Госпожа София Гудман, восьмидесяти трех лет, родилась в Лондоне в 1930-ом году. Родителями ее были граф Владимир и графиня Мария Клейнмихель (урожденная Карлова). Отец госпожи Гудман, в начале 20-х годов прибыший в Англию как неимущий эмигрант, стал сотрудником акционерного банка в Сити, а также был приглашен великой княгиней Ксенией Алекснадровной, сестрой убитого царя, стать управляющим ее имущества. И граф, и графиня были подлинными столпами лондонского прихода Русской Православной Церкви Заграницей. Графиня была покровительницей сестричества Св. Ксении последние двадцать лет своей жизни; умерла она в 1979-ом году. Граф был и казначеем, и старостой прихода в течение сорока с лишним лет, и именно его неустанная забота о скудных ресурсах прихода сделала возможной постройку лондонского русского православного собора (Зарубежной Церкви). После смерти графа Клейнмихеля, последовавшей в 1981-ом году, старостой стала его дочь, София Владимировна Гудман. И именно в годы ее пребывания на этом посту лондонский приход нашел в себе мужество (и средства) купить участок земли в западном Лондоне, на котором сегодня стоит собор Успения Пресвятой Богородицы и Царственных мучеников, – непреходящее свидетельство истинной преданности семьи Клейнмихелей Русской Православной Церкви Заграницей
Николас Мабин (перевод с англ. Л. Финкель)
Софья Владимировна Гудмэн: Моя мать приехала в Англию с Принцевых островов, потому что, когда они выехали с австралийцами с семьей ее мужа, после того, что отец ее мужа умер там (Голицин, заведовал царской охотой). И она тогда взяла детей и их няню и они приехали в Англию. Они поселились в Лондоне. Ее старшая сестра уже была там (Катя Голицина), она очень скоро с мужем взяла старую ферму, которая называлась Чесингтон Пол. Это был сравнительно большой дом и туда она каждое воскресенье приглашала из церкви кто хотел к ней приехать на обед. И весь хор приезжал почти каждую неделю. Но хор был не особенно большой. Это была тогда деревня. Теперь там дома, дома, дома. Все уже Лондон. Но тогда это была деревня. Это было в 1922-23 году они с тремя бедовыми мальчиками. Они там росли, потом они были в школах с проживанием [boarding schools]. Но это все продолжалось до начала второй войны. Так что Чесингтон, как его все называли, это было место где разные русские могли приезжать и все-таки дышать чистым воздухом.
о.А: Это было близко?
С.В.Г.: Да. Это было недалеко. Теперь можно сюда приехать на поезде за 7-10 минут. Эта часть Лондона. Там зоологический сад. Она была невероятный человек (тетя Катя), она как-то …
о.А: Мама, ?
С.В. Г: Моя мать была совсем другого рода. Но она все это любила тоже. Да-да как это было часто. Деньги были ее и тети Кати.
о.А: Это еще старые дореволюционные вклады за границей?
С.В.Г.: Нет, потому что видите, что случилось когда началась Первая Мировая война, государь взял все деньги из-за границы, кроме Германии, из Германии он не мог, потому что была война и считалось, что вся аристократия, которая имеет деньги за границей, должны их вернуть России на войну. И почти все это сделали. Единственные люди, которые не могли этого сделать были купцы. Потому что им надо было иметь деньги и из-за этого у нас в Лондоне. Или как Трубецкие которые имели большой дом в Париже (Кламар) и это они не могли просто закрыть просто так и они это имели, когда они выехали. Но это была очень большая семья и совсем большой дом и все они были очень щедрые, разные, бедные когда приходили.
о.А: И это вы говорите про Трубецких?
С.В.Г.: Да про Трубецких и Юсуповых
о.А: Но Юсуповы были в Лондоне. Правда? Сам Юсупов, который стрелял в Распутина.
С.В.Г.: Да. Но он был, собственно он женился на 18-ти летней внучке Александра III, Ирине, которая была старшая дочь княгини Ксении Александровны и это его спасло после распутинского дела. Тогда уже все расходилось и его послали на юг России в свое имение. Ему не разрешили жить в Петербурге и Москве. Это был так сказать наказ и великий князь Дмитрий Паслович послал его в Персию и он попал к английскому послу. Там во всяком случае он был совсем мальчиком. Но это другая история.
Моя тетя, моя мать от части из Чесингтон, туда все приезжали и они имели полковника с одной ногой. Почему-то должен был учить мальчиков по-русски. Они уже частично знали. Но они его дразнили. Я помню это, всегда было при мне. Я его страшно боялась, потому что он лаял, когда он говорил, это было по армейски. И потом вдову Арапову которая тоже имела сыновей. Она была вдова и она одна жила и тоже надо было что бы говорить по-русски.
Так что она вот набирала людей, которые так сказать нуждались и это все так, что Чесингтон был всегда набит и там была маленькая церковь домашняя очень маленькая наверху и я это помню все более не менее, хотя это все кончилось в 1934-м.
Мне все таки было 4 года. Так что это так и туда приезжал Владыка Николай [Карпов] и монахи. У него было 3-4 монаха. Так что он всегда проводил с мальчиками и они все были прислужники, но это была церковная жизнь. И мы там проводили почти все лето. Но потом это сделалось слишком дорогим. Уже деньги кончались. Они [Юсуповы] имели такой антикварный магазин и дядя Вава все таки делал что-то там благополучно. Ее обожали люди. У нее был такой дух.
о.А: А что вы имеете в виду “дух”?
С.В.Г.: Да у нее была такая глубокая духовность. Если она была не замужем она могла потом сделаться монахиней и она была совсем и это я очень странно я нахожу, что в семье люди попадаются так и это имеют странную нужду в религии, которая у нее была и одного из ее внуков тоже. Но он не был особенно православный, потому что отец так по-всюду был и хотя он знал службу наизусть, ее младший сын. Потому что я стояла рядом с ним на похоронах и вдруг Эмануил, который почти никогда в церковь, ну кроме как на Пасху или большой праздник не ходил, вдруг я его слышу наизусть поет всю службу. Он жил в Перу, в Аргентине, потом возвращался в Англию. Потом терял эти деньги. Он был в Южной Ирландии во время войны и он там женился на молодой, тогда тех же лет, она была из Северной Англии и оттуда и они вот имели этих трех детей и были женаты 60 лет. И потом они они скончались. Она — совсем недавно. Ее привели в Православие.
