М.Ф.:
– …она шила ткани – облачения, ну, больше митры, конечно
Собеседник:
– Вот там написано, что она духовная дочь Дорошенко?
М.Ф.:
– Иногда мы человека знаем, а фамилию не знаем. Может быть, так я знаю. А кто он такой, Дорошенко?
Собеседник:
– Неизвестно. Это надпись на фотографии просто – что она духовная дочь Н. Дорошенко.
М.Ф.:
– Леонида?
Собеседник:
– Я вот не знаю, это матушка Леонида или нет… А как Вы познакомились с будущим владыкой Леонтием?
М.Ф. (вздох):
– Мой брат был еще с ним знаком, года два… Потом брат умирает. В институте учился… Тогда я, значит, как бы заменил брата. А время уже было примерно тридцатые, тридцать второй год.
Собеседник:
– А отец Леонтий служил в лавре тогда? Или он был тогда в Китаево? Или на Приорке?
М.Ф.:
– Это было на Приорке.
Собеседник:
– Он был вторым священником?
М.Ф.:
– Да, их там было два или три человека.
Собеседник:
– И Вы ему помогали?
М.Ф.:
– Нет, я там не помогал, ничего такого… Я ему только помогал – вот, он у нас в нашей квартире, где отец еще был жив… он приходил несколько раз переночевать, потому что так трудно уже было где-то находить… Ну, когда он был на Приорке, то он на Приорке и жил там при церкви.
Собеседник:
– А потом в Житомире?..
М.Ф.:
-Да, в Житомире – это уже после Приорки. В Житомире он жил… я не знаю, какие это годы были…
Собеседник:
– 37-ой? Или позже?
М.Ф.:
– Нет, раньше, еще до 37-го года. Я не знаю, как он: был прописан, или так жил. Там три сестры жили вместе. У них был такой домик – не домик, а хибарка на куриных ножках. Он у них считался, что живет. Когда не в Киеве, то он там жил. Так дожили до 41-го года, на таких правах. Нужно было незаметным везде быть. Где переночевать?.. Ну вот так, немножко у меня, в нашей семье останавливался.
Собеседник:
– А Вы где жили тогда?
М.Ф.:
– На Подоле. Здесь на Подоле есть улица Межигорская.
Собеседник:
– А какой номер дома?
М.Ф. (смеется):
– Вы спрашиваете номер… Это в годы войны было. Если говорят: «Покажите фотографию», и там несколько человек… «А! так это ваша группа!» Вот. (Речь о том, как строился допрос обвиняемого на основании его снимков с другими людьми.)
Собеседник:
– А в 41-м году?..
М.Ф.:
– Да, он жил Житомир – Киев, это его такой маршрут.
Собеседник:
– И у Вас останавливался?
М.Ф.:
– Да… Ну вот. В 41-ом году… Я не знаю, 22-го где он был, кажется, в Житомире еще. Ну, после этого меня берут за шкирку. А был такой владыка Антоний (Абашидзе)? Слыхали?
Собеседник:
– Да, конечно, это духовный отец был владыки Леонтия.
М.Ф.:
– Он да, он был всех духовный отец.
Такое было время. Перед войной начались аресты. Священиков, значит, берут. Церковных людей, кто более активный.
Собеседник:
– А Вас в 41-м арестовали?
М.Ф.:
– Да… Я бывал у владыки Антония, хотя и редко. У него был на куриных ножках домишко маленький. Нрзб Он был под наблюдением. Абашидзе нрзб – никого нету. Он же директор семинарии, из которой был исключен. Ну, Абашидзе… Грузия и в Москве Грузия, и везде Грузия. Свои своих как-то отмечают. Я помню, приходила корреспондент, журналистка. Ну там расспрашивала, как, что: «Что вы помните об этом случае его исключения?» Он говорит, я так не помню, конечно. Ну, был такой, говорит, студент.
Ну, так его не тронули, значит, он сидел в этой хибарке. К нему приходят многие, которым грозил арест уже в 40-м, 41-м. И вот он то лицо, к которому идут, надеясь, что завтра заберут тебя. Такая была духовная опора. Не только киевляне, но и иногородние. Был такой митрополит Анатолий Одесский, очень почитаемый. Средних лет. Молодой еще. Это при мне было. Он там был до меня, а когда я к нему уже пришел, он заходит в комнату, прощается с владыкой. Берет благословение и уходит. Там отец Леонтий был. Говорит: «Это был владыка Анатолий». Так вот что – в Одессе нужно было владыку Анатолия навестить.
Ну в уже в 41-м я уже потерял всякую связь… я уже был изъят.
