В ноябре прошлого года мы опубликовали интервью с епископом Манхэттенским Иеронимом об архиепископе Никоне. В конце этого интервью мы упоминали, что в следующий раз мы поговорим об актуальных темах Русской Зарубежной Церкви. Владыка Иероним любезно согласился ответить на наши вопросы, и мы рады предложить вашему вниманию это интервью, посвященное теме соборности в Русской Зарубежной Церкви.
34 Апостольское Постановление говорит, что епископы каждого народа должны знать своего первого иерарха и ничего не делать без его согласия, но ни он не должен делать ничего без согласия всех епископов. Выражаемый этим правилом принцип соборности определяет правильный порядок взаимодействия между членами поместной церкви, епархии, прихода и семьи. Что можно было бы предпринять ради соблюдения этого золотого правила в жизни нашей Русской Зарубежной Церкви?
Я бы сказал, что в настоящее время у нас довольно хорошо налажено взаимодействие между первым иерархом и другими епископами. Существующие проблемы связаны с практическими сложностями проведения регулярных заседаний Синода; но это удается компенсировать, в частности, проведением телефонных конференций. Тем не менее, сферой, требующей большей степени внимания, является область взаимодействия иерархии с приходским духовенством и прихожанами. Широко распространившаяся дезинформация, приведшая к расколу в некоторых местах, прежде всего в Южной Америке, стала возможной потому, что область «общественных отношений» была нашим столь слабым местом. В течение долгих лет советской власти в России это не было серьезным вопросом, но сегодня это стало проблемой.
Паства и духовенство Русской Зарубежной Церкви часто имеют настолько расходящиеся взгляды на богословские и исторические вопросы, что по-видимому, у нас возникла острая необходимость их обсуждения на новом Всезарубежном Соборе. Считаете ли Вы, что для укрепления соборности в Русской Зарубежной Церкви нам следует создать структуру, подобную Межсоборному Присутствию, созданному в Москве?
Я не знаю, какие «богословские расхождения» могут существовать между нами, за исключением того, что миряне, возможно, не получили достаточного наставления в учении Православной Церкви. Однако, безусловно, наряду с различными экклезиологическими подходами существует также и широкая ложная интерпретация истории Церкви. Как бы то ни было, мой личный опыт участия в пастырском совещании в Наяке, проходившем в декабре 2003 года, и во Всезарубежнном соборе, состоявшемся в Сан-Франциско в 2006 году, заставляет меня думать, что такие встречи не могут разрешить проблему, если только люди с различными взглядами не будут готовы слушать друг друга. Например, один из делегатов собора в Сан-Франциско в 2006 году подготовил сообщение, которое он собирался огласить, несмотря на то, что не являлся официальным докладчиком. Для того, чтобы произнести свою речь, мало связанную с предшествовавшими обсуждаемыми темами, он попытался использовать время, отведенное для прений, когда в течении трех минут можно было задавать вопросы докладчику. Группа участников численностью около десяти человек, с заранее подготовленными вопросами, неизменно стояла в очереди к микрофону, снова и снова без конца повторяя одно и то же, и ограничивая другим присутствующим возможность задать вопросы или высказать замечания. Это было тем, что называется «диалогом глухих». Очевидно, для общения необходим другой способ.
Апостол Павел жаловался на изоляционизм среди христиан уже в первом веке нашей эры: «Глагóлю же сé, я́ко кíйждо вáсъ глагóлетъ: áзъ ýбо éсмь пáвловъ, áзъ же аполлóсовъ, áзъ же ки́финъ, áзъ же Христóвъ» ( 1 Кор. 1: 12). Что можно предпринять для борьбы с изоляционистскими тенденциями в РПЦЗ и ради укрепления сотрудничества между различными частями Церкви?
Корень этой проблемы заключается в том, что некоторые представители духовенства сознательно пытаются создать круг личных последователей, развивая «культ личности». Сам факт того, что они так делают, говорит о тенденции раскола: это, к примеру, послужило причиной «бостонского раскола» в 1986 году. Многие из таких клириков совершенно неспособны были бы к созданию круга приверженцев, если бы им не было вверено попечение о пастве или забота о монашеской общине. И большинство из этих склонных к расколу «старцев» вошли в ряды духовенства лишь по причине критической нехватки священников.
Многие считают распространение Нормального приходского устава продуктом модернизма. Что вы думаете о Нормальном приходском уставе, его приемлемости для Русской Зарубежной Церкви?
Мое многолетнее служение в качестве приходского священника дало мне почувствовать, что Нормальный приходской устав должен быть пересмотрен с учетом изменившихся ситуаций, с которыми мы сталкиваемся сегодня в Русской Зарубежной Церкви. Этот устав был достаточно удачным в 1950-ые годы, когда большинство приходов состояло из недавних эмигрантов из Югославии, Китая, стран Балтии или из числа тех, кто покинул СССР во время Второй мировой войны. Их мировосприятие отличалось от взглядов большинства сегодняшних прихожан, и за последние 60 лет приходская жизнь значительно изменилась.
Насколько я понимаю, наш Нормальный приходской устав основывается на определениях Всероссийского церковного Собора 1917-18 годов. И потому наш приходской устав – это важное связующее звено, объединяющее нас с Всероссийским собором, ставшим символом соборности. Тем не менее, есть те, кто считает, что Нормальный приходской устав нуждается в обновлении. Вы согласны? Если да, то какие конкретные изменения Вы бы предложили?