о.А: Интересно, что большинство людей [в РПЦЗ] активных во время войны, оказались на другой стороне — возлагали на немцев. А здесь и в Америке (В Америке Зарубежной церкви почти небыло). А здесь получается ваши близкие, что были в авиации, во флоте. Как раз это необычно для людей Русской Зарубежной Церкви.
С.В.Г.: Да . И мой брат тоже был в армии. Но он был убит в Голландии, когда они наступали, возле Арнема с парашютами на границе Голландии и Бельгии и там ему сказали, что надо взять мост и прибежали голландцы и сказали, пожалуйста [не взрывайте], что там где снайперы сидят, там в подвалах прячется пол-деревни. Потому что это было большое здание, старое. И он сказал, ну хорошо, тогда же возьмем его, не взорвем его все это и вот как раз, когда они и его кто-то застрелил. Но там он герой. Так что это все судьба и как раз это было так, что когда немцы напали на Сталина, тогда он сказал, что хочет ехать в Венгрию. Он был тогда офицер. Поехать в Венгрию, драться против большевиков. Но ему сказал и его полковник и мой отец – ты совсем дурак. Никто тебя не возьмет, тебя сразу в тюрьму посадят. Тогда он успокоился, он очень любил армейскую жизнь
о.А: И он ходил в церковь?
C.Г: Да. Он ходил и был убит. И вот, что я нахожу очень странным. Потом у нас был человек. Он был архитектор с русским именем, но он переменил его и него был сын, который учился на доктора как раз шесть лет. И он поехал в Бельгию и было крушение аэроплана и вот все погибли и опять там таки был Котлубовский и он именно ходил и всей молодежи он всегда его отец был очень верующий. Они ходили вместе в церковь.
о.А: Я как раз смотрю на английский перевод Добротолюбия. По-моему этот Котлубовский учавствовал.
С.Г: Это отец его и тетя. Они вот помогли мистеру Пальмеру. Они были большие друзья потому что мистер Палмер был англичанином, вы знаете про это. Но был постарше этих всех и он заведовал Релиф Асосиэйшн (ANRA) в Германии около Любека и там владыка Виталий [Устинов] молодой был священником и они подружились. Он был очень духовный человек мистер Джералд Палмер. Он собственно там перешел в Православие.
о.А: То есть через владыку Виталия?
С.В. Г: Да. И там тоже был отец Георгий Шереметьев и они вместе так сказать
о.А: Отец Георгий как раз служил у немцев?
С.В. Г: Да. Потому что он был из Парижа и отец Георгий был женат на сестре моей матери Галициной, которая была сестра Бориса, мужа моей матери.
о.А: Софья Владимировна, я вас перебил, когда вы стали говорить именно о том, что те молодые, которых поддерживает те, которые верующие их забирает из этой жизни. Вот это вы хотите сказать?
С.Г: Да. Потому что у нас осталось после войны очень мало молодых в Лондоне того поколения, моего поколения можно сказать, но немножко старше.
о.А: Мать Елизавета будет сюда относиться?
С.Г: Да и конечно Ампеновы. Они купцы были и часть нашей жизни прошла так сказать под влиянием ампеновской семьи. Потому что Федор Иванович он тоже был русским и у него был русский продуктовый магазин и он вот приезжал к нам потому что мы тогда жили на севере Лондона и он раз в две недели приезжал на своем маленьком это не грузовик но вэн.
Он приезжал и беседовал там часами на кухне. Его жена была большая подруга моей няни. Так что я их всегда помню, что он и няня. кто-то другой был. Все сидели на кухне и беседовали про что-то такое часами.
о.А: У Ампеновах останавливался владыка Антоний Храповицкий в 1929 году? Когда он остановился на хиротонию здесь владыку Николая оставили в Лондоне. Так что он тогда приезжал и у них жил.
С.В. Г: У них жил. Да. Да. Потому что у них был сравнительно, я не скажу что большой, но порядочный дом. Все таки на севере и очень близко от Хэмптон Хайтс. Так что там было высоко и собственно воздух был немножко лучше. В то время были ужасные туманы (pea soup fog). Не из-за погоды, а слишком много угля из каждого дома. Теперь это не позволяют. Так что там зимой иногда нельзя было видеть. Выходили на улицу и был такой туман – смог. Но это все кончилось теперь.
о.А: Так что Ампеновы одна семья и ваша семья Клейнмихель? Такие столпы церкви. как вы?
С.Г: Да. Но видите, мой отец приехал сюда совсем нечайно, ему было 19 лет. Потому что он выехал из-за того, что его отец был убит в Крыму, просто он работал там и у него там денег не было в той части Крыма. Он очень там увлекался своим делом и он работал со всеми не только на вишне но разных яблонях. Один раз его просто тот кто заведовал сказал иди туда. Мы хотим что-то такое там снять.
о.А: Это дедушку вашего?
С.В. Г: Да. Дедушку. И он никогда не вернулся и потом они нашли труп, месяцы спустя. И только узнали потому что у него зубов не было. А он был такой во всяком случае, когда у него была зубная боль он сказал хватит, вот и все. Так что у него не было ни одного зуба и ему было 42 года.
о.А: Когда он погиб?
С.В. Г: Да. Так что дети были уже папА было 18, мои две тети. одна была старшая, а одна меньшая. Но они были все близкие возрастами и бабушка выехала на этих британском крейсере. Прошли в Ялту взять императрицу Марию Федоровну. Потому что у Марии Федоровны была сестра, которая была Александра королева Англии, тоже датская и Георгий Пятый очень их любил. Датчане для королевской семьи были окном на мир для них всех. Потому что до этого кругом были немцы. Это им надоело всем. А тут вдруг можно веселиться и все смеялись и была совсем другая атмосфера, так что они с восторгом всегда ездили в Данию.
о.А.: Что не надо жениться на ком-то из Германии?
С.В.Г.: Из Германии. Да. Так что он именно очень подружился со своей двоюродной сестрой Ксенией Александровной и из-за этого он ее взял в семье, но не с мужем потому что там уже они разошлись и государь в то время назначил дядю и тетю моего отца смотреть за домом и за великой княгиней, за детьми, за всем лично, потому что он был князь Арбелиани, а она была Клянмихель (ур. Мещерская) и он их знал с детства.
о.А.: Великая княгиня Ксения Александровна еще до революции переехала в Лондон?
