От Свято-Ильинского издательства журнала Вера и жизнь
Значение Старца Феодосия для нашего времени велико. Им было найдено и опубликовано ранее не известное сочинение Великого Исихаста, Старца Паисия Величковского «Крины Сельные.; он перевел с греческого несколько сочинений Преп. Никодима Свято-горца, в частности руководство для старчество-вания; еще до революции представил Свящ. Синоду замечательный разбор ереси имябожников, за что был особо награжден; составил труд против новостильников; письменно реагировал на разные возникавшие лжеучения; и оставил после себя замечательны и « Моли твенный дневник» в руководство занимающимся Иисусовой Молитвой художе ственным приемом. Но самое главное его значение для нашего времени это то, что он был одним из столпов афонских ревнителей чистоты Св того Православия, безпристрастно указав на пагубность модернизма в Православии, — и за это он вошел в историю как Защитник Православия в 20-м веке.
Господь дал мне радость застать еще на Афоне в 20-х годах нашего недоброго века, во время троекратного посещения его последних прозорливых старцев.
Летом 1926 года, во время своего второго паломничества на Афон, я провел четыре незабываемых дня у великого старца иеросхи-монаха Феодосия в самой строгой Пустьши Афонской на Каруле.
Житие сего старца весьма примечательно. Я не имею возможности дать полное его жизнеописание, а расскажу то, что сохранила память из рассказов о нем на Афоне в те дивные времена 20-х годов.
Отец Феофан происходил из духовной семьи. Он окончил одну из приволжских семинарий, а потом Казанскую духовную академию. Так как он был казенным стипендиатом, то был обязан за это отслужить положенное число лет преподавателем семинарии. Где он принял монашество, я не помню. Знаю, что прослуяшв несколько лет иеромонахом, он получил в награду наперстный золотой крест. Некоторое время он пробыл инспектором семинарии. Ко времени окончания обязательного для него срока службы, ему предложили ректорство и сан архимандрита. Вскоре бы он стал и архиереем.
Однако о. Феодосии решительно отказался. Его тянула к себе пустыня и внутреннее духовное делание. Как только срок его обязательной службы кончился, он подал в отставку и уехал на Афон. Это были 80-ые годы прошлого века.
На Афоне он оказался в очень сложном и затруднительном положении: ни одна русская обитель не желала принять в число братии ученого иеромонаха, да еще с золотым напер-стным крестом. На Афоне в те времена не любили принимать со стороны даже простых монахов, а если и принимали таковых, то ставили их ниже самого младшего своего монаха. А тут, ученый иеромонах, да еще с золотым крестом. По своему положению он должен был бы стать старше заслуженных местных иеромонахов, потрудившихся по 25-30 лет на Афоне.
Словом, места пришельцу в монастырях и скитах не находилось. Стал он обращаться тогда к келиотам-отшельникам, жившим по два-три человека в маленьких келиях, разбросанных по всему Афону. Таковых насчитывалось больше сотни на Афоне. Однако, и кели-оты затруднялись принимать к себе такого ученого и заслуженного иеромонаха.
Наконец, некий отшельник – иконописец, живший один, согласился принять о. Феодосия, в качестве простого послушника. Тот смиренно согласился и стал послушным слугой старца: варил ему пищу, таскал из лесу дрова, убирал помещение. Старец, испытывая зело смирял его. Нередко, при посетителях — заказчиках икон, он кричал ему: «Эй, ты, ученый дурень, ставь самовар для гостей…» и т. п.
Так прошло несколько лет. Своим великим смирением и терпением о. Феодосии стяжал право стать афонцем. Ему, однако, хотелось большего уединения, более строгой жизни. Самой строгой жизнью славилась Каруля. Она была расположена почти на отвесной скале, высоко над морем. Жили там, по большей части в пещерах, очень строгие подвижники, числом до двадцати. Каждьгй жил собственной духовной жизнью. Только по воскресеньям и большим праздникам они собирались вместе на богослужения в крохотной церковке. Игумена у пустынников не было, но был старец-духовник, живший при церкви.
Постились подвижники строго. Все посты вкушали в будние дни только хлеб и воду, а по субботам и воскресеньям варили горячую пищу без постного масла. Рыбу вкушали только в великие праздники и лишь на Пасху съедали по крашеному яичку и по куску овечьего сыра. Питание им доставлялось из св. Пантелеимо-ковского монастыря вряд ли чаще двух раз в месяц. Для получения его пустынники спуска-л:::: со скалы корзину на длинном канате.
