Собеседования представителей клира двух германских епархий (МП и РПЦЗ) 1993–1997 гг. как начало восстановления единства Русской Церкви

Мое знакомство с Германской епархией началось в 1989 г. c отца Нколая Артемова. Было видно насколько близка для него Россия и насколько глубоко он осведомлен о происходщем там. Германская епархия находилась географически ближе к России, чем все другие епархии РПЦЗ и факт что о. Николай вырос в семье профессиональных энтээсовцев играли в этом роль. (Моя встреча с белой эмиграцией в США в 1990-ом году стала контрастом на этом фоне.) После принятия на Архиерейском Соборе РПЦЗ в мае 1990-го года решения о принятии в лоно РПЦЗ верующих в СССР, Германская епархия активно включилась в этот процесс, в частности курируя заочную семинарию для приходов Российской Православной Свободной Церкви. Ожидавшагося мной массового перехода в приходы РПЦЗ не произошло. В РПЦЗ произошел кризис  – считать Московскую Патриархию сергианским расколом не отвечало реальности и таким образом кризис (букв. от греческого суд), разершился диалогом, о котором впервые так подробно описывается. Таким образом сила диалога продолжает вселять в нас надежду.

Протодиакон Андрей Псарев, 23 марта 2022 г.

Введение

Конец ХХ века был бурным для России и ее Церкви. Бурление 1990-х гг., динамика и открытость возможностей — при неясности перспектив — сегодня воспринимаются уже отстраненно. Куда-то ушла из нашего сознания атмосфера, которая составляет фон церковного диалога в Германии в 1993—1997 гг. Анализ стремительно менявшихся раскладов и взаимовлияний Церкви, государства и общества не входит в нашу задачу, надо лишь отметить это многогранное движение, полное как светлых надежд, так и горьких разочарований.

После длительного застоя в обществе и Церкви в июне 1990 г. был избран новый Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В мае 1990 г. Русская Зарубежная Церковь, возглавляемая митрополитом Виталием (Устиновым), в лице Архиерейского Собора приняла решение в пользу своего активного присутствия в России. В этом была своя логика неприятия советского безбожного режима — свободная церковная жизнь была для нее немыслима без прославления российских Новомучеников и исповедников, без отказа от навязанного лицемерия, выражавшегося как в «лояльности к советской власти», так и в «экуменизме». Подобного отказа тогда надо было добиваться. В России всегда были люди, мыслившие в том же ключе, и когда открылись новые возможности, то естественно расширился поток общения именно с теми, кто в новой ситуации искал новых подходов.

Дотоле внутрицерковное общение между Московским Патриархатом и Зарубежной Церковью, хотя оно шло всегда на самых разных уровнях, было крайне стеснено. Оно сводилось к личным встречам верующих, клириков и архиереев двух частей Русской Церкви. Ограниченные возможности для общения в какой-то степени даже сближали нас психологически, смягчали существующее в ряде принципиальных вопросов противостояние. Поэтому частные встречи 1970—1980-х гг. проходили, как правило, в очень благожелательной атмосфере. Ввиду притеснений и гонений ярко ощущалось единство церковное, ощущалась близость православных русских людей между собой, а различия позиций хотя и были, но блекли на этом фоне.

Русская Зарубежная Церковь все десятилетия, начиная с возникновения, информировала заграничный мир о преследованиях веры в СССР, с 1950-х гг. начала помогать верующим литературой, в 1960-х гг. включилась в связь, именуемую «самиздат-тамиздат», откликнулась на начатки общественных движений («Хроника текущих событий», Комитет защиты верующих, Хельсинкские комитеты, издание христианских сборников «Надежда» и т. д.). Ближайшее отношение к этим общественно-церковным процессам имели русские люди в Европе, особенно в разделенной Германии и, в частности, Германская епархия. И вот Германия объединилась в конце 1989 г.

В то же время сразу по окончании 1988 г. ярко проявилась активность церковных низов. То, что происходило в высших эшелонах, не было ни видно, ни понятно за покровом официоза. Ощущалось торможение. Незадолго до выборов нового Патриарха Архиерейский Собор РПЦЗ в Мансонвилле (3/16 мая 1990 г.) решил о возможности принятия клириков и приходов в России, просящихся под омофор Русской Зарубежной Церкви из состава Московского Патриархата. Это было запоздалым подтверждением давно растущей связи с Россией: полтора десятка русских потаенных священников, оставшихся без архиерея, были в 1974 г. приняты в общение. По просьбам из России в 1982 г. тайно был рукоположен архиерей, епископ Лазарь (Журбенко). В свое время этот процесс будет исторически описан в целом, здесь же следует отметить лишь одно: эта активность мыслилась как продолжение помощи верующим [1]«Архиерейский Собор (1923 г. — прот. Н. А.) на основании бывших суждений определяет: признать положение, что … Continue reading. Здесь не место размышлять о других возможностях и оценивать их. Выражу лишь свое мнение о том, что на деле произошло: именно таким путем Русская Зарубежная Церковь тогда 1) теснейшим образом познакомилась с реальными проблемами русской церковной жизни, 2) приняла эти проблемы в собственные недра, 3) вынуждена была решать их как свои внутрицерковные и, наконец, 4) была вовлечена в конфликты по сущности внутрироссийские, которые она отчасти усиливала, выявляя их, но при этом она оказывалась порой также полезным «громоотводом».

Готовность открыто и критически включиться из-за границы в российскую церковную жизнь вызвала ожесточение в Московской Патриархии. Все отрицательное, что было порождено этим противостоянием, следовало ради Церкви устранить. Но также ради Церкви нельзя было отказываться от того, что в свете свободы Церкви является естественным, оправданным и необходимым. Забегая вперед, отметим: благодаря Архиерейскому Собору Московского Патриархата в августе 2000 г. разрешились три принципиальных вопроса, которые Архиерейский Синод РПЦЗ поставил в ответе на официальное приглашение Московской Патриархии принять участие в юбилейных торжествах 1988 г. Согласно «Посланию Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей к пастырям и пастве Русской Православной Церкви» (1978), эти вопросы состояли в следующем: прославление Новомучеников, верное отношение Церкви к государству («сергианство») и к инославным («экуменизм») [2]«Послание Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей к пастырям и пастве Русской … Continue reading. Более десятилетия эти три вопроса возникали вновь и вновь, пока, наконец, встречный отклик Архиерейского Собора РПЦЗ от октября 2000 г. на принятые в Москве решения открыл двери для продолжения, а отчасти и воспроизведения того пути, которым шли ранее представители двух епархий — Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви — на территории объединенной Германии.

Так стало возможным приступить на высшем уровне и к четвертому поставленному в документе 1987 г. вопросу: о правильных канонических взаимоотношениях с Московским Патриархатом. «Актом о каноническом общении» он был окончательно решен. Обе стороны отказались от исключительности, признали друг друга как части единой Русской Православной Церкви. На подарочных панагиях и крестах выгравировано:

«В память о восстановлении канонического общения внутри Поместной Русской Православной Церкви, 4/17 мая 2007 года, г. Москва». И это слово «внутри» выражает суть проходивших в Германии в 1993—1997 гг. собеседований, осознававшихся участниками как внутрицерковные.