Собеседник:
– То есть как?
М.Ф.:
– Ну, меня уже арестовали.
Собеседник:
– То есть Вас немцы арестовали?
М.Ф.:
– Нет, наши. Следствия никакого такого не было. Ну один раз вызывает следователь: «Кто ваши? Где вы бываете?» Ну, я говорю: «Я прихожанин церкви, так священник знакомый». «Да нет, вы давайте повыше, мы с вас крепко спросим!» – имея в виду владыку Антония, конечно. Где-то недели две был там в этом домике на Короленко, в министерстве КГБ. Ну, эвакуация из Киева… ну, оказывается, тут и повезло. Не знаю – семьи… нрзб Это ж министерство было, значит, они тоже эвакуируются, и им надо тоже – товар [везти]… Так что нас многих… многих тут расстреляли.
Собеседник:
– Ну да, освобождали место.
М.Ф.:
– Чтобы не везти никуда, чтобы не кормить даром и чтоб к немцам они не попали.
Собеседник:
– А Вам удалось?..
М.Ф.:
– Мне удалось уехать в Сибирь этим же товарным эшелоном, который, когда тюрьму эвакуировали на Короленко… вот я и поехал с ними.
Собеседник:
– Это Вы в лагерь поехали?
М.Ф.:
– Да. Но сперва в тюрьму. В ГУЛАГ. В Новосибирск там . Ну что еще? Так как это был ценный элемент в этом эшелоне: они же тоже свои дела везли и свое имущество – так что мы ехали быстро… не то что быстро, но почти без больших остановок. Ну, где-то полчаса, час, может быть. Так мы до Свердловска докатились, ну и из Свердловска уже в Новосибирск. В Новосибирске, наверное, год так уже сидел в тюрьме. Я не помню, где мне предъявили, почему я с там с ними… Ну, потом, кажется, уже нескоро. Следствие там такое было: как фамилия, да, там… ну, так – из пустого в порожнее. Может быть, по молитвам владыки Антония. Я так не терпел больших неприятностей. Как-то следователь так ко мне относился… Ну, там пишут… Писали, что хотели. На допросе: «Назовите ваших знакомых». Я говорю: «Что, всех рабочих, где я работал, писать?» – «Нееет, тааам… кто поближе с вами, с кем вы там общались дома.» Ну, я назвал шесть, наверно, старух, ну, женщин и пожилых. А он после этого пишет – «Это была группа». (Смеется) Вот такая комедия. «Тогда зачем мне говорить, вы все знаете?» Он говорит: «Ничего, там в конце страницы полоска, там напишите, что еще хотите.» Там три слова можно. Ну, я там пишу, что это не соответствует изложенному… Там три слова вставить можно.
Ну, потом пошли в нрзб лагерь. Стали развозить из Новосибирска, после примерно года, в лагерь – это там за Красноярском, около Канска; река, городишко. Там – лесоповал. Мы делали шпалы для железной дороги. Вот я там грузил некоторое время эти шпалы.
А потом было решение СТО, если знаете, – Совет труда и обороны. Это тройка… Значит, три года… Это такой срок был необычно малый. Ну, обычный десять, семь, пятнадцать, двенадцать…
Вот, ну что же… Когда эти прошли три года, нас из этой камеры выпускают, и тут же указ есть такой, чтобы держать на время, как это называлось?.. – директива такая: не отпускать по месту жительства, а использовать при лагере. Там два года, так что-то с месяцем [два года и приблизительно два месяца]. После этого дается справка, что мы работали тут по найму все это время. За три года дают тоже справку, отдельно. А потом, когда уже прошло эти два с лишним года, то уже дается справка, что мы работали тут по найму. Ну и можно было уже уехать. Я уехал.
Собеседник:
– Это какой год был, 45-ый?
М.Ф.:
– 46-ой, наверно. 46-ой.
Собеседник:
– А владыку Леонтия Вы последний раз видели?..
М.Ф.:
– Перед войной. Году в 41-м, наверное.
Собеседник:
– А извините, можно Ваши полные фамилию имя отчество, ну вот чтобы на фотографии подписать?
М.Ф.:
– Михаил Федорович Гиря.
Собеседник:
– Кем Вы работали, когда были знакомы с Владыкой? Вы были при церкви?
М.Ф.:
– Нет. Я работал и учился до 32-го года. А с 32-го года уже работал – год на Донбассе, а потом уже здесь, то в артели – это был конец 32-го, начало 33 года, это были голодные годы здесь – так что работали где кто может. Ну, там – то на конфетной фабрике, то на обувной фабрике. Вот так…
Собеседник:
– А Вы говорите, что первым познакомился брат с владыкой Леонтием. А брата как звали?
