастыря и Вашей сестры среди них) не вставал вопрос о «евхаристическом общении» — это было само собой разумеющейся церковной действительностью (как сейчас — в России!), вопрос был в том, чтобы быть верными Христу и принципиальными в Православии (…).

Вопрос этот встал, как только в Белград приехал официальный представитель Московской Патриархии Одесский Епископ Сергий (Ларин), заданием которого было «принять в Церковь через покаяние всех раскольников», т.е. всех русских священнослужителей, а храм св. Троицы в Белграде «освятить». Для меня лично это было так же неприемлемо, как и противоположный взгляд с Зарубежной стороны: евхаристическое общение существовало и не было нарушено, через Сербскую Церковь, и никаких оснований у Московской Патриархии не было так поступать, поскольку Митрополит Анастасий, уезжая, дал канонический отпуск всем оставшимся священнослужителям Русской Зарубежной Церкви в Сербскую Церковь, которая всех их приняла в свою юрисдикцию.

Московская Патриархия могла спорить с Сербской, но канонически не имела никакого права так поступать с клириками уже Сербской Церкви. Это было явным насилием. Тем не менее, всех русских священников вызвали в Белград. Мой тесть, о. Василий Колюбаев и я наотрез отказались от такого кощунства.

«Ты с ума сошел — сказал мне отец Иоанн Сокаль — у меня вчера дьякона расстреляли!» «Пусть и меня расстреляют», с юношеской запальчивостью ответил я. К чести о. Иоанна, он после долгой беседы с Епископом Сергием наедине, вышел и сказал: «Отцу Василию и отцу Владимиру не надо, т.к. они — в сербской юрисдикции». Это была натяжка, т.к. меня рукополагал Митрополит Анастасий («запрещенный») и оба мы, с о. Василием, обслуживали русские приходы, входившие в Русскую Зарубежную Церковь, хотя и жили на сербских приходах. Канонической разницы между нами и всеми остальными не было никакой. Просто была жалость Епископа Сергия к нам (…).

Меня не расстреляли, но к тюрьме и концлагерю через некоторое время приговорили на 8 лет (а тут еще появилось «Свештеничко Удруженье» — живоцерковная прокоммунистическая, в то время, организация —и я отказался в нее вступить и повел против нее борьбу: это, разумеется, не помогло!) (…) Но меня, так же как и отца (теперь Архиепископа Женевского) Антония Батрошевича (хотя и не арестованного, но предназначенного к отъезду в СССР) спасла ссора Тито со Сталиным: я уже был в тюрьме, когда это случилось и, я отработал не 8, а только 2 года. Трудностей, ошибок и грехов было много, но в одном Господь помог устоять: не покривить душой — ни в вопросе евхаристического общения, ни в вопросе сотрудничества с безбожниками! (…)

7. О. Георгий – о. Владимиру. 1979 г.

Οтвет протопресвитера Георгия Граббе на вышеприведнное письмо протоиерея Владимира Родзянко. На оригинале в архиве Стенфордского университета стоит штамп 22 фев. 1979 г. Приводится по книге Епископ Григорий (Граббе), Письма, М. 1998. С. 52-56.

Ваше письмо от 21 января/3 февраля я получил. Оно, конечно, отражает наше большое внутреннее расхождение по очень важному в наш век вопросу.

В начале нашего столетия Лев Тихомиров напечатал очень интересное толкование семи церквей Апокалипсиса, которое, надеюсь, скоро будет перепечатано. Оно очень убедительно объясняет семь церквей как периоды в истории Церкви. Он видел тогда начало лаодикийского периода. За истекшие семьдесят с лишним лет, период этот очень ярко проявляется в распространении экуменизма. Последний является не только и м.б. не столько заблуждением ума, сколько погрешностью сердца. Ставя во главу угла соглашение между всеми ересями, он по-лаодикийски ставит на второе или даже последнее место осторожность в тщательном соблюдении верности истине.

Тут есть некий тонкий соблазн. С одной стороны, любовь к ближнему побуждает снисходительно относиться к тому, что он идет по неправильному пути, а отдельные правильные и добрые выступления принимаются как покрывающие ложность общего его направления.

Недостаток объективности может проявляться и в том, что снисходительные ко лжи видят только злобу у бескомпромиссных защитников верности истине, а с другой стороны, у последних, и в том, чтобы не видеть доброго чувства у некоторых добросовестных экуменистов.

Я, лично, стараюсь быть объективным. Поэтому, не соглашаясь с Вашим общим направлением, я ценю многое из делавшегося Вами за эти годы, видя в этом проявление Вашего желания служить делу любви. Однако, такое желание, без достаточной заботы о верности истине, так же может вовлечь в ошибки, как и стремление соблюдать верность истине без достаточной любви к людям, в том числе и заблуждающимся.

Посылаю Вам свою статью об акривии и икономии, а также брошюру о догмате Церкви, где более подробно развиваю эти мысли.