Начало диалога (1990–1992)

О возможностях и условиях официального диалога с Московским Патриархатом шла речь в определении Архиерейского Синода РПЦЗ [3]В п. 5 Определения сказано: «„Воззвание“ нас призывает к „открытому и честному диалогу“. На это мы должны … Continue reading от 30.11/13.12.1990 г. по поводу «Воззвания Архиерейского Собора Московс­кого Патриархата» (от 25—27 октября 1990 г.). Начатый в 1993 г. в Германии диалог не был совсем беспреце­дентным. Первый официальный диалог на уровне клириков имел место гораздо раньше. Идея появилась в «Комиссии по свободе совести» при Моссовете в июне 1991 г. Собеседование было проведено 16 августа 1991 г., за три дня до путча ГКЧП, в «Белом зале» Моссовета. В конференции, или «круглом столе», на тему «Де­кларация митрополита Сергия и ее последствия для Русской Церкви» участвовало около 15 клириков. Трое из них принадлежали к Русской Зарубежной Церкви, по меньшей мере, один недавно перешел из Московс­кого Патриархата в Зарубежную Церковь, а двое перешли позже. Мероприятие было открытым для публики (собралось более 100 человек). При открытии конференции присутствовало телевидение. Подчеркивалось, что собрание происходит по благословению Патриарха Алексия II и митрополита Виталия [4]ВГЕ. 1991. № 5. С. 12—15. Среди участников были такие клирики, как Иоанн Экономцев, Кирилл Сахаров, Александр … Continue reading.

Три дня спустя зарубежные участники этого «круглого стола» неожиданно для себя оказались в водово­роте переломных событий в России [5] Столица. 1991. № 3, спец. вып. См. также: ВГЕ. 1991. № 4. С. 13—14. , впрочем, как и те, кто из эмиграции приехал на «Конгресс соотечест­венников». Сразу после путча, в августе 1991 г., архиепископ Марк (Арндт) выступил с посланием «Свобода дана для обретения истины» [6] Издано отдельной листовкой в августе 1991 г. в Мюнхене. Опубликовано: ЦЖ. 1991. № 3—4. С. 25—28.; ВГЕ. 1991. № 5. С. 2—4. . Среди прочего в послании ставятся «точки над i» в наболевшем вопросе о покаянии. Устраняя односторонние и искажающие эту тему утверждения, архиепископ Марк подчеркивал, что покаяние должны принести все и что приносится оно перед Богом и Телом Христовым — Церковью. Не­трудно было понять, что здесь открывались двери для внутрицерковного диалога в перспективе подлинного духовного возрождения и выздоровления.

В подобном духе слова о диалоге прозвучали и в Послании Архиерейского Собора РПЦЗ от октября 1991 г.: «Необходимы частные беседы благоговейных чад Церкви — малых сих, понимающих, что возрож­дение веры и благочестия на родине, о котором теперь говорят и которого многие желают, должно начаться с духовного обновления нас самих, с покаяния и очищения нас от греховной нечистоты и самооправдания. ‘‘Чистые сердцем Бога узрят’’, т. е. чтобы познать Бога и жить в Нем, необходимо очистить мысли, чувства и саму жизнь. Таким очищением себя положим начало некоторому предсоборному взаимопониманию, уясне­нию ошибок и отклонений от Истины. После такой подготовки возможен будет свободный от всякой ‘‘ло­яльности’’ и вмешательства чужеродных сил и их влияния, Всероссийский Собор». Однако к возможности проведения диалога на официальном уровне тогда было высказано скептическое отношение. В Послании было сказано, что разделение «можно победить обменом мнений и опытом, но не у круглых столов, или в комиссиях на высшем уровне, где каждый будет стоять на своем» [7] ЦЖ. 1991. № 5–6. С. 3–5; ВГЕ. 1991. № 5. С. 2. .

К родившейся в том же июне 1991 г. идее клириков, подчиняющихся Константинополю, Архиеписко­пии Православных Русских Церквей в Западной Европе и Русской Зарубежной Церкви о возможной трех­сторонней встрече в Западной Европе, архиепископ «парижской юрисдикции» Георгий (Вагнер) отнесся дистанцированно. Протоиерей Ф. ван-дер-Воорт в связи с этим писал: «Наш владыка Георгий интереса или восторга не проявил. Он считает, что этот вопрос его юрисдикции не касается» [8] Письмо прот. Ф. ван-дер-Воорта иерею Н. Артемову от 07.09.1991. . (Интересно, что по отно­шению к воссоединению 17 мая 2007 г. в Париже проявилась точно та же позиция, уже при другом архиерее.) Иначе подошли в Лондоне. Митрополит Антоний Сурожский был «готов всячески содействовать этому на­чинанию». Он писал: «Лучше всего было бы устроить встречу до середины октября — 27. Х. Патриарх будет в Лондоне, и можно было бы с ним поделиться непосредственно мыслями» [9] Письмо митр. Антония (Блюма) прот. Ф. ван-дер-Воорту от 12.09.1991 (написано по старой орфографии). .

Митрополит Антоний назвал четырех лиц, которые «могли бы внести полезный вклад в переговоры». Диалог этот не относится к заданной теме и приходится опустить многие интересные его аспекты, но важ­но отметить, насколько в переписке организаторов и участников этой запланированной встречи клириков трех «юрисдикций», действующих параллельно в Западной Европе, проявляет себя осторожность подхода в вопросах организации даже самых «неформальных» встреч [10]Письмо прот. Федора ван-дер-Воорта, протоиерею Борису Бобринскому от 27.06.1991; письма иерея Николая Артемова … Continue reading. Несмотря на благословение августовской конференции в Москве, Архиерейский Синод РПЦЗ счел необходимым издать разъяснение, что никто не имеет права и не уполномочен вступать в «переговоры» от имени Русской Зарубежной Церкви [11] Письмо иерея Н. Артемова от 05.11.1991. . Как видим, августовская встреча клириков в Москве вызвала в определенных кругах РПЦЗ и самой России опасения и неудовольствие.

До приезда Патриарха Алексия в Лондон встречу организовать не удалось. Был составлен список тем и необходимых документов из истории и недавнего времени, которые будут поставлены на повестку дня. Цель была в откровенном диалоге выявить все претензии, которые разные стороны могут иметь друг к другу. Поэтому в письмах шла речь о том, что предварительно необходимо взаимное признание благодатного свя­щенства всех участников. Кроме того, требовалось полное доверие архиереев к посланным ими представи­телям, хотя последние и будут выступать исключительно как частные лица и мнения их могут отличаться от воззрений их архиереев. Как выразился один из организаторов, для плодотворного диалога «благословение или достаточное доверие наших архиереев» [12] Циркулярное письмо прот. Ф. ван-дер-Воорта от 30.10.1991. было получено. Обсуждались разные возможности мест прове­дения — Париж, Гаага, Брюссель, Германия. Наконец, 23—24 января 1992 г. встреча имела место в Дюссель­дорфе (Германия), в православном центре Верстенер Фельд (Werstener Feld) [13]Характерно для ситуации то, что находящийся в Дюссельдорфе архиерей Московской Патриархии, епископ Лонгин … Continue reading.

Встречу, на которую собралось восемь клириков, можно назвать успешной. Следующая встреча плани­ровалась в Сербском Православном Центре в г. Химмельстюр (Himmelsthbr) 10—11 сентября 1992 г. Однако эта встреча в последний момент была отложена. В декабре 1992 г. началось обсуждение, как подвигнуть архи­ереев принять участие в одной из предстоящих встреч или как оформить общую открытую конференцию по истории Русской Церкви и об ее современном положении [14] Циркулярное письмо прот. Ф. ван-дер-Воорта от 29.12.1992. . Неизвестно, какие последствия могла бы иметь трехсторонняя встреча с участием трех или четырех архиереев, которая имелась в виду, ибо «история не знает сослагательного наклонения». Но здесь уместно подчеркнуть существенную разницу между этой встречей и последующими собеседованиями в Германии: отсутствие архиереев на встрече в Дюссельдорфе и, наоборот, изначальное активное участие двух правящих архиереев в диалоге 1993—1997 гг.

Диалог неофициальный (1993)

К сожалению, в дальнейшем процесс стал идти медленнее. Протоиерей Федор ван-дер-Воорт, напри­мер, в январе 1993 г. уже выражал сомнение в возможности провести встречу в скором будущем. «До сих пор я не получил никакой реакции из Англии», — писал он [15] Письмо прот. Ф. ван-дер-Воорта иерею Н. Артемову от 27.01.1993. .