С.В.Г.: Нет. Она с моей матерью, тут хорошая книга вышла, она подруга наша, (Мальборо) потому что корабль был “Мальборо.” И вот в 1920-ом или в 1919-ом году. Я не вспоминаю немного потому, что все было вместе так смешано “Мальборо” взял императрицу и великую княгиню Ксению Александровну и всех ее сыновей и между ними конечно прислугу Арбелиани и Тизуверов и там Долгоруких тоже потому что они все были в кругу Ксении Александровны и императрицы. Так что они все вышли на “Мальборо”. Но императрица сказала – Нет я не двинусь, потому что в Ялте все мои друзья и все люди, которым надо вылезти до того как большевики войдут. И тут адмирал начал пробовать там, но она не двинулась, она сказала – Нет. Никак и он тогда скорей призвал крейсер- дистройер. Под конец они сняли всех людей, которые были в Ялте, там в Крыму. Вообще в Крыму очень много и вот это была эмиргация из этой части России, потому что другая была через Финляндию конечно. Люди выходили и потом другие вышли потому что когда немцы после Брест-Литовска. Это когда они заняли часть Украины, Псков. Так они когда это кончилось они после войны им пришлось пойти обратно в Германию и с ними тоже масса русских вышла.
о.А.: И получилось, что это 1919 год, когда ваш папа сюда приехал? Еще наверно не 1920-ый, а 1919-ый.
С.В.Г.: Да. Я думаю 19-ый. Он приехал в 19-ом потому что их оставили на Мальте, но не княгиня и императрица. Но мне кажется их на другой корабль пересадили, но они не остались, а другие остались. А другие поехали в Италию, другие во Францию и несколько людей попали в Англию, потому что в Англию было очень трудно попасть тогда. А мой отец будучи мальчиком еще совсем, его взял один из капитанов каких-то военных кораблей, которые возвращались в Англию, потому что он сказал, что он хотел попасть в Английскую армию, а они тогда еще война кончилась но Англия посылала полк, два в Архангельск и он хотел туда попасть. Но когда он поехал в Лондон пошел в War Office, ему сказали, что хромых они не берут в армию, а он был хромой с рождения. Тогда так как он говорил по-английски хорошо и уже на Мальте они не знали что делать с этими людьми, они сказали, вот позволение работать иди и делай, что можешь. И вот он попал, потому что он говорил все-таки на четырех языках. Немецкий не особенно хорошо, но английский очень и французский и русский. Так что его взяли в компанию, котрая имела торговлю с Польшей, с разными странами и он там собственно пробыл всю жизнь. Потому что знаете, как эти большие компании в Англии они имели это все кончилось.
О.А. Когда империя пала?
С.В.Г.: Нет. Было тут большое крушение financial crisis.
О.А.: Так же как в Америке?
С.В.Г.: Да. И тогда вот его компания просто прогорела. Сразу более не менее но ему повезло что он уже подружился. Он был тех же лет , сын человека, которому большой банк принадлежал и он там у него. Они были в очень разном положении, потому что один был очень богатый. Они вообщем дружили до конца и когда это случилось он сказал: Да у нас там есть место где-то и во всяком случае ему предложили но это было гораздо меньше денег. Но все таки он получил место за 6 фунтов в неделю в 1931 году. Тогда он уже женился на моей матери с двумя детьми, с няней и где-то они получили кухарку. И они вот тогда, потому что Ампеновы были на севере, тогда они приютили моего отца, потому что он приехал сюда у него было вот это место, которое он достал. Тогда 3 фунта в неделю. Но он уже понимал про деньги, папа, и у него была мать с двумя дочерьми. Он посылал в Париж. Так что он понял, что в Германии тогда деньги все упали и за английский фунт вы могли получить квартиру приличную и что-то такое кушать. Так что он посылал им [в Германию]3 фунта в месяц и они на это могли жить. А он сам сидел тут не совсем достаточно, но он имел комнату с брэкфэстом в Челси за 5 шилингов – это четверь фунта. И раз его кормили у великой княгини хорошенько и другой раз он ел с нищими в Свенс Сквер и потому что там были Суп китченс и это после войны потому что тут было не хорошо. И вот потом он довольно быстро продвинулся. Он остался очень Ампеновым благодарен и потом, когда он женился в 1929-ом году, он шел из их дома так что они его благословили.
О.А. : А как получилось, что он так с церковью связан оказался, ваш папа?
С.В.Г.: Папа, потому что у него было собственно теперь вещь, которая все знают, медицинская, а тогда они еще ничего не понимали про это, только знали, что некоторые дети рождаются и почему-то как следует не ходят. Они тогда имели экс рэй, он мне говорили, что это был 1905 год и были машины от которых искры ходили и это давало какую-то фотографию и это никто не понял и думали, что у него туберкулез. Во всяком случае он провел с няней во Франции потому что там была какой-то санаторий именно для людей и бабушка приезжала и дедушка каждый год, навещали его и он так почти 5 лет провел с няней и потом вернулся в Россию. Он хромал, он был на костылях и вот как раз тогда открыли мощи преп. Серафима Саровского, они его тогда привезли и когда он пришел туда, он был на костылях, но вышел без костылей. Я не знаю как это было, почему, но он всегда считал, что это было чудо, так сказать и меня тоже так воспитывал. Так что это была большая вещь и после этого он поступил в лицей. Ему было тогда 12 лет. Наверно в 1913 году. И он был по-лучше. Там кончил и началась революция. Но был хромой все-таки. Тогда это было не так заметно, но это вещь, которая теперь хроническая в семьях бывает и это очень странно, потому что одна из моих внучек почему-то так ходит. Ей два года было и потом ее взяли к доктору и именно сказали сразу, это потому что у нее бедро неправильно, недостаточно развито и эту вещь, которую совсем знают теперь и даже, когда я помню после шести недель приходили сестры милосердия ребенка поднимали по ногам и во всяком случае пропустили и когда ребенку меньше шести месяцев это “рутин оперейшион” они делают теперь и единственное, что это очень скучно, потому что ребенок должен быть в гипсе 3 месяца почти и так что все имеют такой специальный гипс. У нас даже у англиканского священника, где мы жили в Кью, и я помню ее всегда таскали так. Но после этого могут играть в футбол, что хотят. Это просто теперь “рутинная” вещь. Но я вот именно говорю из разных семей, если вы идете от папА надо всегда хорошенько посмотреть.
О.А.: Итак по этому он был серьезно верующий?
С.В.Г.: Да
О.А.: И тут я понимаю что была посольская церковь в начале в Лондоне.
