Воспоминания о митрополите Вениамине (Федченкове)

От редакции Вопросов Истории Русской Зарубежной Церкви
Епископ Вениамин (Федченков), возглавлял военное духовенство в Русской Армии ген. Врангеля,  один из создателей в 1920 г. Высшего Церковного Управления Русской Зарубежной Церкви.  В 1927 г. на почве требований митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности к советской власти, вышел из состава епископата РПЦЗ и присоединился к митрополиту Евлогию (Георгиевскому). В 1930-ом году после того, что митрополит Евлогий вышел из состава Московского Патриархата, епископ Вениамин остался в ведении митрополита Сергия.  Без особых успехов с 1933 по 1947 г., возглавлял экзархат Московского Патриархата в США. В 1947 г. переехал в СССР, где и преставился на покое в 1958 г. Перевод этого текста на английский язык осуществлен на пожертвование прихода в честь иконы Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радость в г. Атланта, шт. Джорджия.

Митрополит Вениамин (Федченков) (1880—1961) окончил Тамбовскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1907 году он принял монашеский постриг и был рукоположен в иеромонаха. Революция застала будущего Владыку Вениамина ректором Тверской семинарии. В 1917—1918 годах он участвовал в работе Поместного Собора Православной Российской Церкви. Владыка Вениамин был хиротонисан во епископа Севастопольского в 1919 году, а в 1920 возглавлял военное духовенство Врангелевской армии. После эмиграции он был одним из организаторов Всезарубежного Церковного Собора 1921 года в Сремских Карловицах (Сербия), но впоследствии отошёл от «карловчан» и удалился в сербский монастырь Петковице, где вокруг него собралось братство русских иноков. В 1925—1927 и 1929—1931 Владыка преподавал в Свято-Сергиевском Православном Богословском институте в Париже. В 1933—1947 годах Владыка Вениамин был архиепископом Алеутским и Северо-Американским. В Америке он был возведён в сан митрополита. Вернувшись на родину в 1947 году, Митрополит Вениамин принял Рижскую и Латвийскую кафедру, в 1951—1955 годах управлял Ростовской епархией, был переведён в 1955 году в Саратов и ушёл на покой в Свято-Успенский Псково-Печорский монастырь в 1958 г.

Я мог бы коротко сказать о Митрополите Вениамине. Коротко потому, что мне не о чем говорить очень много. Но есть вещи, которые меня в нем очень поразили. Митрополита Вениамина я встретил, когда уже случилось разделение между той частью Русской Церкви, которая пошла под Константинополь и той малюсенькой частицей, которая осталась под Москвой. В то время под Москвой остались: один приход в Париже, несколько человек в Канне и Ницце, один маленький приход в Берлине и один маленький приход в Амстердаме.

Митрополит Вениамин (я не знаю, какая у него раньше карьера была) непосредственно до иммиграции был главным духовным руководителем Врангелевской армии. И он остался на всю жизнь верным старой России. Я бы не сказал, что в политическом смысле монархистом, но верным старой России. В каком-то удивительном смысле он умудрился многого не заметить. Я помню, когда он вернулся в Россию много лет спустя, то был назначен не то в Саратов, не то в Самару. К нему пришёл уполномоченный. Это было ещё в сталинские времена. И вот, он сказал, что он — уполномоченный по делам Церкви и хочет с ним поговорить. Владыка Вениамин его спрашивает: «Ах да, вы коммунист и верующий?» — «Нет, я безбожник» — «Вон!», — встал и сказал Владыка Вениамин.

Тот несчастный вылетел, и через два для Владыка Вениамин тоже вылетел. Он каким-то образом умел не видеть некоторых вещей. Другой случай у него в Америке был, куда он был назначен после Франции. Он был приглашён на какой-то обед представителей Белой армии в Нью-Йорке. Там был такой момент, когда Владыка Вениамин всех ошарашил, сказав: «Дорогие мои, вы меня простите, я должен вас оставить, потому что я должен ехать на приём в Советское посольство». Тут Белая армия собралась, а он прямиком — туда. Для него была только одна Россия. Я помню, ему ставили это в упрёк, потому что в то время очень резко относились к Советам. Когда мне было восемнадцать лет, и я присоединился к патриаршей Церкви, многие из моих близких знакомых сказали мне: «Больше не смей к нам ходить! — Ты стал красным…» — что было совершенно неправда, так как у нас в Трехсвятительском подворье были люди самых разных расцветок. Были ярые монархисты, были люди левого типа. Скажем, Вадим Орловский, который был монархистом, стоял справа на этой шкале, с другой стороны был Бердяев — левого крыла. Между ними были все оттенки. Владыку Вениамина спрашивали: «Как Вы, главный священник Белой армии, смогли пойти в красную церковь?» Я помню, он выражался иногда очень грубо: «Если бы моя мать стала бы проституткой, я бы от неё не отрёкся, но Русская Церковь проституткой не стала, а попала в плен. Я от неё никогда не отрекусь». Это меня очень поразило — мне было тогда семнадцать лет.

У Владыки Вениамина было одно потрясающее свойство, подобное которому было и у Владыки Владимира (Тихоницкого) на rue Daru. Когда они принимали участие в службе, даже не служа, они как-то поднимали службу, и она от земли возвышалась к небу. Я помню, как Владыка Вениамин стоял на службе, и от того служба делалась цельной и возносилась. Но проповедник он был опасный. В том смысле, что не все люди, которые слушали его проповеди, благодарили его за неё. Я помню два случая. Один случай был такой: он вышел на проповедь, перекрестился, посмотрел вокруг себя направо, налево, вглубь церкви и начал: «В одном из приходов, где я служил, жили двое, мужчина и женщина…» — и тут он стал рассказывать все их частные дела — «его звали Иваном, её звали Марией…». Оба этих человека, которые на самом деле были в церкви, стоят, переминаются с ноги на ногу и тают от ужаса. И вот такие проповеди он говорил.

Другое, из этой области, то, что он говорил на редкость длинные проповеди. И как-то его спросили: «Владыка, как вы проповеди готовите?». Он говорит: «Я не готовлю. Я выхожу, перекрещусь, и скажу: Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — а потом прибавлю мысленно: Дух Святой, пошли мне мысль. И мне приходит мысль, которую я вам повторяю. Потом другая мысль приходит, потом третья, потом четвёртая. А потом я вижу, что вы все начинаете переминаться с ноги на ногу, и я говорю мысленно: Господи, Дух Святой, им домой пора, перестай давать мне новые мысли». У него была какая-то изумительная простота, таких простых людей надо с фонарём искать. Но с другой стороны, в этом было что-то замечательное. Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье — я пришёл почему-то поздно, и вижу: Владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою чёрную монашескую мантию, даже без подушки, — просто лежит. Я ему говорю: «Владыка, что Вы здесь делаете?» — «Ты знаешь, я здесь спать устроился» — «Как, у Вас разве комнаты нет?» — «Знаешь что, сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, ещё один спит на подушках, а ещё другой — на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло».

Вот это для него типично. В это время действительно было голодно. На Трехсвятительском подворье в то время было пять человек, кажется, священников. Они ели только то, что прихожане оставляли в картонке у дверей. Денег никаких не было. Но Владыка Вениамин умел вдохновить всю службу, вот так её к небу возносить. Это все, что я могу о нем сказать, потому что это единственное, чем он для меня памятен: своим лежанием на каменном полу и возношением богослужения к небу. И цельностью, хотя и с изрядной долей наивности.

ССЫЛКИ

• Митрополит Антоний Сурожский, “Русская Зарубежная Церковь Богу мила”