Препятствием для диалога стало новое решение Московской Патриархии, в январе 1993 г. поставившей в Германию второго «Берлинского и Германского» архиерея. В вопрос встреч и диалогов явно вторгался новый стратегический фактор, предположительно обусловленный отношениями Церкви и государства в России. Событие это было трудным для церковного восприятия. Как выяснилось позднее, этот шаг не одобряли мес­тные клирики Московского Патриархата, но услышаны не были. В ответ на этот шаг в «Вестнике Германской Епархии» было опубликовано Послание к пастве уже существующего архиепископа Берлинского и Герман­ского Марка [16] Боголюбивой пастве Германской епархии // ВГЕ. 1993. № 1. С. 8—9. . Его Русская Православная Епархия (Russische Orthodoxe Dzese des orthodoxen Bischofs von Berlin und Deutschland) была в 1926 г. преобразована из викарной в полноправную и признана государством корпорацией публичных прав в 1936 г. Этот статус подтверждался поземельно в послевоенной Германии. Права эти оспаривались советским режимом вместе с претензиями на церковное имущество.

Послание архиепископа Марка заканчивалось такими словами: «Надеемся скоро увидеть день освобож­дения Русской Церкви от оков, навязанных ей безбожной властью. Мы знаем, что в России среди верующего народа и честных пастырей есть многие и премногие здравомыслящие и по-настоящему церковные люди, не согласные с поступками продолжающих следовать путями лукавства. Надеемся, что верность Богу этих православных людей откроет в дальнейшем процессе освобождения Русской Церкви пути к истинному Все­российскому Собору, на котором можно будет подвести итоги и положить чистое начало для обновления жизни единой нашей многострадальной Церкви».

Резкость отповеди объясняется и тем, что — как сказано в примечании к тексту Послания — в Германии были ранее предприняты две попытки на основе подобия обозначений переписать церковное имущество на имя Московского Патриархата. Эти попытки не увенчались успехом, но такого сближения в наименовании главы епархии не было никогда, и это порождало опасения. Действительно, вскоре советская сторона (торг­предство) пыталась исследовать кадастровые записи без ведома и против желания собственника, что неза­конно. Ельцинская директива того времени гласила: возвращать все бывшее российское имущество, там, где это только возможно. В отношении Германской епархии РПЦЗ это касалось шести (с Копенгагеном — семи, с храмами «Владимирского братства» — девяти) храмов царского времени, от которых советское правитель­ство в 1930-е гг. отказалось. Вокруг этих храмов вспыхнула борьба — и это уже не в первый раз.

Однако резкая реакция архиепископа Марка тут же, в «Вестнике», смягчалась публикацией из «Совет­ской России» (31.12.1992) мыслей митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) о мнимом «расколе». Созвучно позициям Русской Зарубежной Церкви митрополит Иоанн писал: «Разделив­шись административно, Русская Церковь не утеряла своего духовного единства» [17] Боголюбивой пастве Германской Епархии // ВГЕ. 1993. № 1. С. 8—9. .

Весной 1993 г. созывался «Симпозиум православных и восточных церквей в Германии». Он состоялся 24—26 мая в «Евангелической академии» в г. Тутцинге под Мюнхеном. Как позже признавались устроители, они не считали возможным, чтобы представители Русской Зарубежной Церкви в сложившейся ситуации позволили себе участвовать в их мероприятии. Тем не менее Германскую епархию пригласили. А в Германс­кой епархии решили идти путем проявления своих позиций, избегая самоизоляции.

После заседаний пленума, в котором участвовали также и представители Евангелической Церкви и го­сударственных структур разных уровней, вечером и в удаленном от случайной публики уголке, высоко — под самой крышей — собрались почти все русские участники симпозиума. Каждый из них в предыдущие годы уже встречался, по крайней мере, с несколькими другими. В частности, пути архиереев, носящих теперь один и тот же титул «Берлинского и Германского», лет за 16 до этого уже пересекались, а именно в библиотеке Богословского института при университете в г. Эрлангене, где владыка Марк до монашества преподавал. В 1976 г., когда отец Марк был возведен в сан архимандрита, его собеседником стал русский иеромонах-аспи­рант Феофан (Галинский). Знали друг друга, прямо или косвенно, и остальные участники собрания. Поэто­му разговор был общим и откровенным. Совместно решили: надо позаботиться о дальнейших встречах для обсуждения современной ситуации и лучшего взаимопонимания.

Стремление к такому диалогу соответствовало мыслям, высказанным всего лишь неделей ранее в Пос­лании Архиерейского Собора РПЦЗ 1993 г.: «Мы видим в наши дни, в какой мере политические страсти спо­собны разделить русский народ. Эмиграция испытывала это в первые десятилетия своего существования за пределами родины. <…> Мы сознаем, что надо положить новое начало и ради этого искать новые пути. При этом никто из нас не смеет стать в позу судьи. Мы должны ознакомиться с извилистыми путями церковной жизни при небывалых условиях ХХ века, учиться на ошибках и падениях, как отдельных лиц, так и целых групп. <.> В наше время, когда в Россию нахлынули всевозможные отрицательные явления с Запада — от нравственного разврата до духовного в виде сектантских лжеучений — надо слить воедино разный опыт всех частей Русской Православной Церкви. В откровенном обсуждении мы должны подготовить почву для сво­бодного подлинного и плодотворного Всероссийского Собора. Наша задача не может заключаться в осужде­нии ближнего, а в поиске путей к обновлению Единой видимой Русской Православной Церкви» [18] ВГЕ. 1993. № 3. С. 2. Собор заседал в Лесненском монастыре под Парижем 4-17 мая 1993 г. .

В Германии существует большое количество разных учреждений для проведения семинаров и групповых встреч. Среди них — центры общественной деятельности Католической и Евангелической Церквей. В одном из таких учреждений, а именно в «Цинцендорфхаус» (Zinzendorfhaus) в г. Нойдитендорфе (Neudietendorf), ныне разросшемся до «Евангелической академии», 20—22.12.1993 г. состоялась первая встреча представите­лей двух епархий во главе с их архиереями. Место было выбрано между Берлином и Мюнхеном на террито­рии Восточной Германии — благо железный занавес пал, что тоже радовало и воспринималось символично. Восточногерманская обстановка была скромной, и это создавало уют. Встреча длилась, как и все остальные, два полных дня, причем совместно проводимые вечера и частные беседы за полночь были не менее важны­ми, чем рабочие дни.

Насколько это первое мероприятие такого рода было неформальным, видно из того, что не велось ни­какого протокола, не сохранилось и списка участников [19]На основании проведенного опроса удалось установить, что участниками собрания были: от РПЦЗ — архиепископ … Continue reading. Точную тематику опрошенные участники теперь воспроизвести уже не могут. Очевидно, что на первом месте стояло знакомство и общение по всем вопросам. В основном же, насколько помнится, речь шла о церковной практике, в частности о совершении таинств. Это и стало основной темой второго собеседования. Документы, которые удалось добыть, говорят лишь о том, что расходы были поделены между обеими епархиями [20]Факс архиеп. Марка в управление Цицендорфхаус от 23.12.1993. Все в дальнейшем цитируемые документы по делам … Continue reading. В завершение этой встречи и года 1993-го было вполне ясно: собеседования должны продолжаться.

