Александр Валентинович Гаврилин – доктор истории (Dr hist.), ассоциированный профессор Историко-философского факультета Латвийского Университета. Родился 15 июля 1953 г. в Риге, в 1975 г. окончил Историко-философский факультет Латвийского Государственного Университета. Автор более 100 научных работ по истории Православной Церкви, сакральной архитектуры, староверия, по охране культурного наследия, в том числе монографий: Очерки истории Рижской епархии. 19 век. Рига: Филокалия.1999; Люцинское (Лудзенское) благочиние Полоцко-Витебской епархии во второй половине XIX – начале XX века. Рига: Филокалия. 2004; Под покровом Тихвинской иконы. Архипастырский путь Иоанна (Гарклавса). СПБ: Алаборг, Тихвин: Издательская служба Тихвинского монастыря. 2009; Латвийские православные священнослужители на Американском континенте. Москва: Общество любителей церковной истории. 2013; Люцинское (Лудзенское) благочиние во второй половине XIX – конце 30-х годов XX века. Рига.2013. Редактор-составитель 9 выпусков сборника статей «Православие в Латвии. Исторические очерки» (1993, 1997, 2001, 2004, 2006, 2007, 2008, 2010, 2011); сборников статей «Latvijas materiālā kultūras mantojuma saglabāšanas problēmas» (Rīga: Latvijas Universitāte, 2008, 2013): главный редактор журнала «Православие в Балтии» (№1(10), Рига, 2012); научный редактор сборника статей «Рижский старообрядческий сборник» (1 и 2 вып., 2011) и др.
Александр Валентинович, расскажите, пожалуйста, почему Православная Церковь Латвии после получения Латвией независимости в 1918 г. не стала частью Русской Зарубежной Церкви?
С момента образования независимого Латвийского государства кардинально изменилось положение Православной Церкви на территории Латвии. Если в прибалтийских губерниях Российской империи государство откровенно покровительствовало православному вероисповеданию, то в первые годы существования Латвийской Республики Православная Церковь большей частью латышского общества воспринималась как реликт царского режима, как орудие русификации. Ситуация еще более осложнялась тем, что последний управляющий Рижской епархией епископ Ревельский Платон (Кульбуш, 1869-1919, сщмч.) в январе 1919 года был зверски замучен большевиками, в результате чего епархия осталась без главы. В феврале и августе 1920 года состоялись собрания представителей всех православных приходов Латвии, которые постановили, что Латвийская Православная Церковь (ЛПЦ) будет самостоятельной и независимой в административных, хозяйственных вопросах, в своих отношениях с государственной властью Латвии, а в иерархическом отношении будет сохранять каноническую связь с Русской Православной Церковью (РПЦ). Кроме того, на этих собраниях было также решено пригласить в качестве главы ЛПЦ архиепископа Пензенского и Саратовского Иоанна (Поммера, 1876-1934, сщмч.). Важно отметить, что Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон (Белавин, 1865-1925, свят.) одобрил выбор православных Латвии и 19 июля 1921 года даровал ЛПЦ самостоятельность в делах церковно-хозяйственных, церковно-административных, школьно-просветительских и церковно-гражданских. Таким образом, до 1936 года (т.е до перехода в юрисдикцию Константинопольского Патриархата) ЛПЦ имела утвержденный Патриархом канонический статус, который не было необходимости менять, между тем как каноничность положения РПЦЗ многими церковными иерархами оспаривалась.