С.В.Г.: Да, но это, вы знаете, вы видели книгу [протодиакона Христофора Берчелла об истории русского прихода в Лондоне, выходящую в издательстве Свято-Троицкого монастыря], потому что Николай помогал и он очень аккуратно пошел по старой потому что тут тоже матросы какие-то были и есть могилы около Хейлинг Айленд, около Портсмунт и Саут Хэмптон но это еще знаете 1600е года. А после, во время первой войны и раньше был Бенкендорф, который был католик и из-за этого посольство не имело настоящую церковь. И вот когда Александр II устроил православную церковь в Лондоне он это сделал для греков, потому что греков было очень много в Англии. Они повсюду. И это большая церковь была для всех православных, а потом русские взяли от посольства церковь на Уэлтон стрит и она там есть еще. Они не знают, что с ней делать, она очень маленькая, так что мы даже думали ее взять, но это теперь вы знаете в Лондоне Оксфорд стрит, где магазины и это за этим всем. Совсем близко можно пройти пешком от Оксфорд стрит до Велбек стрит. Так что это не особенно такое место, где удобно для беженцев приходить туда. Это не было в подвале но это был дом, построенный для конюшни. Итак что одна часть церкви на первом этаже, а другая на нижнем, потому что дом вот так шел и она чудная, когда ее первый раз видала. Она была очень приятная церковь.
О.А.: Там иконостас даже остался?
С.В.Г.: Нет. Иконостас уже разбит был и мы имели, потому что когда приехали все беженцы после революции она была слишком маленькая, потому что там надо 50 человек могло собственно на совсем богатая часовня и когда они приехали им одолжили церковь на Бэкингем Палас Роуд она была большая, не особенно красивая вообще и англиканам она была не нужна уже. Но тогда еще никто не разрушал церкви и мы получили это и все иконостас и иконы из Уэлбек стрит переехали туда и они были уже тогда грязные. Я это все помню с 1934, 1935 года и до того, что всю войну там были и как раз после войны там очень скоро сделали. Там был такой “коуч стейшан” оттуда ходили автобусы по всей Англии и нужно было площадку куда подъезжать и остановиться, потому что теперь это огромная вещь. И это место там стоит, но они сняли это и это все произошло в 1953 году. Власти сказали, что мы разрушаем, потому что это нужно было Лондону. Там площадка и все место для всех этих коучес (автобусов). Но тогда из Франции русская церковь – московская прислала нам отца Антония Блюма и он был герой резистанс, доктор и очень умный. И он очень скоро, хорошо говорил по-английски. Он знал к кому подойти. Тут были многие священники англикане очень левые (Great Dean of Canterbury) и у него было большое влияние через короткое время и они сказали, что они дадут нам обоим церковь. А мой отец как раз просил одну церковь, потому что, когда были евлогиане, то мы могли сосуществоать было много народа, которые просто ходили в большую церковь, а те, которые были в зарубежной церкви, ходили на подворье, а те которые были [т.е. евлогиане] тоже у о.Николая Бэр была церковь, где-то мне кажется недалеко отсюда. Но большинство народа, мне кажется, разницы не видели.
о.А.: А где была главная церковь? У о.Николая?
C.Г.: Нет. Они ходили тогда в большую церковь, которая была общая так что одну неделю зарубежная была, а другую неделю евлогианская была там. И большая часть народа просто ходили им было все равно. О.Николай был очень милый. Мы все были в хороших отношениях. Никто не говорил, что Ах! Они туда ходят, они сюда ходят.
о.А.: То есть в 1926 году, когда было разделение в Лондоне оно не было очень острое?
С.В.Г.: Нет.
о.А.: И был посол Саблин еще и он играл роль?
С.В.Г.: Да. Так что был, ну я бы сказала, он ходил в церковь.
о.А.: Он был очень проницаетльный и осведомленный и видел люди глубже и это касаетльно владыки Серафима Лукьянова. Он относился к нему в общем-то осторожно.
С.В.Г. Да. Я его помню хорошо. Он со своей матерью был всегда в хорошем отношении. И она очень мало говорила с моей матерью но мой отец был очень зарубежный.
о.А.: А почему так? По его взглядом что он был монархист?
С.В.Г. Он не был монархист с современой точки зрения. Он просто был очень монархист в память Николая II и он смотрел за великой княгиней [сестрой императора Николай Второго] почти всю жизнь. Потому что тут был министр Петр Барк, который был финансовый министр в правительстве Государя одно время. Он сюда переехал и тут его уважали разные банкиры тут и он хорошо говорил по-английски. Нельзя сказать, что он был особенно церковный человек но во всяком случае, когда великая княгиня Ксения Александровна сюда приехала так Георгий Пятый король сказал, что Барк должен смотреть за ее делами и его поставили во главе денежных дел. Что он там смотрел за великой княгиней, так так что Барк был очень доволен и он получил, он сделался сэр Барк. Но он конечно не платил прислуге жалованья и смотрел сколько стоит в этот месяц. А у великой княгини было очень туго, потому что хотя Георгий Пятый очень хорошо смотрел и сделал траст но у нее было все-таки шесть сыновей, почт никто из них не мог получить место. Потом под конец два уехали в Америку и два тут работали. Но было очень трудно, потому что страна была очень лево настроена. Был Ллойд Джордж, который был очень левый премьер-министр и он совсем не хотел иметь русскую царскую семью в Англии. Так что все это было довольно скрытно. Не совсем, но не рекламировали. И они ее поселили наконец сперва в Бакингэм палас, потом она отделились в дом на Хай стрит. Это было короткое время, а потом он ее поселил в Виндзор Хом парк у себя. Так что он мог, когда он в Виндзоре был, это было достаточно часто, он спускался каждое утро пешком сам и мне казалось один в боул хэт. Он был не высокий, заходил в котедж, где она жила и они шли гулять по парку. И главное, как мы дети смотрели, потому что у них был внук Александр моих лет совсем и нас не пускали тогда из дома. Так что вы не должны туда ходить. И там был пруд и они со своими зонтиками, потому что там лягушки были. Это их все очень интересовало что все там плавало и они там гуляли. Но это происходило каждый раз по три раза в неделю. Он все очень любил, а квин Мэри была такая дама официальная и она поэтому не принимала участия. Но довольно смешно даже пишут в своих воспоминаниях. [Например] Вот дети Георгия Шестого короля и дюк оф Виндзор, — что была эта семья в конце сада, так сказать, и как он всегда туда ходил.
о.А. А Ксения Александровна себя относила к зарубежной церкви?
С.В.Г. О да. Она ходила в зарубежную церковь
о.А. А посол Саблин, я так понимаю, он ходил к Евлогию в общем.