Трудности диалога можно охарактеризовать двумя штрихами: по вопросу храма в Дрездене все эти годы шли суды. Там по окончании собеседований была даже подана «экспертиза», в которой Русская Зарубежная Церковь относилась к категории «не имеющих права называть себя далее православными и считать себя Церковью» [21] АГЕ. Д. Dresden 2. 12.1999-12.2001— Telefax an das Landgericht Dresden vom 27.01.1999. S. 19. . Участник же первого собеседования со стороны Московского Патриархата — протоиерей Фео­дор Повный, настоятель храма-памятника в Лейпциге, — на следующие собеседования не приглашался. Его вызвали в Патриархию по вопросу того, что он якобы ведет переговоры с целью передать восточно-германс­кие русские храмы в руки Зарубежной Церкви. В среде Русской Зарубежной Церкви имелся подобно резкий подход. Но при всем этом, стремление к диалогу постоянно существовало с обеих сторон.

Переход от диалога неофициального к официальному (1994—1995)

На свои первые собеседования, проводимые вместе с клириками, архиереи двух частей Русской Церкви в Германии поначалу не испросили благословения вышестоящих инстанций. Архиепископ Феофан (Галинский), вспоминая в 2007 г. о тех днях, отметил это применительно к первому собеседованию. Зарубежная сторона, как будет показано ниже, заручилась поддержкой Архиерейского Собора лишь к четвертому собе­седованию. На фоне всего вышесказанного это уже не должно удивлять. Было неизвестно, могут ли разви­ваться собеседования и к чему они приведут. Кроме того, тогда легко представить, какие трудности могли возникнуть, если бы о собеседованиях стало известно преждевременно. Все же этот формальный недостаток, обусловленный ситуацией, не должен вызывать сомнений в легитимности самих мероприятий. Согласно каноническому праву, архиерей в своих действиях в отношении к своей епархии и на ее территории вполне независим. Кроме того, и на это обращалось изначально внимание, речь шла не о переговорах, а исключи­тельно о собеседованиях.

Суть девяти встреч 1993—1997 гг. сводилась к тому, чтобы нащупать «общую платформу церковного мышления» [22] См. выше ответ Синода РПЦЗ на «Воззвание» Архиерейского Собора МП 1990 г. . В самом наименовании протоколов уже отображалась определенная церковная позиция вза­имного приятия: «Проект протокола второго собеседования между представителями Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей и Германской епархии Московского Патриархата» по принятии носит иное название: «Протокол второго собеседования священнослужителей Русской Православной Цер­кви (Московского Патриархата и Зарубежной Церкви) на территории Германской епархии». Иначе говоря, Русская Церковь здесь воспринимается как единая, и территория Германской епархии по существу одна. По всем вопросам изначально имелось множество неясностей, недоразумений, недопониманий, неверных истолкований и, наконец, предрассудков. По жизненной ситуации, даже при самом искреннем интересе и максимальной информированности, существовали (остаются и теперь) глубочайшие коренные различия, определяющие восприятие многих вопросов. Надо было научиться все это понимать, а для этого рассмот­реть и оценить эти многочисленные различия, определиться в открывшихся новых измерениях. А надежда состояла в том, что по ходу дела будут очищаться «авгиевы конюшни» советского периода разрозненности и, вместе с этим, новые нападения того же зловредного духа, что удастся разглядеть основы для коренного ус­транения нецерковных элементов во взаимоотношениях, что — в дальнейшей перспективе — придет конец сперва хотя бы злостной полемике, но потом и самому разделению.

К историческому фону относится то, что в 1992—1993 гг. целенаправленно и даже провокационно сме­шивали церковную позицию РПЦЗ с разными политическими устремлениями как национально-патрио­тическими («Память»), так и монархическими, и даже, в перспективе борьбы с Московской Патриархией, либерально-демократическими. Явление своеобразное, причем в той или иной форме оно и сейчас остается для Русской Церкви болезненной внутренней проблемой. На тему патриотизма и политики тогда приходи­лось делать особые заявления [23]Об Отечестве и о Церкви // ВГЕ. 1992. № 5. С. 8—12; Заявление митрополита Виталия, Первоиерарха Русской … Continue reading. В частности, Архиерейскому Собору РПЦЗ (4—17 мая 1993 г.) потребовалось повторное «четкое отмежевание от любой попытки связывать Церковь с какой бы то ни было политической или общественной организацией, подчеркивая, что Церковь должна стоять выше всех человеческих страстей» [24] ВГЕ. 1993. № 3. С. 19. . К тому времени внутри Русской Зарубежной Церкви назрели противоречия, которые означали суро­вую борьбу с некоторыми лицами, присоединившимися к РПЦЗ в России. Сказывались установки и поведе­ние ряда личностей и групп в России. При их попытках воздействия на РПЦЗ или даже использования ее в своих целях выявились глубокие различия в воззрениях на церковную и общественную жизнь как таковую, и лишь, в частности, на Московскую Патриархию. Последовало расслоение позиций и влияний в самой Рус­ской Зарубежной Церкви, включая ее российские структуры.

Постепенно как по отношению к Московской Патриархии, так и в обратном направлении из ее среды стали все назойливее употребляться такие боевые лозунги, как «раскол», «безблагодатность» и т. п. Накал противостояния возрастал не только в России, но и в зарубежье, где постепенно ширилось присутствие Мос­ковской Патриархии.

При всем своем нескрываемо критическом отношении к управленческим структурам Московской Пат­риархии, Германская епархия РПЦЗ твердо держалась экклезиологии новосвященномученика митрополита Кирилла (Смирнова). Поэтому такое развитие было для нее совершенно неприемлемым. Церковь остава­лась для нее единой. Резко отрицая проявления монопольных претензий с какой бы то ни было стороны, в Германской епархии утверждали правомочность пути Русской Зарубежной Церкви, но из этого выводили необходимость сближения всех церковных течений. Для этого требовалось выращивать церковное начало, а следовательно, исключать все, что навязано или навязывается Церкви извне.

Ради обретения общей церковной основы участники собеседований решили в самом начале их обра­титься к церковным таинствам и требам, а не к остро воспринимаемым церковно-историческим или связан­ным с ними церковно-политическим темам («сергианство», «экуменизм»). Последние затрагивались разве что в частных беседах, что тоже было полезно.

Вторая встреча проходила 28.02—02.03. 1994 г. в местечке Зельбиц (опять между Мюнхеном и Берлином, недалеко от бывшей границы раздела Германии, но с западной стороны) [25]Участники от РПЦЗ: Марк, архиепископ Берлинский и Германский; протоиерей Дмитрий Игнатьев (Франкфурт), иерей … Continue reading. Протокол свидетельствует о том, что удалось не только детально узнать практику совершения таинств и треб, но и найти общую почву, даже прийти к практическим заключениям. В протоколе отражено обсуждение крещения и соответствующей ка­техизации, миропомазание и прием в православие, исповедь, елеосвящение, брак, погребение. В заключе­ние обсуждалось положение русского православия в Германии и пастырские задачи — роль немецкого языка в богослужениях. Видно, что тогда в приходах немецкий фактор был гораздо сильнее, чем сегодня. Хотя учас­тники исключают скорую перспективу создания «Немецкой Православной Церкви», однако отмечают: «Для доброй половины язык общения — немецкий. Необходимость более широкого употребления немецкого языка в богослужении, проповеди и душепопечении налицо» (Протокол 2. С. 5).

Обозначилось согласие в пастырском восприятии. Например: «В Германии обеим ветвям Русского Пра­вославия следовало бы установить единую практику подготовки к Таинству Крещения и совершения его, чтобы люди не бегали из юрисдикции в юрисдикцию в поисках более легкого пути <…>, так как это ослаб­ляет церковную дисциплину <…>» (Проект протокола 2. С. 2). «Крайне желательно возвращение к практике полного погружения при крещении» (Протокол 2. С. 2). Обсуждалась практика епитимий. Отвергалась «об­щая исповедь». Отмечено различие в практике: РПЦЗ кремацию отвергает, МП допускает панихиду при ур­не. «Кремация получает и в Германии все большее распространение. Необходима согласованность по этому важному вопросу. Следует обратиться к властям с изъяснением православного воззрения на кремацию, как практики, не соответствующей православному погребальному обряду» (Проект протокола. С. 4—5). В прото­коле к словам о желательности общего заявления, содержащего православный взгляд на кремацию, добавле­но: «То, что в России была навязана иная практика — не аргумент против такого заявления, отображающего подлинно православную точку зрения (оно обратным порядком могло бы воздействовать и на российскую точку зрения)» (Протокол 2. С. 5). Вопрос «смешанных браков» в компетенции архиерея, который проводит предварительную беседу (Протокол 2. С. 3).