В свое время я скептически относился к Вашей попытке сблизить Митрополита Евлогия и Митрополита Антония. Я понимал Ваше юное доброе чувство, но, лучше зная реальность, я видел в ней повторение метода доброй примирительной попытки друзей Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, с той разницей, что у Митрополитов причина разделения была принципиальная, а не просто личная обида. В делах принципа недостаточно призывов: мир, мир. На таком основании можно иметь добрые личные отношения, как у меня с Вами или с о. Александром Шмеманом, но этим далеко не достигается единство.

Но такие наши отношения или доброе отношение лично к Вам Владыки Митрополита не исключают того, что мы должны заботиться не только о личной доброте к Вам, но и о том, чтобы не соблазнить и не смутить тех наших ревнителей, которые в проявлении того или иного личного внимания к Вам увидели бы какой-то компромисс в отношении принципа. Я не думаю, что и сами Вы хотели бы с кем-нибудь сослужить, если для кого-нибудь это было камнем преткновения и служило бы соблазном. Вместе с тем, Вы должны иметь в виду, что расхождение наше с экуменистами из православных Церквей за истекшую четверть века, к сожалению, все больше углубляется.

В частности, и Москва, к обличенной Митрополитами Антонием и Анастасием лжи компромисса с антихристовой властью, прибавила ереси, которые обличаются уже в самой России. Уже Митрополит Анастасий завещал нам воздерживаться даже от бытового общения с Московской Патриархией. С тех пор многое ушло вперед. Положение теперь хуже, чем было тогда.

Конечно, время теперь такое смутное, что не всегда можно провести линию разделения. Поэтому никто не может быть на 100% последовательным в отношениях с представителями разных Церквей, а в России такие исповедники, как О. Димитрий [Дудко], страдают от внутреннего раздвоения. С одной стороны, хотят не быть причастными к греху Патриархии, а с другой – не видят, как фактически жить без нее. И знаю я людей, которые, живя в Москве, ходили только к некоторым священникам, а на архиерейских службах не бывали вовсе. Св. Афанасий Великий в каноническом послании к Руфиниану указывает разные виды снисхождения вследствие сложности обстановки. Однако, это не мешало ему строго отвергать арианство и компромиссы с ним.

Не старайтесь найти противоречие в том, что в одних случаях наши Митрополиты Вам нечто позволяли, а в других – нет. За последнее время многие из нашей паствы стали очень чувствительны ко всякому проявлению терпимости, и крайняя нетерпимость иногда уже выливалась в схизму. Вы являетесь очень ярким представителем компромисса и известны как друг и единомышленник Митрополита Антония Блюма. Вследствие этого, Ваше участие в отпевании Владыки Никодима [Нагаева, РПЦЗ] уже вызвало трудности, как Вы, вероятно, знаете, в приходской жизни нашей лондонской паствы. Опять-таки хочу напомнить, что Московская Патриархия за последние годы еще дальше ушла по пути служения антихристовой власти и экуменических компромиссов (“богословие мира”, причащение католиков и т.п.). Вот почему Ваша столь ярко проявляемая дружба с М. Антонием Блюмом вызвала некоторое выделение Вас по сравнению с остальным клиром Сербской Церкви. Как бы дружески кто-нибудь из нас не относился к Вам лично, это не означает, что этим оправдывался бы соблазн для нашей лондонской паствы, которая могла бы в этом видеть равнодушие к принципу. Из этой предпосылки, к сожалению, надо делать практический вывод, хотя я понимаю, что он Вами может ощущаться болезненно.

Фактически, когда Вы были здесь последний раз, произошло следующее: о. Георгий Ларин сказал мне по телефону, что Вы собираетесь служить на дому у болящей Елизаветы Феодоровны. Очевидно, Вы говорили с ним об этом. Мой ответ был, что как мне представляется, поскольку Вы не принадлежите к клиру нашей Церкви и хотите служить не в нашем храме, а на дому, Вам для этого не требуется особого разрешения Митрополита – это дело Ваше личное. Отец Георгий поэтому не доводил вопроса до Владыки, а я доложил ему об этом разговоре несколько позднее, и он не возражал.

Вы спрашиваете, чем было вызвано мое письмо относительно Вас? Очень просто: оно было написано в ответ на вопрос, заданный, очевидно, в связи с появившимся смущением и в соответствии с постановкой заданного вопроса. Откровенно говоря, я не вижу в нем неточных сведений, ибо оно основано на тех указаниях, которые за последнее время давал Владыка Митрополит, а не имело задачей дать полную историю отношения к Вам за много лет, как Вы изложили ее в Вашем письме.

(…)

То, что Вы пишете о советских нападках на Вас, вполне естественно, поскольку Вы делаете дело, для Советов вредное. За передачи, о которых Вы упоминаете, все мы должны быть Вам благодарны, но этим церковные вопросы не исчерпываются.