С.В.Г. Да. Или в большую церковь. Он к Евлогия в маленькую часовню не ходил бы. Это нет. Но она наверно да, потому что она особенно после войны, когда владыка Антоний Блюм, эта дама говорили «у него такие чудные глаза», не великая княгиня, а жена Саблина. И моя мама говорила, конечно они туда ходят потому что «у него такие чудные глаза». Владыка Антоний имел огромный успех здесь.
о.А. А Вы помните Владыку Серафиме Лукьянове?
С.В.Г. Он приезжал и мой отец всегда ездил на станцию его встречать. И потом владыку [митрополита] Филарета и когда они с Курской иконой приезжали и он именно был почти съезд здесь сразу в 1937-ом году, когда приехал владыка Нестор из Китая. Он приехал сюда и у него конечно был будущий владыка Нафанаил и они привезли отца Михаила Польского тоже, потому что тут был владыка Борис Молчанов и собственно он не произвел особого впечатления на прихожан. Но тогда они конечно поняли, что в Англии много людей и это делается более важно и вот мы получили тогда отца Михаила Польского.
о.А. И вы были довольны им?
С.В.Г. О да.
о.А. И он всю войну тут?
С.В.Г. Он замечательный. Просто невероятный.
о.А. А расскажите про него.
С.В.Г. Он был большой человек с большой бородой. И тогда еще никто не видел, что бы кто-то мог взять все волосы и связать их эластик бэнд. Потому что люди, которые были в Сербии поняли, что что-то ужасное случится скоро. Они тоже поняли, что война будет. Они поняли, что тут русские, тут немцы они тут сидят [в Сербии] и хотят быть добрыми к ним всем. Это было замечательно, как они смотрели за беженцами. И они взяли всю армию, остатки Врангеля. И вот молодые к нам приехали. Не особенно много молодых мужчин, но я думаю 30-40 человек вдруг появилось. Это я помню, потому что всех в церкви я знала, а тут вдруг появились молодые в церкви, которых у нас не было много. Все начали петь в хоре и Фока Федорович был в восторге, что получил наконец новые голоса и все они были в Югославии, Сербии главное и они вот приехали сюда. А отец Борис мало внимание уделял им. Но они все прилипли к отцу Михаилу, потому что они были без семей тут и конечно им было достаточно и они были и по дружбе и так все. Но война началась и они все имели места тут какие-то и о. Михаил был, как отец у них всех. У всех были ration books. У него была одна ration book. Он просто ходил по NorthumberlandRoad. Это была очень бедная часть тогда и там на лавках продавали все. Там были мясники. Он приходил и я помня их даже. У него была большая кожанная сумка (кожезаменителя еще не было) и он открывал эту сумку и говорил “Фыл фыл фыл! [fill]”. А у него одна книжка [rationale book]. Так они бросали ему все туда, любили его, все смеялись. Он это все тащил домой с девочками этими всеми готовил в огромных кастрюлях и это все было в подвале во дворе и он все это там делал какие-то супы, какие-то холодильники и всех приглашали к обеду после, кормил всех этих людей. Невороятно что он делал. И потом один инцидент, когда во время войны Форин офис вызвал священников обоих приходов. Тогда к сожалению отец Николай Бэр умер и вместо него было священник Феокритов.
о.А. А он тоже тут с самого начала был?
С.В.Г. Да. И он был диаконом отца Николая, его сделали священником потом скоро через несколько лет, через греков или как-то еще. Но он боялся когда его вызвал в Форин Офис и ему сказали, что нам бы было удобно, если б вы бы могли подойти под Московский Патриархат. И он согласился. И некоторые люди из прихода отца Николая Бэра перешли к нам.
о.А. А почему британским властям это нужно? Это была Холодная война?
С.В.Г. Нет. Это была война когда Гитлер напал на Россию.
о.А. Это наверно было, когда востановили патриаршество в 1943-ом году.
С.В.Г. Да. Это было тогда. Именно тогда и конечно что случилось тут потому что сначала Сталин и Гитлер имели пакт и тогда англичане тут пропаганда, которая шла конечно тогда так же набросилась на советскую власть как и на немецкую, потому что они были элайс и конечно английские власти хотели чтобы это забыть. Так что “анкл Джо” [изменение политики в отношении СССР] это гипократия полная. Но когда они вызвали отца Михаила он им сказал, что и почему и как [касательно СССР]. Потому что он был на Соловках
о.А. Бежал оттуда?
С.В.Г. Да. И он вот читал свои воспоминания про это все моим родителям, когда мне было ну девять лет. Он был чудный человек. Я собственно из-за него православная. Да потому что ребенка берут в церковь но он
о.А. А были в русской общине симпатии к немцам, были английские нацисты?
С.В.Г. Тут было несколько человек. Тут были такие семьи некоторые, которые были невероятно против коммунистов . Конечно все были против коммунистов но были некоторые семье у которых это была как бы религия, идея фикс, но не много, потому что в Париже это было сильнее и владыка Серафим [митр. Лукьянов] обратился, он издал обращение чтобы поддерживали немцев. Но чтобы остаться в Англии и тут, так сказать, пробиться немножко вы должны были иметь мозги. Разные, которые вот были, так они собственно уехали. Они уехали в Америку. Люди уехали во Францию. А из тех, которые остались, они были довольно верные англичанам. Видите у меня в семье моя мать была дочь герцога Мейтенберг-Штирлица, которая была самая младшая часть романовской семьи, потому что они шли от младшего брата Николая I и Александра I. Там еще был кроме Константина, который остался в Польше, был Михаил. Мало, кто знает его. Он собственно был в армии. Но эти два брата смотрели за младшим и они построили к чему-то уже после наполеонской войны когда этот младший брат женился на [Фридерика Шарлотта Мария] Вюртемберг они взяли и построили ему Михайловский дворец в Петербурге огромная штука. Кому это было нужно в те времена? Это все менялось люди двигались меньше. Они построили это и конечно моя прабабушка до того как она умерла в 1891 году она согласовала с двоюродным братом Александра II, что когда она умрет это сделается Русским Музеем. Так что уже, когда она умерла в 1893-94 они выехали оттуда вообще. Они вообще могли только жить в маленькой части этого места. У них осталось место в Оранинбауеме.Они выехали, они его опустошили и туда переехал Русский Музей.