Заключение в Протоколе: «Цели на сегодняшний день в Германии: 1) сообщить нарождающемуся не­мецкому Православию укорененность в подлинно-православной традиции и жизненность, иначе неорга­ничные пути создания немецкого Православия приведут к нежелательным результатам (личной и групповой экзотике). 2) Согласованность в нашей пастырской практике с тем, чтобы прийти к единообразию нашей миссии в Германии. В частности, был поставлен вопрос организации общего православного действия в Гер­мании. Обсуждалась будущая деятельность ‘‘Православной Комиссии’’» (Протокол 2. С. 5).

Внесенные в проект поправки и дополнения окончательно преобразовали протокол, принятый по об­суждении на следующем собеседовании, в деловую запись с целевыми рекомендациями. Рукописные записи показывают, что множество обсужденных вопросов не было, ради краткости, отображено в протоколе. В детальном прохождении по всем пунктам практики и обоснований этой практики заключалась основная польза общения: выявилось единство в пастырском устремлении.

Успех первых двух собеседований позволил предусмотреть не только доклад архиепископа Марка «Ка­ноническое право. Общие принципы применяемости канонов и выводы отсюда для нашей практики», но и такую тему: «Экклезиология. Границы Церкви, подход к экуменизму».

На следующем, третьем заседании 22—24.06.1994 г. в городке Нойдитендорф [26]Вместо протоиерея Д. Игнатьева участвовал диакон Андрей Сикоев; вместо протоиерея В. Башкирова — иерей … Continue reading архиепископ Марк гово­рил о канонах как «инструменте введения в жизнь церковной Правды». Всесторонне была рассмотрена при­нципиальная и практическая сторона вопроса. В ходе обсуждения была поставлена тема разделений внутри Русской Церкви ХХ в. и возможность составления списка препятствий к единению. Но на этом фоне было уяснено, что «в исторической и политической церковной перспективе канонические, экклезиологические, догматические и пастырские аспекты переплетены» таким образом, что «на поверку может оказаться, что строго говоря канонических расхождений — нет» (Протокол 3. С. 4).

Обсуждались переходы священнослужителей, признание прещений, принятие из ересей и схизм. Дваж­ды возникал вопрос о «канонической корректности», например при переходе клириков и иных проблемах: «14. Консультация по каноническим вопросам. Было принято решение о необходимости консультации по ка­ноническим вопросам и оказании взаимного содействия при решении недоуменных вопросов» (Протокол 3. С. 12). Действительно, это стало постоянной практикой.

Обсуждался как феномен модернизма в Православных Поместных Церквах, так и «старый стиль», а в связи с этим и проблема «обновленчества». Русская Зарубежная Церковь в этот период имела каноническое общение со старостильными румынами, болгарами и греками (Киприановского Синода), что давало воз­можность интенсивного обмена информацией и выяснения на более широкой основе понятия «раскол». Последовали уточнения касательно временных решений в критические периоды церковной жизни (отход от активной церковной жизни, прекращение поминовения, отказ от евхаристического общения до Собора). Было выявлено, что понятия «каноничность» и «благодатность» не равнозначны. Обсуждалась перспекти­ва Собора и Предсоборного Собрания, условия при которых к таковым можно прийти. По ходу встречи происходил широкий обмен информацией о церковной современности — внутрироссийской, зарубежной и международной.

В связи с «аномалиями, порожденными советским периодом» (Протокол 3. С. 10) шла речь о 30-м Апос­тольском правиле и вообще об отношениях между Церковью и государством. Восприятие этого вопроса в Московской Патриархии и в Зарубежной Церкви, естественно, было различным. По этому поводу довольно обширно обсуждались методы действий и структура «Совета по делам религий». В начале 1992 г. в России появились основанные на архивных данных публикации о сотрудничестве церковных деятелей с органами госбезопасности. В этой связи Московская Патриархия образовала Комиссию. Поэтому на собеседованиях рассматривались общие параметры подобной работы и был привнесен новейший германский опыт, кото­рый ясно показывал, какая осторожность необходима в этом вопросе. Данная часть дискуссии в протоколе завершается словами: «Осмысление прошлого — залог здорового развития в будущем, и прошлое должно рассматриваться именно в этой перспективе. Собор 787 г. может служить примером примирительного от­ношения при ясном обозначении неправды. Выяснение церковной правды руководствуется пользой всех, в том числе и участвовавших в нарушении. Участники (собеседования. — прот. Н. А.) были согласны в том, что данная тема будет и в дальнейшем присутствовать в церковной жизни до окончательного разрешения ее на будущем Соборе, т. к. без разрешения этих принципиальных вопросов не состоится полноценного цер­ковного общения. Те, кто встанут рядом у престола перед лицом Божиим, должны знать, что они делают это с умиротворенной совестью. Было отмечено, что откровенное обсуждение поможет работе над этой темой в будущем» (Протокол 3. С. 11).

Все согласились, что тема «экуменизма» требует основательного исследования. Высказаны были лишь некоторые основные положения и уточнена постановка цели с утверждением темы следующей встречи: «Эrклезиология и экуменизм (отношение к другим Церквам и христианским обществам)» (Протокол 3. С. 12).

Впервые был поставлен вопрос обнародования собеседований в будущем и был сформулирован ряд пун­ктов, которые следовало бы высказать в таком документе. Один из них гласит: «Собеседования диктовались пастырской необходимостью и стремлением к укреплению Православия. Мы руководствуемся заботой о лю­дях, которые не понимают юридическую сторону нашего разделения. Памятуем, что цель — восстановление единства Русской Православной Церкви» (Протокол 3. С. 12).

Следующая, четвертая встреча была намечена на 21—23.09.1994 г. в местечке Зельбиц, но, очевидно, ввиду происходивших в ноябре и декабре Архиерейских Соборов обеих сторон [27] РПЦЗ: 22-30.11.1994. МП: 29.11.-04.12.1994. , была отложена на 20–22.12.1994 г. [28]Кроме архиереев участвовали — от РПЦЗ: протоиерей Д. Игнатьев, протоиерей Божидар Патрногич, иерей Н. … Continue reading.

После редакции и принятия протокола предыдущего собеседования каждый из архиереев сделал сооб­щение о том Соборе, на котором присутствовал. Это способствовало лучшему пониманию внутренней сто­роны дела. Хотя участников от Русской Зарубежной Церкви несколько разочаровало торможение в отноше­нии прославления всего сонма Новомучеников Российских и в вопросе «экуменизма» (выход из ВСЦ), были даны некоторые удовлетворительные объяснения этому положению. Также обсуждался вопрос «реабилита­ций» Новомучеников и ситуация с «перезахоронением останков Царской Семьи». Вообще о Новомучениках в ходе собеседований постоянно обменивались мнениями и информацией.

Архиепископ Марк по поводу Архиерейского Собора РПЦЗ 1994 г. лаконично сообщил о стремлении «упорядочить дела в России», что идет «постепенное выяснение сложности обстановки» (Протокол 4. С. 2). К возглавителю суздальской группировки Валентину (Русанцову) архиепископ Марк изначально относился крайне критически. Поначалу его отношение смягчалось верностью к старшим архиереям и заботой о це­лостности РПЦЗ. Но та же забота о целостности Русской Зарубежной Церкви и сохранении ее подлинных устоев определяла его дальнейший путь.