М.Ф.:
– Николай.
Собеседник:
– Николай. А он каким образом познакомился?
М.Ф.:
– Должно быть, в церкви где-то в Лавре. Еще была Лавра тогда. Я не могу найти годы. Потом ее в скором тут же закрыли – раз, потом, кажется, в 1936 году, когда-то открывали, потом опять закрыли… Потом владыка Антоний во время войны открыл ее опять. Во время войны открывалась сама. Но владыка Антоний был в таком омуте, при немцах. Потому что украинцы … Мы же сами по себе, а они со своей стороны… и православие. И вот куда, к кому примкнуть? И что делать? Как с немцами? Что немцам говорить и что просить? Так что там только владыка Антоний мог, они могли с ним решать эти вопросы. Владыка был слабый очень, у него операция была где-то в 40-м году, кажется (аппендицит). Ему уже было 80 лет или 79.
Собеседник:
– Михаил Федорович, а вот когда в 1941 году Вас арестовали, с Вами духовные лица еще какие-то были арестованы?
М.Ф.:
– Со мною, или вообще?
Собеседник:
– Ну, вообще…
М.Ф.:
– Тысячи. Тысячи были арестованы.
Собеседник:
– Ну, вот именно кого Вы помните, кто-то с Вами вместе?..
М.Ф.:
– Нет, нет. Я был сам по себе.
Собеседник:
– И обвинение это основное – это знакомство с владыкой Антонием?
М.Ф.:
– Эта фамилия не называлась. Потому что встреча с этим следователем – какой-то подполковник – еще в тюрьме, в Киеве, на Короленко… Один раз, наверное, минут десять только мы побыли, у них уже, наверное, у самих дела были. Потому что когда в камере – там такая небольшая – там был и еврей один киевский какой-то, и другие. Одни там психовали: «Я себе перекушу вены» – это первые дни, когда взяли, первые недели. Больше тут не вызывали никого, но слышно было, что что-то такое давят, что бьют какие-то стекла. Но это, наверное, там негативы…
Собеседник:
– Да, негативы тогда стеклянные были…
М.Ф.:
– Ну да, не то машина по ним прокатывалась – какой-то характерный треск. Вроде давят стекла эти… Ну вот, там мы уехали, вот…
Собеседник:
– А первую встречу не помните с владыкой Леонтием? Приблизительно год, и где это происходило?
М.Ф.:
– Это было в Киеве. Значит, в 1932 году умирает брат Николай. И вот тогда уже я с владыкой Леонтием, бывшим (в то время) иеромонахом… к нам уже заходил – поскольку это было такое событие… [т.е. смерть Николая. Видимо, духовное чадо, которое отпевал о. Леонтий, или участвовал в его похоронах. Поминки?] Он был в Приорке в это время. Ну, я с ним стал бывать в Приорке чаще. Мы жили на Подоле, на Красной площади, вот здесь. Приорка немного дальше. Жил здесь еще и архим. Гермоген.
Собеседник:
– Голубев. Да, он же его и постригал.
М.Ф.:
– Да. Он здесь жил при архим. Гермогене. А о. Гермоген – это был сильный человек в духовном отношении.
Собеседник:
– А вот он жил при о. Гермогене, – это где было, в Китаево?
М.Ф.:
– Нет, в Лавре еще. Должно быть, в Лавре. Я не знаю, в Лавре как они там жили. Там была еще Ольгинская церковь. Есть такая площадь, как эта площадь называется…
Собеседник:
– Печерская площадь сейчас.
М.Ф.:
– Да, это, наверное, Печерская. Так она, наверное, должна была называться. И вот лаврский о. Гермоген и владыка Антоний должны были там сперва жить около этой Ольгинской церкви. Вот так, значит, были знакомы с ним эти годы…
Собеседник:
– Но ведь он в эти годы еще учился, насколько я понимаю?
М.Ф.:
– Учился. Да. Но это уже учение было без учебного заведения.
Собеседник:
– Ну да, но вот о. Глаголев где-то писал, что вот он у него еще принимал какие-то экзамены. Вы ничего об этом не знали?
М.Ф.:
– Да, он был с ними. Там была связь ученика и учителя. Это да.
Собеседник:
– То есть он высшее образование богословское получил в эти годы? И закончил уже?
М.Ф.:
– Да, это было, наверное, где-то до 35-го года. Кажется, он уже был оформлен (как выпускник).
Собеседник:
– А Вы владыку Василия Богдашевского не знали в то время?