Нужно учитывать и то, что почти половину приходов ЛПЦ были латышскими. Латыши настороженно, даже враждебно относились ко всему, что напоминало им о прошлом, о царском режиме, в свою очередь, руководство РПЦЗ не скрывало своих монархических настроений. Да и русское население Латвии не очень доброжелательно смотрело на русских эмигрантов и на эмигрантские организации. Коренное русское население , как правило, не разделяло политических взглядов и не поддерживали своих соотечественников, оказавшихся в изгнании. Русское население Латвии, в большинстве своем старообрядческое по вероисповеданию, в свое время дискриминировалось российскими царскими властями, поэтому, в отличие от эмигрантов, не ощущало себя частью России за рубежом, не испытывало ностальгических чувств по отношению к былой России, скорби по поводу краха ее величия. Наоборот, это население, как правило, даже приветствовало смену власти и старалось доказать свою политическую лояльность новому государству. В этой среде эмигранты не только не получали помощи, но, напротив, чаще всего даже отторгались как потенциальная оппозиция молодому независимому государству. Различие между пришлыми (эмигрантами) и местными русскими была не только в разном правовом статусе, но и в разности психологического самоощущения (одни – «у себя дома»; другие, «униженные и оскорбленные» – в изгнании и где – в бывших Лифляндской, Курляндской и Витебской губерниях!); в конфессиональных различиях (большую часть коренного русского населения составляли старообрядцы, пришлого – православные, то есть «никониане окаянные»); в огромной пропасти между образовательным уровнем эмигрантской интеллигенции и малограмотного крестьянского коренного русского населения. Нельзя забывать и о том, что в 1920-х годах в рабочей среде Латвии еще достаточно сильны были позиции социал-демократов, а иногда и коммунистов, симпатизирующих переменам в России. В такой среде эмигранты принимались откровенно враждебно. Тем более большинство латвийского населения, как латышского, так и русского, не принимало любую русскую эмигрантскую организацию, расположенную за пределам Латвии.
Имееются ли сведения относительно отношения к РПЦЗ со стороны латвийского государства в межвоенный период?
В исторических источниках нет прямых указаний об отношении органов государственной власти Латвийской Республики к РПЦЗ, но, думается, оно было резко отрицательным. Не следует забывать, что самую крупную фракцию латвийского Сейма (парламента) составляли социал-демократы, т.е. материалисты, для которых церковные вопросы просто не существовали. Кроме того, как я уже отмечал, в межвоенной Латвии русские эмигранты, в том числе и РПЦЗ, ассоциировались с царской Россией, с монархизмом, т.е. с «проклятым прошлым». Кстати, и священномученика Иоанна (Поммера) с трибуны Сейма неоднократно обвиняли в монархизме. На это он просил предъявить доказательства монархических взглядов главы ЛПЦ, но таких доказательств не было. Вообще слово «монархист» в межвоенной Латвии было ругательным, а на русских эмигрантов смотрели как на «пятую колонну».
Латвия не была исключением. Настороженное отношение к русским эмигрантам и их главной духовной силе – РПЦЗ было характерно государственным кругам всех бывших национальных окраин царской России, получивших после окончания Первой Мировой войны независимость.
Каков был характер отношений между священномучеником Иоанном (Поммером) и Русской Зарубежной Церковью?
Следует отметить, что в первой половине 1920-х годов свщм. архиепископ Иоанн (Поммер) состоял в постоянной переписке с митрополитом Антонием (Храповицким), причем последний в своих письмах обращался к Владыке Иоанну: «Друже Владыко», «Друже и Владыко», «дорогой Владыко» и т.п. Письма были сугубо деловыми, однако, судя по содержанию писем митрополита Антония, сохранившихся в фонде архиепископа Иоанна (Поммера) Латвийского Государственного Исторического архива, отношения между двумя архипастырями, действительно, были дружескими.
Почему митрополит Антоний писал архиепископу Иоанну? Его, прежде всего, интересовала связь с Патриархом Тихоном, которая, судя по всему, была у архиепископа Иоанна. С кончиной Патриарха (1925 г.) переписка между Антонием и Иоанном, видимо, полностью прервалась. Во всяком случае, последние письма митрополита Антония архиепископу Иоанну, хранящиеся в Латвийском архиве, датируются 1925 годом.
Кроме того, свщм. Иоанн переписывался также с архимандритом Виталием (Максименко), известным архиереем Русской Зарубежной Церкви. Между тем архиепископ Иоанн, несмотря на приглашения, ни разу не приехал на соборы РПЦЗ. Уважая канонический статус ЛПЦ, никто и не настаивал на его приезде, однако сам факт приглашения предстоятеля ЛПЦ на съезды РПЦЗ свидетельствует об уважительном отношении к нему со стороны иерархии РПЦЗ.
Кто из священнослужителей РПЦЗ бывал в Латвии?
Ни один из иерархов РПЦЗ не был в Латвии, так как латвийский МИД препятствовал подобного рода визитам, ведь они могли духовно укрепить русских эмигрантов и помешать их интеграции в латвийское общество. Визиты священнослужителей РПЦЗ не афишировались администрацией ЛПЦ чтобы не навлечь на себя новые обвинения в монархизме, в ностальгии по старому режиму, т. е. в нелояльности латвийскому государству. С этой целью ЛЦЦ открыто не демонстрировала свои контакты с эмигрантскими организациями в самой Латвии, тем более с заграничными эмигрантскими организациями. Известны факты визитов клириков РПЦЗ в Латвию, но все они были краткосрочными и неофициальными.