Второй раз Архиерейский Собор РПЦЗ собрался в Лесненском монастыре. Он был важной, хотя и не последней вехой в длительной борьбе против одной из попыток использовать Русскую Зарубежную Церковь (1990—1995 гг.). В этой борьбе, например, при проходившем в Мюнхене расширенном заседании Синода в июне 1992 г., архиепископ Марк как местный архиерей сумел не допустить сослужения и вообще служения в Мюнхене Валентина (Русанцова), числившегося тогда не только епископом Суздальским, но и членом Си­нода (с 24.10.1991 г.) [29] Расширенный Архиерейский Синод РПЦЗ заседал в монастыре преп. Иова Почаевского (Мюнхен) 24-27.06. 1992 (ВГЕ. 1992. № 4). . Борьба эта привела к отделению суздальской группы от РПЦЗ. Отошел и архиепископ Лазарь (Журбенко). Но затем с его помощью в Суздале были совершены незаконные епископские хирото­нии. Впоследствии, правда, один из рукоположенных — Агафангел (Пашковский) — через покаяние был принят в архиерейском сане. Разрыв же с суздальской группой стал окончательным.

4/17 ноября 1994 г. Епархиальный съезд Германской епархии обратился к этому Архиерейскому Собо­ру за благословением по поводу собеседований, но сделал это осторожно. «Священнослужители и миряне наших приходов, — говорилось в обращении, — собравшиеся на Епархиальное Собрание постоянно и уже много лет непосредственно и ежедневно соприкасаются с людьми из России, сами ездят туда.

Мы видим проблемы и боль измученной России. Мы вынуждены отвечать на них, решать эти проблемы или хотя бы обсуждать их с теми, кто встречается нам. Среди этих людей издавна встречаются и священнос­лужители той части Русской Церкви, которая находится в подчинении Московской Патриархии. Поэтому мы просим Архиерейский Собор о благословении нас с нашим архиереем — архиепископом Марком Берлинс­ким и Германским и Великобританским — откликаться на эти вопросы в том духе, который был выражен в Посланиях Архиерейских Соборов 1992 и 1993 гг. Мы согласны в том, что наш опыт собеседований отвечает непосредственной нужде русского верующего народа, и просим Вашего соборного благословения развить их, систематизировать их результаты и предложить Архиерейскому Синоду и Собору Русской Зарубежной Церкви для дальнейших выводов. Первой целью этих встреч должна быть проповедь и защита предания наших Отцов и подвига свв. Новомучеников и исповедников. Эта духовная задача включает в себя выясне­ние канонических и догматических вопросов и представляется нам как ответственность нашей Зарубежной Церкви в отношении Русской Церкви как единого целого».

В зависимости от обстоятельств архиепископ Марк должен был Собору устно разъяснить это обраще­ние. На четвертом собеседовании он сообщил, что благословение получено и что отзвук его имеется в Пос­лании Собора.

Действительно, Послание Собора в Лесненском монастыре полностью посвящено пройденному пути и отношениям с Московской Патриархией и «собеседования» занимают в нем центральное место. В Пос­лании отмечено получение Собором обращений от самых разных сторон. Согласно «Вестнику Германской епархии», «в них высказаны различные и зачастую совершенно противоположные мнения — причем разные стороны оказались примерно одинаковыми по численности» [30] ВГЕ. 1994. № 6. С. 3. . С одной стороны, были требующие скорей­шего объединения с «Матерью-Церковью» (отождествление этого понятия с администрацией Московской Патриархии было для Русской Зарубежной Церкви неприемлемым), а с другой — радикально отрицающие возможность сближения и диалога [31]Отделившиеся архиереи Лазарь и Валентин, естественно, не были допущены на Собор, но имели беседу с … Continue reading.

На пути Русской Зарубежной Церкви в этот период было немало трепетных, критических моментов и исход собеседований оставался неизвестным до последнего момента. В тот момент было неизвестно и то, как отнесется к собеседованиям Лесненский Собор. Важно, что в конце концов, в Послании Лесненского Собо­ра была подтверждено Послание 1993 г. и та точка зрения, на которой строились собеседования в Германской епархии: Русская Зарубежная Церковь — при сохранении своих принципиальных позиций — должна быть открыта ко всем частям Русской Церкви.

«Полагаем, — говорится в Послании, — что пришло время искать живого общения со всеми частями Единой Русской Православной Церкви, разрозненными в силу исторических обстоятельств. При этом не может быть речи об объединении или подчинении нас Московской Патриархии, но пока лишь об улучше­нии отношений. В честных собеседованиях, начинаемых без предрассудков и взаимных упреков, мы долж­ны стремиться к пониманию и осуществлению предания наших Отцов и подвига Святых Новомучеников и Исповедников Российских. Со всеми, кому дорога унаследованная нами православная сокровищница, мы готовы выяснить канонические и догматические вопросы, создавшие разрыв между разными частями Рус­ской Церкви как единого целого. Целью таких собеседований не может являться компромисс между истиной и ложью <…> все мы несем ответственность за нешвенный хитон Единой Русской Церкви, и только из этого источника можем черпать силы для несения христианского подвига в современном мире». Далее обличается неправда в понятиях касательно отношений Церкви и государства, а также в экуменической деятельности (как «нечестного общения с инославными»). Наконец сказано: «Но одновременно мы радуемся тому, что в той же Патриархии выявляются здоровые силы. <.> Не громкими заявлениями, а кропотливой и терпели­вой, и, может быть, даже долгой, работой мы должны подготовить путь к Всероссийскому Собору, в котором могут участвовать только здоровые силы, обладающие способностью отличать истину от лжи. Тогда лишь, с Божией помощью, он сможет послужить основой для восстановления на Руси истинного Православия, исповедуемого всеми нами едиными устами и единым сердцем» [32] ВГЕ. 1994. № 6. С. 4–5. .

Таким образом собеседования, проводимые в Германии, получили соборную основу с обеих сторон. На Соборе в Москве архиепископа Феофана в частных беседах уже спрашивали, как развивается диалог.

Четвертое собеседование имело ключевой темой вопрос о границах Церкви. Доклад протоиерея Влади­мира Иванова (МП) был посвящен истории российских воззрений на данный вопрос. Протоиерей Димит­рий Игнатьев (РПЦЗ) обратился к «экуменизму», описывая разные позиции православных. Поскольку про­тоиерей Владимир Иванов лично был на Канберрской Ассамблее ВСЦ, он мог поделиться опытом и расска­зывал о том, как Московский Патриархат протестовал против неприемлемых проявлений «экуменизма».

Архиепископу Марку, в свою очередь, пришлось объяснять выражение, употребленное в Послании Ар­хиерейского Собора 1994 г.: «…отступление от Православия в виде чрезмерного увлечения экуменизмом» (в протоколе речь о «неразумном увлечении экуменизмом»). Обоюдное недовольство различными форму­лировками, в то время привычно употреблявшимися, приводило к довольно резким высказываниям и пре­тензиям. «Теорию ветвей», против которой была направлена анафема Русской Зарубежной Церкви 1983 г., однако, не исповедовал никто. Германская епархия в составе РПЦЗ всегда имела трезво-практический под­ход к инославным. Это сказалось в дискуссии, которая если и была в отдельные моменты резкой, то скорее из-за личных темпераментов. Протоиерей Д. Игнатьев подчеркивал: «Если бы я считал, что Московская Патриархия идет в ересь, то я не желал бы объединения. Но я желаю его, и поэтому скорблю о некоторых высказываниях, неудачных выражениях». По существу, речь шла о границах практики общения с инослав­ными и о небезопасной двойственности экуменической терминологии. Был признан «феномен двоемыслия в экуменических документах». Но в итоге участники согласились, что они «еще только подошли к теме»: «Столкнувшись с большим различием воззрений и оценок, они, однако, не сочли возможным сделать окон­чательный вывод о непреодолимости противоположных позиций» (Протокол 4. С. 6). В сегодняшней перс­пективе ясно, что на собеседованиях выявлялась необходимость того подхода, который развиваясь с годами, в конце концов возобладал. Этот здоровый подход был выражен в документе об отношении к инославным Архиерейского Собора 2000 г., а затем и в документе встречных Комиссий, готовивших «Акт о каноническом общении».