Не думаю также, что мои взгляды в какой-либо мере переменились со времени моих первых сочинений, о которых Вы так любезно отзываетесь. Вероятно, Вы их не помните, а в ту пору и я и мои мысли казались Вам симпатичнее, тем более, что у Вас не было повода для личного неудовольствия мною. Но, если Вы просмотрите мои сочинения от начала, то увидите, что моя экклезиология никогда не менялась. Увы, изменилось время, и в православные круги с небывалой силой проникло лаодикийство. Теперь перед нами, как никогда, ставится вопрос, чтобы не приобщиться нам к делам бесплодным тьмы, а 15 правило Двукратного Собора учит нас уклоняться от общения даже со своим первоиерархом, если он проповедует ересь. Или Вы не считаете ересью проповедь равноценности разных исповеданий?

Жизнь сложна и вокруг нас переплетается много разнообразных искушений. Часто нет на них односложного ответа, и иногда кто-нибудь из нас может ошибиться или в либерализме, или чем-то “пересолить” в желании соблюсти истину. Но Апокалипсис учит нас, что такая ошибка лучше, чем быть теплохладным.

Господь предсказал, что будет очень тяжело христианам последнего века. Почему? Потому, что им придется переживать одиночество в мире, обладаемом Антихристом. Советская власть есть генеральная репетиция антихристова царства, а диавол всяческими хитростями завлекает людей в свои сети так, что иногда они оказываются в них, думая, что они являются исповедниками. Широкий путь экуменизма – это тоже антихристова репетиция. Ваш лозунг всеобщего единения независимо от тех или иных руководящих принципов есть очень заманчивый широкий путь, но когда единение на чем попало делается основной целью независимо от содержания, то истинное христианство выхолащивается, и достижением на Страшном Суде будет разбитое корыто. Люди как будто большой веры, ссылающиеся на совершение чудес именем Христовым, услышат тогда: “отойдите от Меня, проклятые, я не знаю вас”.

Владыка Митрополит определяет Вашу позицию словами: все можно объединить и для этого все позволено.

А меня испугали Ваши слова, “что мед от дохлой крысы не портится”. Как это может быть? Неужели Вы думаете, что причастность зла ничего не отравляет? Неужели Вы не боялись бы угощать людей медом, в котором лежала мертвая крыса? Мне хочется думать, что Вы тут что-то недосказали.

Относительно идеализации Вами Американской автокефалии, я с Вами не согласен, но не хочу входить в частности и локальную полемику, ибо расхождение наше гораздо глубже: это расхождение в определении любви к истине и метода мышления между строгим святоотеческим пониманием догмата Церкви с одной стороны, и лаодикийской попыткой соединяться со всеми на почве равнодушного отношения к заблуждениям с другой. Весь характер церковной жизни в Американской Митрополии все дальше уходит от наших идеалов.

Спасибо Вам за молитвы и добрые чувства хотя бы к “Юрию Павловичу”, несмотря на то, что они, видимо, вызываются Вашей ошибкой в его оценке. С Вашим отцом я дружил несмотря на разницу возраста, и очень ценю его брошюру, как ценил и любил его самого. Его заключение там об Американской Церкви далеко от Вашего оптимизма.

Между прочим, не думаете ли Вы, что если бы Митрополия не поддалась Московскому влиянию в 1946 г. и осталась в единении с нами, то управление ее могло бы слиться с нашим Синодом и получить во всей Зарубежной Церкви громадное влияние?

Поверьте, пишу Вам без всякого недоброго чувства, но с сожалением, что свой талант и дар Божий понимать других Вы, по-моему, направили ошибочно, поскольку это “понимание” у Вас ничем не ограничивается и Вы стараетесь соединить в едином стане исповедующих истину с делающими беззаконие. Простите, если что-либо из сказанного Вам покажется обидным: это меньше всего отвечало бы моему намерению – я только не умею отвечать уклончиво.

8. О. Василий – о. Георгию. 15 марта 1979 г.

Ответ от 2/15 марта 1979 года, иеромонаха Василия (Родзянко), принявшего в 1979 г. монашеский постриг. Оригинал в библиотеке Стэнфордского университета фонд M0964, ящик 6, папка 2.

Когда я, вернувшись из Парижа в 18-ти летнем возрасте и потрясенный тем, что я там увидел и пережил, рассказал обо всем этом Митрополите Антонию, он заплакал (…)

В разговоре он мне сказал именно то, что впоследствии повторил Владыка Иоанн: “Евхаристия от юрисдикции не зависит”. “Восстановление евхаристического общения с Митрополитом Евлогием и его паствой – сказал мне Владыка Антоний – от подчинения Константинопльскому патриарху не зависит. Вопрос не юрисдикционный, а нравственный. Он может остаться в другой юрисдикции и быть с нами в общении”. Эти слова резко отличались от официального курса, принятого тогда в Сремских Карловцах, в частности и Вами. Этот Ваш курс не соответствовал взгляду святейшего патриарха Варнавы и всей Сербской Церкви (пережившей раздробление на пять независимых друг от друга – иногда канонически спорных, как сама “патриархия” в Карловцах – юрисдикций, но никогда из-за них не прекращавших полного евхаристического общения между собою. Этим только и сохранили сербы свое православие, не смотря на все долгие испытания.