Ходить по Каруле было трудно и опасно. Тропы были узкие, часто не больше двух футов шириной а внизу бездна в несколько сот футов. Для безопасности, особенно в зимнее скользкое время, вдоль наиболее узких троп были протянуты веревки, замененные в 20-м столетии железными цепями, подаренными каким то благодетелем. Мне самому довелось ходить по этим тропам в 1926 году. Страшно смотреть вниз: дух захватывает, тянет бездна.
В эту пустыню и вселился о. Феодосии, дождавшись по очереди кончины одного из насельников, чтобы занять его пещеру. Там он и принял великую схиму, с именем Феодосия, пробыв мантийным монахом свыше 25-ти леть.
После кончины старца-духовника Карули, пустынники выбрали на его место отца Феодосия. Постепенно, к его духовной помощи стали прибегать другие афонские монахи и даже иные настоятели русских обителей, которых на Афоне до первой мировой войны, больших и малых, было больше ста. Вообще, число русских монахов там в старое время доходило до десяти тысяч человек.
К отцу Феодосию стали обращаться за советом и письменно. Он старался посильно отвечать, подражая знаменитому русскому затворнику 19-го века епископу Феофану Вышенскому.
Вёл о. Феодосии очень строгий образ жизни: спал не больше 2-3 часов в сутки, часто и по праздникам не вкушал пищу.
В 20-х годах Константинопольский и Александрийский патриархи перевели свои патри-архаты на новый календарный стиль. Весь Афон, за исключением Ватопедского монастыря, решительно восстал против сего незаконного новшества. Отца Феодосия афонские старцы, в том числе и греки, попросили составить обоснованное опровержение, что он и сделал. Позднее мы эту его брошюру перепечатали во Владимировой на Карпатах, а не так давно ее переиздал и Свято-Троицкий Монастырь.
Теперь расскажу о моей личной встрече с о. Феодосием: Впервые я услышал о нем во время своего первого паломничества на Афон в 1923 году на Пасху, но повидать его не удалось, так как наше паломничество студентов белградского богословского факультета продолжалось всего около 10 дней. Это был слишком короткий срок, чтобы обойти весь Афон.
В 1924 году побывал на Афоне известный писатель морских рассказов капитан второго ранга В. П. Апрелев. Он сделал в Белграде доклад о своем паломничестве и о своем посещении Карули и о. Феодосия. Говорили, что старцы там совершенно обносились и ходят просто в рубищах. Несколько нас студентов загорелись им помочь. Произвели мы, где могли, сбор пожертвований, и мне было поручено переслать собранные деньги о. Феодосию, с указанием, что жертвователи желают, чтобы эти деньги непременно были употреблены на приобретение теплой одежды для пустынников Карули. О. Феодосии меня письменно поблагодарил. Завязалась переписка, увы, мною утеряны все его письма во время эвакуации из Владимировой на Карпатах в 1944-45 годах.
В те давние годы, по окончании университета, я стал серьезно подумывать о принятии монашества, и мне захотелось принять постриг от о. Феодосия. С 1925 года я стал преподавателем Закона Божия в г. Скопье в Югославии. Летом 1926 года, после окончания занятий в гимназии, я поехал на Афон и с одним проводником монахом отправился пешком на Карулю.
Пришли мы туда за два дня до Петрова дня. Поднялись, держась за цепи, в келию о. Феодосия. Ему незадолго до первой мировой войны один благодетель построил на уступе скалы маленькую церковку, вместимостью не больше чем на 20 богомольцев, а под ней келию для старца Кроме того, у о. Феодосия была «гостин-ница» для приходящих к нему: три малых пещерки, в которые можно было войти только сильно согнувшись. В каждой деревянное ложе и… больше ничего.
Пришли мы: келия открыта, но ни в ней, ни в церковке никого нет. Сели ждать. Часа через два появился старец в ветхом подряснике, с небольшой связкой сухих веток, которые он собирал по крутым склонам горы. Проводник ушел. Мы остались вдвоем. О. Феодосии угостил меня сухим хлебом и кружкой воды, ибо петровский пост еще не кончился.
Я рассказал старцу о своем желании принять от него постриг. Он улыбнулся и ответствовал, что он никого не постригает в отъезд. Если я желаю быть им постриженным, мне необходимо дать обет навсегда остаться на Каруле. К этому я не готовился и попросил дать время подумать и помолиться. Поэтому, я прожил у старца четыре незабываемых дня, ютясь в пещерке—«гостинице». Большую часть ночи мы проводили за молитвой в церкви. Помню всенощное бдение под праздник св. апостолов Петра и Павла. Было оно действительно всенощным, ибо продолжалось действительно от захода до восхода солнца. Я больше стоял на балкончике из железных прутьев. Подо мною страшная бездна, может быть до тысячи футов. Чудный вид на тихое море где то далеко внизу, освещенное сиянием месяца и звезд.