Все описываемые встречи от первого до последнего дня именовались «собеседованиями», а не «пере­говорами». Всем участникам было ясно, что собеседования происходят на епархиальном уровне. Мандата от вышестоящих инстанций не было, и официальным этот диалог не стал. Он даже остался в значитель­ной степени незамеченным. Если в Московской Патриархии за ним, наверное, наблюдали, то в Зарубежной Церкви, видимо, были даже архиереи, которые, несмотря на соборное Послание, не придали этому вопросу особого значения. Тревожить их и тем более широкую общественность не было причин. Да и слишком чувс­твительной была тематика, о которой вскоре пошел разговор.

«Экуменизм» и «сергианство» (1995—1997)

В Зельбице 19–21.06. 1995 г. проходила пятая встреча [33]Кроме архиереев, участвовали: от РПЦЗ — протоиерей Д. Игнатьев, иерей Н. Артемов, иеродиакон Евфимий … Continue reading. После редакции и принятия протокола была продолжена тема «экуменизма». Обсуждались различия подходов к нему в теории и практике двух частей Русской Церкви. В результате, по предложению епископа Феофана, был составлен запрос к Московской стороне по поводу смущающих сторон экуменической деятельности представителей Московской Патриар­хии, в особенности на Западе. Ответ был представлен на следующем, шестом собеседовании.

Протоиерей В. Иванов прочел доклад о русском богословском наследии «Развитие богословской мысли конца XIX и начала XX века». Обсуждалась тема «софиологии». Обмен мнениями ограничился согласным выяснением ряда исторических фактов по теме доклада без каких-либо противостояний и было лишь отме­чено, что вопрос творчества таких авторов, как Н. Бердяев, священник П. Флоренский, протоиерей С. Бул­гаков и др., «способствует нагреванию страстей между ‘‘либералами’’ и ‘‘традиционалистами’’» (Прото­кол 5. С. 4).

К новой, исторической тематике перешли на основе статьи священника Владислава Цыпина «К вопросу о границах Церкви» [34] Богословские труды. Юбилейный сборник: 300 лет МДА. М., 1986. С. 193—225, особенно С. 215—222. , говорили и о статье митрополита Сергия (Страгородского) «Отношение Церкви Хрис­товой к отделившимся от нее обществам» [35] ЖМП. 1931. № 1–3. . Для всех участников собеседований оказался неприемлемым тезис об «одной монолитной Евхаристии», как его развивал митрополит Сергий. Затем речь шла об истори­ческих перспективах Русской Церкви в ХХ в., о методологии и тематике следующих встреч. Определен был круг вопросов — время и деятельность святого Патриарха Тихона, путь к «Декларации лояльности» 1927 г., церковное устройство в связи с Указом № 362 от 7/20 ноября 1920 г., отношение к церковному зарубежью, пути митрополитов Петра (Полянского) и Сергия (Страгородского), вопрос местоблюстительских прав. За этим стоял общий, тревожащий вопрос «о монопольном подходе к Русской Церкви», который присутствовал в обеих частях ее в разных вариантах. По вопросу об отношениях Церкви к гражданской власти было предло­жено рассмотреть ближайшим образом ссылки на Священное Писание, а также мысли апологетов и святых Отцов Церкви. Участники были согласны в том, что следует «стремиться к максимально профессионально­му уровню и открыть путь к расширению круга участников, привлекая компетентных лиц» (Протокол 5. С. 5—6). Кроме того, епископ Феофан обратил общее внимание «на необходимость обдумать возможные формы единения разных частей Русской Церкви» (Протокол 5. С. 3). В среде же участников из Зарубежной Церкви возник вопрос, когда и как можно было бы перенести эти собеседования в Россию и на более офи­циальный уровень.

На шестом собеседовании [36]Кроме архиереев, участники: от РПЦЗ — иерей Н. Артемов, иерей И. Лимбергер, диакон А. Сикоев; от МП — … Continue reading 20—22.12. 1995 г. в местечке Найла (Naila), вблизи от бывшей восточногерман­ской границы, был прочитан полученный из Москвы «Меморандум по вопросам, связанным с нашим учас­тием в экуменической деятельности» с четырьмя приложениями. Представители Зарубежной Церкви были разочарованы уклончивостью документов в ряде вопросов. Один из ответов, однако, был оценен настолько положительно, что предлагалось его опубликовать. В ответе ясно говорилось о недопустимости некоторых случаев обращения с инославными в либерально-экуменическом духе. Другой ответ, где была речь о призна­нии таинств у католиков, вызвал критику, равно как и защита выражения «церкви-сестры». Было отмечено, что в целом Московский Патриархат строит свои отношения с инославными на положении, соответствую­щем XIX в. После обширной и плодотворной дискуссии было записано: «Достигли согласия в том, что насле­дие Русской Церкви нуждается в корректировке согласно сегодняшней ситуации <…> следует вырабатывать норму на будущее из опыта в сторону устрожения подхода, но без излишних крайностей. Совместные молит­венные действия следует избегать. Было внесено предложение создать нормативный документ, обозначаю­щий границу, т. е. чего допускать не следует» (Протокол 6. С. 3). Как уже было отмечено выше, Архиерейский Собор Московского Патриархата в 2000 г. определил норму, которая оказалась приемлемой для РПЦЗ.

Если в обсуждении стороны опять коснулись использования слова «раскол», то теперь в связи с парал­лельными приходами в России под омофором Зарубежной Церкви. Заодно развивалась тема «иностранных миссионеров» и перспектив борьбы с ними на фоне имеющейся экуменической практики, вопрос униатс­тва, политики Католической Церкви и Константинопольского Патриархата.

Затем стороны обратились к истории Русской Церкви и к вопросу об отношениях Церкви и государс­тва. Эта тематика вместе с вопросом о прославлении Новомучеников Российских занимала с того момента основное место в рассуждениях при поиске общих церковных подходов. Но сперва выявлялись различия. Прибывшим из Москвы протоиереем Владиславом Цыпиным был прочитан доклад «Святой Патриарх Ти­хон и его преемники». Священник Николай Артемов на тему о переломе в деятельности Святейшего Патри­арха Тихона сделал ответное сообщение. Дальнейшее обсуждение занимает в протоколе целых пять страниц, прежде чем перешли на рассмотрение писем Местоблюстителя, митрополита Петра (Полянского) и отсюда реакции Церкви на «Декларацию лояльности», в том числе «Окружное Послание Архиерейского Собора РП- ЦЗ 1927 года». Различие в восприятии «Декларации» в двух частях Русской Церкви составляло другую часть дискуссии, завершившуюся разбором судеб эмиграции, с особой темой Второй мировой войны и ее последс­твий — сложного феномена «советского патриотизма», прописанного уже в «Декларации». Объемное обсуж­дение завершилось итогом, что «сейчас нет нужды далее оправдывать вынужденные шаги как единствен­ный путь, спасающий Церковь. Тревожит неясность значения, каковую имеет Декларация в сегодняшней Русской Церкви <…> следует глубже уяснить себе, что такое советская власть как духовный феномен. <…> нельзя рассматривать Декларацию и пр. как руководство к действию. Ключ к нашей истории — выяснение принципиального вопроса: каково святоотеческое отношение к мирской власти» (Протокол 6. С. 18).