Расскажите пожалуйста о том, кто из священнослужителей Латвийской Православной Церкви вошел в РПЦЗ.
Клирики ЛПЦ входили в состав РПЦЗ уже в самом конце Второй мировой войны или сразу же после ее окончания. Причины были разные. Часть переходила в РПЦЗ, оказавшись в эвакуации, а потом и в эмиграции (о.Виктор и о.Арсений Колиберские, в 1944-1945 гг. – о.Леонид Ладинский и о.Михаил Желнеронок, о. Алексий Ионов, о. Феодор Михайлов, о. Александр Дрибинцев, о. Иоанн Молоток, о. Феодор Ягодин, о.Иоанн Лиепиньш, о. Георгий Бенигсен, с 1948 года – о. Иоанн Бауманис и др.); кто-то же (например, о. Иоанн Легкий) объяснял переход в РПЦЗ своими идейными взглядами, своей симпатией позиции РПЦЗ, тем, что он давно был убежден в правом пути Архирейского Зарубежного Собора. Следует отметить, что митрополит Анастасий (Грибановский) в своих письмах к епископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу) и митрополиту Августину (Петерсонсу) неоднократно отмечал,что бывшие латвийские священники являются одними из лучших клириков РПЦЗ. О некоторых из них я написал в своей книге «Латвийские православные священнослужители на Американском континенте».
Как складывались отношения РПЦЗ с другими Церквами Прибалтики?
В межвоенный период Православная Церковь на территории Литвы считалась Литовской епархией Московского Патриархата, поэтому следовала его официальному курсу. Правящий архиерей архиепископ Елевферий (Богоявленский) вплоть до 1927 года (т.е. до «Декларации» митрополита Сергия [Страгородского]) признавал законность РПЦЗ, но после 1927 года прервал с РПЦЗ все отношения.
Эстонская Апостольская Православная Церковь (ЭАПЦ) с 1923 года была в юрисдикции Константинопольского Патриархата и в своем отношении к РПЦЗ четко следовала официальной линии Константинопольской Церкви. РПЦЗ не считала переход эстонских приходов Рижской епархии в юрисдикцию Константинопольского Патриархата каноничным, поэтому не искала возможности установить контакты с ЭАПЦ. Кроме того, как известно, в 1923 году Архиерейский Собор РПЦЗ отверг использование в литургической жизни нового стиля и другие реформы, принятые Всеправославным конгрессом в Константинополе под председательством Патриарха Мелентия IV. Не способствовало налаживанию отношений РПЦЗ с Констатипольским Патриархатом и грубое вмешательство последнего в дела РПЦ, которое РПЦЗ неизменно осуждало.
Польская Православная Церковь в 1924 году объявила о своей автокефалии, которую не признал Московский Патриархат. Архиерейский Собор РПЦЗ 1926 года также отказался признать автокефалию Польской Церкви. Следущий Архиерейский Собор – 1927 года восстановил общение РПЦЗ с польскими иерархами, однако лишь молитвенное, не признав автокефалии Польской Церкви, так как РПЦЗ считала, что такое решение может принять лишь Мать-Церковь, т.е. Российская Церковь. Таким образом, ни с Литовской епархией, ни с ЭАПЦ, ни с Польской Православной Церковью у РПЦЗ не могло быть тесных связей.
См. по теме
Жаль, что мы не коснулись вопроса о Еп. Иоанне (Булине) Печерском. Он лишился кафедры в Эстонской Церкви и прибыл в Сербию. По-моему участвовал в Архиерейском Соборе РПЦЗ. Откуда путешествовал в Русскую Духовную Миссию в Иерусалим. Вернулся в Эстонию и был арестован НКВД после оккупации.
Все правильно, но мы говорили о взаимоотношениях РПЦЗ и балтийских Церквей, а епископ Иоанн (Булин) с 1932 года не состоял на службе в ЭАПЦ и вообще не был на церковной службе, таким образом, его взгляды не отражают позицию ЭАПЦ.