Фактически, нынешние подзаконные уставы не соответствуют уставу, одобренному Всероссийским собором 1917-1918 годов. Фактические устав, принятый этим Собором, все еще используется в одном приходе в Калифорнии, но уложения, действующие в большинстве наших приходов, на самом деле восходят к началу 1950-х годов, лишь с несколькими недавними дополнениями. Устав 1918 года по сравнению с ныне действующими предоставлял больше полномочий приходскому священнику. Разумеется, возможные изменения должны быть тщательно продуманы. Мой опыт служения в качестве приходского священника заключался в том, что, например, согласно действующим правилам, не было предусмотрено ограничение в количестве членов одной и той же семьи, имевших право членства в приходском совете. Это, возможно, было несущественным вопросом 50 лет тому назад, когда большинство прихожан происходили из «второй волны эмиграции» и были более или менее активными в приходской жизни. Сегодня зачастую большинство прихожан составляют “новоприбывшие” люди, склонные быть пассивными. Посещая церковь, они, по разным причинам, не стремятся становиться членами прихода. Община может быть довольно большой, однако приходский совет может состоять из немногочисленной группы прихожан, возможно, не представляющей всю полноту прихода. С другой стороны, известно немало таких случаев, когда священник занимал доминирующее положение, что также вело к нездоровым результатам. Вся сегодняшняя ситуация намного сложнее, нежели то, что может представлять из себя картина, складывающаяся от чтения приходских уставов.
Владыка, вы упомянули, что большинство иммигрантов из России не заинтересованы в формальном вхождении в приходские советы. Они могут посещать приход в течение многих лет, однако почему-то не хотят, чтобы их приходское членство стало официальным. Что можно сделать для того, чтобы убедить этих людей принять на себя соответствующие обязательства?
Похоже, есть две основные причины такого нежелания:
Новоприбывшие часто не хотят открывать Церкви свои имена и адреса, потому что, исходя из советского опыта, они боятся, что кто-то может начать следить за ними, используя эту информацию. Зачастую новоприбывшие могут полагать, что для совершения крещения или венчания им необходимо предоставлять номера своих паспортов.
В России приходы не составляют списков своих членов, за исключением старого правила «двадцатки». Люди хотят только лишь посещать церковь, без формальной «причастности».
В интервью, размещенном на веб-сайте Восточно-Американской епархии, Вы упомянули, что в 1950-х и 1960-х годах в РПЦЗ был налажен отличный порядок. Не могли бы Вы дать развернутый комментарий к сказанному?
Я подразумевал, что в 1950-х и 1960-х годах ситуация в нашей Церкви была намного проще в силу ряда внешних и внутренних факторов. Внутренние факторы того времени состояли в наличии замечательного духовенства старой школы. Многие из его числа учились в русских богословских школах до революции или были близки к митрополиту Антонию Храповицкому (примером может служить архиепископ Вашингтонский и Флоридский Никон (Рклитский), обучавшийся в семинарии до революции, и позднее в Белграде принадлежавший к кругу лиц, близких к митрополиту Антонию). Многие прихожане лично знали друг друга со времени совместного пребывания в лагерях перемещенных лиц в Европе, приходы быстро формировались активными и преданными верующими в разных городах. Внешним фактором был, конечно, советский режим, позволивший РПЦЗ принять на себя ясную роль «духовной оппозиции» и свидетельства против преследования. Общераспространенное мнение заключалоось в понимании того, что Церковь в России не была свободной, поэтому РПЦЗ могла осознавать себя «единственным свободным голосом Русской Церкви». С того времени, с одной стороны, «духовенство старой школы» в основном ушло, их преемникам не хватало многих преимуществ, которые отличались их предшественники, а изменения в России после падения коммунизма привели к возниконовению совершенно иной внешней ситуации. Задача РПЦЗ заключалась в том, чтобы реагировать на эти перемены.
Как бы мы могли улучшить церковное образование нашего духовенства и прихожан, для того, чтобы способствовать утверждению духа соборности в характере архипастырского служения наших епископов Русской Зарубежной Церкви?
На это простого ответа нет. Для повышения уровня образованности люди должны стремиться к самостоятельному поиску информации. Большинство приходских священников могут засвидетельствовать, что пастырская проповедь против сект или ложных учений приводит лишь к незначительному эффекту, люди могут являться ее вежливыми и спокойными слушателями, оставаясь безразличными к ее восприятию. Как только кто-нибудь попадает в лапы сектантов, трудно бывает вызволить их или убедить в том, что ими была допущена ошибка. В еще большей степени это же можно сказать в отношении расколов, в которые уклонились некоторые из членов нашей Церкви: разница в том, что учителя раскола рождаются внутри Церкви, а не приходят извне, и когда духовенство ведет свою паству в раскол, оно злоупотребляет доверием, оказанным ему со стороны иерархии.
В некоторых приходах разговор или дискуссия с прихожанами остаются воможными, и в тех случаях, когда сомнения или путаница уже затрагивают их взгляды, ясное и точное православное свидетельство духовенства может иметь очень большое значение.
Спасибо, Ваше Преосвященство, за то, что поделились с нами своими мыслями. Мы с нетерпением ждем продолжения нашего разговора.
Беседовал диакон Андрей Псарев