Утром на самый праздник я причастился, поисповедавшись у о. Феодосия. На другой день после праздника о. Феодосии и говорит мне: «Давайте сделаем так: я отправлю вас к своему духовнику отцу Игнатию. Ему 105 лет, и он слеп, но это действительно настоящий прозорливец, куда мне до него. Расскажите ему все о себе, но… как он решит, так Вы должны и поступить. Согласны ли Вы остаться на Каруле, если он Вам это благословит?» Мне так понравилось на Каруле что я ответил согласием.
Череп старца Феодосия Карульского
Тогда о. Феодосии дал мне проводника из пустынников Карульских схимонаха Дорофея, и мы начали взбираться с ним по горным кручам к иеросхимонаху Игнатию. Жил он милях в двух, а то и того меньше, выше Карули, но на более пологом склоне горы. У него был грек келейник — 90-летний старец. Узнав от о. Дорофея, что я от о. Феодосия, он молча указал мне отдельную келийку, где обитал старец. Вхожу. Весь передний угол уставлен иконами. Под иконами на узком деревянном ложе сидит благообразный слепец старец и тянет четку. Я поклонился ему и сказал что меня к нему послал о. Феодосии. Взял благословение. Отец Игнатий надел епитрахиль и благословил начало чина исповедания. Я прочел малое славосчэвие до «Отче наш», вклюдительно, и… остановился, ибо к стыду своему, не знал тогда 50-ый псалом.
Старец говорит:
«Читай Помилуй мя Боже…»
Я отвечаю, что не знаю его наизусть.
«Как не знаешь ? Ты—монах, и не знаешь ?!
Говорю:
«Я не монах а приезжий из Сербии богомолец.»
Старец свое:
«А я тебе говорю, что ты монах…»
Потом пальцем показал на висящую на стене картонку, на которой было написано все последозание чина исповеди. Я прочитал.
После этого, старец велел мне стать на колени перед образами около него, покрыл меня епитрахилью и промолвил:
«Сначала исповедуй все грехи твои, а потом говори, что ты от меня хочешь».
Я поисповедался почти за всю свою жизнь, а затем рассказал старцу, что я состою преподавателем Закона Божия в сербской гимназии в г. Скопье в Югославии, что хочу стать монахом, хотел бы, чтобы меня постриг о. Феодосии, но тот ставит условием пострига остаться при нем навсегда на Каруле и послал меня к нему чтобы он решил мою судьбу. «Как Вы скажете, так я и поступлю», — прибавил я.
Говорил я, конечно, немного подробнее.
Старец терпеливо выслушал меня и сказал:
«Давай помолимся Богу!»
Некоторое время мы молча молились, причем старец держал свои руки на моей голове. Потом он совершил отпущение грехов, причем довольно сильно, почти ударяя, крестообразно коснулся благословляющей десницей моей головы и произнес:
«Возвращайся обратно, откуда приехал. Ты там нужен. Молись Великомученику Пан-тслеимону. А старца найдешь в другой стране».
С этим напутствием великого старца я воз вратил:: к о. Феодосию, сопровождаемый о. Дорофсем, который поджидал меня у келейника грека.
О. Феодосии внимательно меня выслушал и так растолковал мне слова старца: то, что он настойчиво назвал меня дважды монахом указывает, что он благословляет мое намерение принять постриг. Совет возвращаться обратно в Югославию и молиться Св. Великомученику Пантелеймону означает, что не он должен меня постригать, а меня постригут в Св. Пантелеимоновском монастыре. Указание, что старца я найду в другой стране, свидетельствует о том, что я долго в Югославии не останусь и уеду трудиться в какую-то другую страну.
На прощание он подарил мне свой параман с крестом, который он носил больше 25-ти лет, пока был мантийным монахом. Сей параман давно истерся, а крест его и сейчас на мне, вот уже около 44-х лет.
Все случилось как предсказали мне старцы: меня постригли в Св. Пантелеимоновском монастыре, в Скопье я пробыл еще только два года, а затем уехал на Карпатскую Русь во Владимирову к архимандриту Виталию, позднее архиепископу, в котором и обрел себе старца.
С отцом Феодосием мы вели переписку, правда, нечастую — 3-4 раза в год. Она была прервана его кончиной в 1938 году.
Раньше я помнил не мало повествований о его прозорливости, которые я слышал на Афоне, а теперь я их, к сожалению, забыл. Осталось в памяти только то, что касалось лично меня. Сие я и написал.
Упокой, Господи, душу праведного раба Твоего приснопамятного иеросхимонаха Феодосия, одного из последних прозорливцев нашего скорбного времени!
Фотографии любезно предоставлены С.В. Шумило, директором Международного института афонского наследия в Украине, главным редактором научного альманаха «Афонское наследие»