Моя мать она была на четверть немка, ее мать была русская, а отец был полу-русский. А там было три человека детей. Четыре, но одна бедная умерла до революции. Был младший брат анкл Тэди и ее дядя тоже Вюртембергский, который боролся против немцев в русской армии. Он был артелерийстом и осидел в Париже после революции, не знал что будет и вдруг из Вюртемберг входят и говорят, что ваш дворец вас ждет. И не знаю, как это случилось, он поехал обратно в Вюртемберг. Взял своего племянника, брата моей матери с собой, он тоже тогда почти женился так что часть семьи с ним у него была. Три человека детей под конец жили в Германии и моя мать ездила регулярно в Германию. Сперва к дяде, потом к брату потом с папа. Он ее брал в сад, не в доме и говорил ей все ужасы про нацистов. Так что они отлично знали, что происходит в Германии. Людей просто посадили или они исчезли. Иллюзий никаких про это. И они рассказывали это в лондонской русской колонии. Но вот была одна ярая против коммунистов и за немцев Волкова Анна. Ее отец был адмирал, который был полу-англичанин собственно, потому что у него мать была англичанка и он был [русский] морской аташе здесь они были крайне правые и были за немцев. Но это кончилось очень скоро, потому что тут война началась и ее англичане арестовали. Она собственно ничего плохого не сделала но они передавали [точнее пыталась передать немцам] корреспонденцию между американским посольством и Америкой. Это сделало скандал в свое время но это очень скоро прошло и она просидела всю войну. Как только война кончилось, ее выпустили. Тут опять было довольно глупо, потому что они арестовали почти всех итальянских официантов, в Сохо и повсюду их было довольно много и им было совсем все равно [политика] они главное получали свое жалование тут и жили, они были в ресторанах. Но они не были арестованы как шпионы. Они были арестованы просто 18B [Emergence Internment of Aliens] их называли И тут тоже разные англичане попали, которые были крайне правые и думали, что [Освальд] Мосли это будет замечательно и все. И моя мать всех их навещала. Она вообще считала, что тех, которые в тюрьме надо навещать. И есть анекдот, что она именно адмирала Волкова пошла навещать. Там надо от этих итальянских ресторанов для бедных людей приносить вещи. Надо было ходить в Сохо, доставать мешки этого всего и оставлять их. И она выходит. Она с мешками куда-то и там огромные двери. Она берется за ручку, поворачивается к полицейскому и говорит – “It’s locked!”. А он ей говорит – “Madame, If this door was not locked what was be the point of having all these people here.” Так что она это рассказывала.
о.А. А отец Михаил получается тут всю войну с вами был?
С.В.Г. Да. Всю войну и это было замечательно.
о.А. А его матушка осталась в России?
С.В.Г. Да. И его дочь . Она выехала после того как он умер. Она выехала с мужем. Так что отец Михаил там в Форин Офис говорил и ушел и осталось так, как всегда. А после войны, когда монахини хотели сюда приехать мой отец схлопотал визы всем и он попадал в Форен Офис несколько раз и один раз про эти визы и вдруг один высокий подошел и сказал – “What happened to the priest of yours Father Michel?”
А папа сказал – “He went back to America. He is in San Fransisco.”
“Ah yes well you know he produced an enormous impression on me because your parishioners come and say against you that you mention in your sermons occasionally that you shouldn’t support Russians, but he said I know who it is, it is Mr. So and so they all come and have lunch with me on Sunday.”
Так что они поняли кто это был?
о.А. И он оказал христианское отношение. Это интересно, потому что во всех общинах, скажем в Китае, донослили японцам. Здесь были люди которые потом уехали в Америку. А почему он уехал в Сан Франциско?
С.В.Г. Потому что это мое впечатление не надо было так яро было быть против Американской Церкви, потому что владыка Анастасий и владыка Леонтий встречались каждый день и пили кофе вместе, потому что они были в семинарии вместе. А вокруг боролись, все говорили куда вы теперь едите? Потому что когда я вышла замуж мы поехали Америку. И тут в Нью-Йорке были люди, которые были из лицея с моим отцом и мы т.с. кутили. А я говорю мы сейчас едем к Енгалычеву, который был за нашу церковь. Он был в армии или в какой-то американской организации и его послали в Англию, так что он последний год войны был в Англии и потом был господин Рябов, который был архитектор. Он всю жизнь провел в Америке, построил церковь в своем гараже. Он имел большой успех, построил церковь в Си-Клифе и другую Леонтия и кто-то мне сказал – вы должны быть очень осторожны, потому что эти два не разговаривают и мы не понимали почему. Тут митрополиты говорят вместе, а вокруг них все это и то, что это происходило потому что я поняла в Канаде тоже самое выходило и опять таки владыка Виталий, которого я хорошо знала, потому что он остался тут после того что отец Михаил уехал, а они хотели иметь как можно большк опытных людей, уважаемых в Америке. Все пошло на Америку и там получили большую церковь на Парк Авеню и все life was fine. Это было его прямо в Сан-Франциско чтобы бороться и он был очень против патриаршей церкви и тогда это все я говорю про шестьядесят лет назад. И он был очень против, моя сестра, которая тоже была против. Тогда она очень понимала про церкви. Она знала многое из леонтиевской церкви, потому что у нее был чудный английский язык и чудный русский. И это было очень редко. Много людей либо очень хорошо по английски, либо очень хорошо по-русски. Она была в Оксфорд. Но во всяком случае она знала людей из обоих приходов и она их считала особенно один хуже другого. Она ходила в церковь всегда и собственно, когда она приехала в Швейцарию с OОН, тогда она всегда ходила в нашу. Так владыке Антонию и так помогала ему с разными в Иерусалиме проблемами, потому что у нее было хорошее жалование в ООН.
о.А. И тогда сразу приехал владыка Виталий?
С.В.Г. И тут то началось. Не говорю другое но для меня очень трудное, потому что вдруг во время войны я ходила в юбках, но все те, кто работали в фабраках по-всюду это да. Но там женщины ходили в юбках, так что для меня это было нормально. А что надо было платочки носить это я не понимала почему что особенно дамы ходили в шляпах. Но эти шляпы я считала радикально и эти шляпы я не собиралась носить. Это мне было 16 или 18 лет. Так что все это было очень строго с этой точки зрения, потому что они были монахи тоже и отчасти я помня что когда он был митрополит Виталий, одна тех же лет как я Зина, подходит к нему и говорит: “Ух владыка, я вас так боялась. Вы тут были такой строгий. Вот теперь вы смеетесь.” А он ей говорит: “Да. Но тогда я был молодой монах и я боялся женщин, а теперь мне уже 60 лет, мне наплевать.”
о.А. И он тоже коротко пробыл, его послали в Уругвай отсюда.
С.В.Г. Да. Это была большая ошибка. Не говорю для Уругвая, но что его отсюда. Это было к сожалению.