М.Ф.:
– Знал. Здесь был монастырь Богоявленский, Братский при Духовной академии. Владыка там служил. Ну и мне приходилось, и пару раз… то посох держишь, то… я был тут больше… В 1925 году умирает моя мать, и вот я уже после этого… Вот эта церковь новоотстроенная Богородицы Пирогощей. Вот это была наша приходская церковь. Я здесь пономарил, кадило раздувал и подавал священнику. Года два, наверное, три.
[…]Собеседник:
– А какого Вы года рождения?
М.Ф.:
– 11-го.
Собеседник:
– А иеромонах Леонтий, когда служил в Приорской церкви, где он жил?
М.Ф.:
– При церкви. Пономарка есть слева, и он в этой пономарке жил. И туда одно время… там потом какие-то злоумышленники хотели ворваться к нему. Но он поднял крик. Потому что там есть окошечко. И там недалеко жил, близко… наверное, двести метров – домик, несколько домиков – в одном домике услышал один (человек). Его жена в церковь ходила… услыхала крик. Он же прибежал и дал им выстрел, или нет… Эти почувствовали, что люди уже где-то шевелятся – значит, они ушли… И так владыка остался. А потом он там жил, но тоже на таких правах – несколько ночей… А потом уже в Приорской церкви не числился. Так что он уже жил, кто из знакомых предложит – женщин старух – значит, он может там переночевать.
У владыки Леонтия было главное – это воспитание – тоже владыки – отца Гермогена. Их там было одно время, я помню, три человека. Но потом – аресты, их тоже арестовали. Наверное, это был 34-й год. Ну, а владыка Гермоген был интересный, красиво служил, красиво говорил. Как называли они его сами, ученики его, они говорили: «Это же идеолог монашества». Владыка Гермоген держал при себе несколько вот таких послушников – они были кто иеродиаконом… Поживши некоторое время, уже в священные степени возводились. Но он из них должен был создавать такую группу, которая могла бы как-то поднять дух монашества. Вот это, конечно, очень ценно для владыки Леонтия было.
Собеседник:
– А владыка Гермоген – декларацию митрополита Сергия принимал, или же он был непоминающим?
М.Ф.:
– Я вот не знаю, как там… этот вопрос решился. Да, вот это целая история была с этим.
(М.Ф. был рад окончанию беседы)
Собеседник:
– Как Вы его (владыку Леонтия) запомнили?
М.Ф.:
– Твердо верующий. По воле Божией жил, никаких он не искал условий сохраниться. А вот так, буквально переходя из места в место. Я помню, вот у нас он был. В нашей семье, в Одессе, где мы на Подоле жили. Ночью в этот наш домик – это был четырехэтажный дом – приходят из милиции, берут дворника. И… у них был некоторый там их … нрзб Может, кто-то у них был на подозрении. Эту ночь они себе выбрали. И вот в частности на нашей квартире… на четвертый этаж – надо выше пойти. Дворник боевой у нас был. Так он потом рассказывал, что [говорил им:] там ничего нету, у них там ничего нету, никого нету. А у нас как раз владыка Леонтий был в это время, ночевал. Вот в таких условиях жили.
Собеседник:
– А дом сохранился этот (где жил владыка Леонтий)?
М.Ф.:
– Да, он есть.
Собеседник:
– Какой это номер? Можно – мы бы его тоже сфотографировали.
М.Ф.:
– Дом по улице Спаской-Межигорской. Угловой дом. Верхний этаж – такой, как будто пассажирский вагончик. Низкие у них потолки и малые окна, а три этажа первых – нормальные, высокие, как в старое время строили. Ну, вот в этом доме мы и жили. В верхней части. Не знаю, если этот домик остался. Но там стройки идут. Маленький одноэтажный деревянный домик. Там жила женщина. Там было, кажется, две комнаты. И вот владыкина третья. А там еще под самым углом, а домик на горе. Там склон. Так что за владыкиной спиной сделали цементную подушечку-простенок, чтобы было меньше сырости.
Собеседник:
– А я читал где-то, что там рядом находилось здание НКВД где-то? […]
М.Ф.:
. Ну, здесь было областное у них управление. […]
Собеседник:
– Владыка Антоний сколько жил на Клоковском спуске? До прихода немцев?
М.Ф.:
– Да, до прихода немцев. А потом он уже был в лавре. Он же умер в 43-ем, кажется. Киев освободили в 43-ем. Но Киев в ноябре. Если бы еще пожил, он не был бы там похоронен. Он был похоронен в лавре. Потом эту могилу опять сравняли.
Собеседник:
– При Хрущеве, да. Ну, спасибо Вам большое.