о.А. Он начал тут открывать приходы?
С.В.Г. Именно
о.А. Он здорово сделал, потому что с его приездом тут они начали все из лагерей прибывать. Англия взяла 10 тысяч человек. Америка взяла 100 тысяч, но их понемногу взяли в Южную Америку. Но Англия взяла 10 тысяч работников . Не как в первый раз [после Гражданской войны] когда они пускали оченьм мало людей раз пускали мало людей и некоторые как-то приезжали, потом они взяли сюда всех потому что они были на Вестрэн фронт во Франции не то что дивизии но батальоны русских, которые первую войну быть тут. И вот, когда революция произошла они дали этим солдатам кто из них хочет может вернуться в Россию, а кто из вас хочет остаться тут продолжать воевать, потом Вы вернетесь в Англию или Францию английской. И было порядочно солдатов, которые остались на фронте и сражались с немцами и когда война кончилась их послали во Францию или в Англию. И здесь тоже были.
о.А. Интересно. Я ничего не встречал он солдатах в эмиграции потому что в основном были офицеры и младшие офицеры. А тут были еще и солдаты.
С.В.Г. Да. Солдаты и конечно когда говорят, “ах эти князя, которые правил такси!” Это было не совсем так. Особенно артиллеристы. Они знали как править и они были такие разные тут и некоторые вышли, женились на русских, которые выехали как-то. А некоторые во всяком случае исчезли в Англии и сделались англичанами более или мение. И сейчас вышла книга Захаров. Он не родственник с физиком в России. Он тут работал, он был тоже физик, но меньшие. Но его отец был офицер артиллерийский и они выехали сюда и вот он потом имел маленький магазин и вот он написал книгу про тех, которых они знали главное про Лондон. И он написал “No Snow on Their Boots.” Мне это было интересно потому что он пишет некоторые вещи. Я его знала. Он женился на англичанке. Они работали в Женеве. Она была большая подруга моей сестры. И они вот тут жили в Честере во всяком случае. Я ему разные вещи рассказывала, которые он хотел знать.
о.А. И получается тут после владыки Виталия тогда…
С.В.Г. Смутное время. К счастью был отец Георгий Шереметьев, который тоже странно попал в священство. Потому что когда моя мать с отцом Виталием, мистер Пальмер были в лагере он был тоже там, он был тоже там как переводчик, а мама знала, что он верующий, все знает и тут она сказала нам нужен священник русский. Ты знаешь куда ты должен ехать и что ты должен делать и он сделался священником и попал сюда. Потому что они были в родстве и она его помнила как маленького мальчика. Во всяком случае это было спасение. У нас в Синоде был отец Георгий Граббе он учился в том же лицее, что и мой отец, но только его младше. Мой отец и Граббе не особенно сходились.. А отец Алексей [Popjoy. Был послан в Лондон о. Георгием Граббе] из Бруквуда собственно мы друзья, так жить как он жил это только может вызывать уважение. Я ездила к нему когда он меня почему-то сделали старостой, как владыка Марк мне сказал “я не знал, что это [inherited title] вы можете передовать должность старосты от отца к дочери.” Это меня владыка Константин сделал. Я была в госпитале тогда на три месяца и была совсем серьезно больна. Мой отец как раз умер и мы его похоронили благополучно. Владыка Константин почти упал в могилу на погребении отца.
о.А. Владыка Константин себя не нашел?
С.В.Г. Нет. Не нашел. Он не мог находиться на одном месте больше трех месяцев. Владыка приглашал к себе в дом всех кто к нему стучались.
Здесь были Миллеры семья и они были милые люди. Сын за моей старшей дочерью ухаживал. И они вот умерли один за другим. Он должен был быть староста здесь потому что он хорошо говорил по-английски и по-русски и потому что он рос в Белграде и так что собственно помогали тут. Вышло так, потому что часть церкви ни за что за Миллеров потому что они занимались политикой. Потом есть еще Галицин так он ничего. А другие говорили,что они ни за что за Галицина. Он родился первый. У него была странная жизнь моя тетя говорила, которая погибла. Она их смогла вытащить [из СССР]. Еще старший ее мужа, который был немножко больной и никогда не имел никакого положения. Он жил спокойно в маленьком имении. Он думал, что никто его не возьмет [когда началась революция]. Так остался. Первая вещь что случилось его послали в Пермь и он там жил потом. Он там женился на Татищевой совсем молодой, которая тоже была довольно странная и они вот имели в России трех человек детей и она как-то через Манергейма, который был большой друг семьи, он через Гинденбурга, который их не знал совсем, как-то через Молотова оттуда вытащили и переехали сюда в Честенгтон. Тут были всякие драмы. Во всяком случае у тети Кати было столько людей, которые ее уважали, что они наконец достали маленький домик в Чизике и их туда двинули всех так что мы продолжали их видеть и все и за сына их никто не хотел голосовать. Было пол прихода все равно было кто, а другие не хотели Миллера, а другого никого не было, потому что мой двоюродный брат Волков, тогда был совсем молодой. Он был в Английской гвардии и даже был где они всегда дерутся, не в Африке, а в Адене [Йемен]. Во всяком случае он ходил в церковь всегда. И так что меня, которая была больная и женщина и вот я более менее получила но к счастью Григорий [Волков] ко всему этому вернулся.
о.А. А как было между двумя приходами, между московскими и зарубежным?
С.В.Г. Плохо. Потому что случилось в 1953 году даже немного позже, что англикане сказали, что они предлагают вот эту церковь на Энисмор Гарденз. Что мы можем оба, как мы были на Бакэнгем Палас Роуд делить это так же. И владыка Антоний [Блюм] сказал – Да.
Тогда у него был совсем маленький приход, а у нас огромный, особенно с теми, кто из лагерей приехали, хотя англичане что они делали, они брали 50 человек, посылали на фабрику в Нотингэм скажем. Там им устраивали где жить и во всех больших городах так и они вот распределили большую часть этих людей. Так что у них были места и они были обеспечены и там была масса казаков и атаман попал в Шотландию, которые были у немцев и которых почему-то не выдали. Потому что англичане поняли что такое, они так сказать открывали дверь, были не замкнуты.
о.А. Так что их [англичан] обвинять не совсем можно [в выдачах людей в СССР]?
С.В.Г. Нет. Не совсем. Но конечно можно. Потому что в Форен Оффис сидели шпионы. И когда поймали наконец-то Филби, тогда поняли и он в Советском Союзе умер и Макклейн и Биргес они все мне кажется умерли теперь трое там. Говорят, что был еще но никто не уверен. Теперь они все мертвые. Они бы были гораздо старше меня. Потому что эти люди, которые были в университете в Кэмбридж между войнами, а мне было тогда 4 года. Мне сейчас 83.
о.А. А англикане предложили русским общинам чтобы поочередно пользоваться их храмом?
С.В.Г. Да. Они. А казаки сели на автобусы и поехали в Лондон и другие тоже и голосовали как блок, что мы должны быть независимы.
о.А. А это уже было после отца Виталия?
С.В.Г. Да. Это было после. А отец Георгий Шереметьев был уже старый человек и он не имел особенно [авторитеа]. Он был наш священник, но был отец Алексей и к счастью он был спокойный человек.
о.А. Он не был таким лидером?
С.В.Г. Нет он не был лидер. Он не был воинственный. И там тоже очень скоро приехали монахини. Мать Елизавета и все и тут папа устроил визы а мать Елизавета была англичанка уже [британская подданая], а другие нет и он идет где мы жили тогда у доктора Геркина и они встречаются на углу, где машины ходят и начинают петь ему благодартвенную молитву ему и он говорит, что я делаю, я снимаю свою шляпу и встаю, а там маленькие монахини вокруг меня.
о.А. Как будто они хоровод устроили. И значит решили отделиться. А вообще было общение с теми, кто ходил в московский приход?
С.В.Г. Никакого, мало. Мама видала некоторых людей. Они были люди которые считали себя просто провославными. Туда ходили ну разные люди, но мало тех, которых моя мать знала. И у владыки Антония сделался огромный английский приход и они давали ему деньги и эту церковь содержали и что это просто было как их потом всех с ними обошлись было очень плохо, потому что их выгнали просто всех. И все-таки эта церковь стояла. Они ее уже ремонтировали.
о.А. А его тоже вы не встречали, владыку Антония?
С.В.Г. Нет. Я не встречала. У нас был такой Красный Крест. У нас было место, где все встречались был Красный Крест и Красный Крест делал большую роль играл тут и Зиновьев он был полковник. Его отец был организатор. Его все уважали и он рано взял все в свои руки. Потому что англичане не признавали советскую власть довольно долго. Это все сын, после которого моя мать знала его сестру хорошо. Так он все передал в руки англичанам. Они собирали кто что мог и посылали русской белой армии, котарые где-то там сражались и это все было в посольстве случалось и тут же выходило, что есть много народа, который совсем бедный. Просто 50 фунтов, с которыми они приехали кончены. И тут не было Сошиал Сервис как сейчас выдают сразу все, что им нужно и они просто жили на то, что они могли собрать на улице и делать и когда открылся Красный Крест уже было какое-то маленькое и вот Зиновьев взялся за это и они переехали в Чизик, которая была бедная часть города но приличная и там купили дом и жили там и купили дом для Красного Креста и вот это развивалось и люди давали балы тут и базары имели и моя мать она учавствовала в этом, потому что жена Зиновьева была нам более менее в родстве и все это делали нас много все, кто были в церкви все готовили, продавали пищу и эти деньги покрывали много и они организовывали школы. Тут кончали в 14 лет неплатные, а платные они были довольно дешевые, потом тут были хай скулы, можно было попасть, если бедные люди не имели, люди как Захаровы, это было другое, он все таки был офицер именно с Красным Крестом они доставали через английский Красный Крест. Они устраивали разные школы. Дали два места для русских в бординг скулс. Я знаю, что для брата и моя сестра получили сколаршип, но папа все таки мог это сделать, а разные люди были Брайтон один два они не платили. Они просто дали место и разные люди пущены были. Три девочки из тех их всех поместили в хорошие английские школы и их мать работала в магазине и Красный Крест этим всем занимался потом. Люди были страшно больные, лекарства не могли заплатить. Они много делали. Но конечно к тому времени, что я уже помнила что-то особенно они смотрели главное за старыми и по-немножку они набрали 4 дома и один из них совсем большой с 18-ю комнатами и этот район поднялся и там было по крайней мере 40 людей, которые там были.
о.А. Это где могли встречаться на этой территории?
С.В.Г. Да. И тоже люди ходили на базары, в церкви. Они ходили к нам, а мы ходили к ним. Но моя тетя не ходила.
о.А. А как было при владыке Никодиме?
С.В.Г. Знаете, он был стар, когда он приехал сюда.
о.А. Он был один из немногих генералов, который стал архиереем.
С.В.Г. Да. Тут теперь владыка Анатолий [МП] и он совсем он так похож на владыку Никодима. Я с ним совсем изи [easy]. У него те же вещи. У него слезы в глазах здесь можно попасть можно говорить с людьми совсем как владыка Никодим. Он очень похож. Чудный человек, владыка Никодим был такой. Он навещал все приходы и он ездил повсюду по всем приходам, в Шотландию, где плохо было жить наверно, я не знаю потому что очень странно все было там и его много народу одобряли но нельзя сказать, что это было развитие прихода и он был очень мил с батюшкой. который у нас был тогда отец Иоанн Сыщенко. Тут же был отец Алексей, ему было 28 лет и его владыка сделал архимандритом и послал его сюда. А у нас тут был чудный английский чловек, который перешел — фазер Марк Мерик. Они англикане все священники где-то, а он просто перешел в Православие молодым и был человек, который не хотел никаких интриг. Его сделали священником и он был очень хорошим. Он моих детей, потому что они по-русски не говорят, и он их держал в Православии и моя старшая дочь считает себя православной. Она и есть православная. Она тоже не любит платочки но ничего ей 56 лет и 6 детей и все православные и крещеные но они были в католических школах. Но она приезжает в церковь и знает праздники, а он мп [member of parlament] тут. Он католик но не против православия совсем. Ему было все равно, что их крестили всех и так приходит в церковь часто с ними, сидит и молится и он всегда, когда нужны визы, он может помогать. Владыка Никодим, бедный владыка. Но я б сказала, что он с детьми был хороший.
о.А. А вы помните, когда владыка [святитель] Иоанн приезжал сюда?
С.В.Г. Да. Мне было 19 лет. Он сюда приезжал после войны. Я его не то чтобы боялась но “I was in awe” потому, что он носил эту огромную коробку вокруг шеи с иконой. Он приехал к нам обедать, я помню и мой отец его привез из Barren Сourt и там билеты сдавали и он обедал с нами и говорил и большое впечатление на меня произвел. Но потом, когда отец его отвез на будущий день тикет колектор спросил “Who was this holy man?” Так что он заметил. Он был не только православными замечен.