На тему «Церковь и светская власть» читал доклад священник Николай Артемов на седьмом собеседова­нии, проходившем 15–17.05. 1996 г. в Найла при почти том же составе участников [37] Протоиерей Д. Игнатьев заменил иерея И. Лимбергера. . Кроме того, участникам собеседования была роздана брошюра архимандрита Иустина (Поповича) «Церковь и власть», а также пуб­ликовавшиеся в разное время статьи из «Вестника Германской Епархии» об отношении мучеников, апологе­тов и Святых Отцов к мирской власти [38] Среди них: «О Церкви и власти — по свят. Иоанну Златоусту»// ВГЕ. 1993. № 1. С. 12—14. . Протоиерей Владислав Цыпин, в свою очередь, прочел доклад «Цер­ковь и власть — пути компромисса». Из обоих выступлений участники старались создать для себя целостную картину.

Седьмая встреча была в основном продолжением и углублением предыдущей. Протоиерей Димитрий Игнатьев представил доклад «Об экуменизме». В ходе обсуждения прояснилось, что ситуация стала менять­ся. «Архиеп[ископ]. Феофан предложил Владыке Марку приехать в Россию на Собор и изложить перед всеми свою озабоченность». Далее он сказал: «Если Богословская Комиссия даст нам свои документы, то станет ясным, что в вопросе экуменизма — мы единомысленны. Она же и предложила выйти из ВСЦ» (Протокол 7. С. 8). Данное предложение, как оказалось, было потом смягчено, но информация о нем наглядно показала, что каждая сторона в опасности — смотря лишь извне — неверно толковать происходящее внутри другой части Русской Церкви. Это выяснение послужило важным уроком. Таким же уроком, только с другой сто­роны, было острое восприятие представителей Московского Патриархата одной публикации в «Вестнике Германской Епархии» (№ 2 за 1996 г.). Речь шла о «круглом столе», на котором откровенно обсуждались отношения Русской Зарубежной Церкви и Московского Патриархата и говорилось о собеседованиях в Гер­мании. «Круглый стол» проходил в рамках «Православного съезда» в Мюнхене в конце декабря 1995 г. В нем участвовал епископ Будимский (Сербская Православная Церковь) Даниил (Крстич). Целью этого обсужде­ния было шире осветить и укоренить в сознании паствы Русской Зарубежной Церкви факт собеседований, а также внутрицерковно (для самой РПЦЗ) продвинуть осознание их необходимости, равно как и показать принципиальные позиции представителей РПЦЗ. Причина чувствительной реакции другой стороны диалога заключалась в том, что некоторые высказывания, нацеленные на слушателей одной среды, вызывали совсем иную реакцию и иное понимание в среде другой. Теперь в диалоге, по выяснении контекста, обостренные чувства были умиротворены. Такие моменты проявлялись в течение собеседований вновь и вновь, и это, не­сомненно, составляло положительный опыт. Во всех вопросах удавалось, с одной стороны, уточнять смысл и контекст высказываний, а с другой — усмотреть широту спектра мнений, свойственную всякой большой Церкви.

Глубочайшее впечатление произвело покаянное обращение Патриарха Алексия II к немцам о том, что у них — в силу прихода советской власти — один тоталитаризм сменился другим. Реакция на это непредвиден­ное высказывание с русской стороны как официальных инстанций, так и СМИ, тоже заставляла задуматься. Пусть и при такой негативной реакции извне, слово Святейшего было проявлением определенной незави­симости Церкви, которой, с точки зрения Русской Зарубежной Церкви, часто недоставало. Именно на этом собеседовании касались проблематичного отношения РПЦЗ к выборам Патриархов в Советской России, и в целом законности высшей церковной власти. Естественно, вопрос не решался, но намечались контуры его положительного решения (Протокол 7. С. 5).

Обсуждалась история и современная ситуация «катакомбной Церкви», историческая связь РПЦЗ с ней. Но тему катакомб и параллельных приходов решили отложить. Для продолжения исторической тематики была избрана переписка митрополита Сергия (Страгородского) с митрополитом Кириллом (Смирновым) и отношений Московской Патриархии с Зарубежной Церковью 1920—1934 гг.

Следует отметить, что именно на седьмом собеседовании решили составить общий документ, чтобы луч­ше понять суть своих позиций в работе над ним. Документ «не для публикации» занимает неполные две стра­ницы и посвящен отношению к гонениям, Новомученикам и «Декларации», к словам Священного Писания (Рим. 13. 1—5): «несть власть, аще не от Бога» и т. д. Было установлено различение власти «благословенной» от «попущенной» за грехи. В документе просвечивает обнадеживающая общность позиций: «Мы дерзаем утверждать, что есть основа для дальнейшего созидания церковного Тела сообща. Внешние формы такого созидания определить следует уже соборно, тем более что апостольское преемство рукоположений и дейс­твительность таинств не под вопросом. В настоящее время не видится неустранимых преград для восста­новления полного канонического и евхаристического общения между нами. Этот шаг, однако, должен быть канонически правомерным и в нравственном отношении достойным. При этом никто не призван усваивать себе положение судьи. Не должна идти речь о ‘‘покаянии Церкви’’, но о нашем покаянии перед Христовой Церковью. И покаяние — не просто чувство, но содержит новое начало: отвержение лжи и приятие от Бога дара Истины» [39]«О собеседованиях двух частей Русской Православной Церкви (Московского Патриархата и Русской Зарубежной … Continue reading.

В этом общем документе было сказано: «Обсуждаемые и пререкаемые заявления отошли в прошлое, они не связывают нас ни сегодня, ни в будущем. Оценка этих документов, равно как оценка деятельности иерар­хов ХХ века — дело историков Церкви» (С. 1). Однако на восьмом собеседовании была продолжена работа над историческими документами. Тот же подход был осуществлен позже, но на профессиональном уровне, двумя конференциями по истории Русской Церкви, проводимым в Сэнтендре (Венгрия) и Москве в 2001— 2002 гг. соответственно резолюции Архиерейского Собора РПЦЗ октября 2000 г., т. е. когда «лед тронулся». Эти конференции в значительной степени выросли из духа собеседований в Германии и проделанной здесь конкретной работы.

Восьмое собеседование имело место в Берлине 15—16.10. 1996 г. сперва в квартире при домовом храме РПЦЗ на Кульмбахерштрассе (Kulmbacherstr. 6, Berlin-Wilmersdorf), а на следующий день в церковном доме Московского Патриархата в Карлсхорсте, в Восточном Берлине [40]Состав опять тот же, но со стороны РПЦЗ диакона А. Сикоева заменяет иерей И. Лимбергер, а со стороны МП … Continue reading.

Невозможно передать ширину и глубину дискуссии, возникшей в связи с перепиской двух ярких лич­ностей русской церковной истории — митрополитов Кирилла и Сергия. На первом этапе дискуссий стало возможным подвести такой итог: «Было согласие в том, что требуется уяснять себе дальше, как соотносятся друг к другу два уровня соборности — административный и духовный.

Было обозначено, что цель собеседований в том, чтобы выяснить, какими путями мы пришли к сегод­няшнему состоянию и как сегодня должны или можем реагировать.

«По мнению архиеп[ископа] Феофана, было выяснено в достаточной мере, почему верующие, находя­щиеся на Западе, не могли принять этих путей, да и в России они многим были и всегда оставались непри­емлемыми. Но остается неясным вопрос, в чем именно заключалось извращение, что такое эта пресловутая “ложь” в Церкви. Архиеп[ископ] Марк отвечал, что невозможно сейчас в воскресной школе учить, что не­обходимо сотрудничать с безбожной властью. И даже если Церковь в истории шла разными путями, то все же недопустимо из этого исторического аспекта делать нравственный императив (как это, по его мнению, делают апологеты митр[ополита] Сергия в нынешнем ЖМП)» (Протокол 8. С. 3).

Во второй части собеседования читались рефераты протоиереем В. Цыпиным и священником И. Лимбергером. Рассматривалась разница подходов митрополита Сергия (Страгородского) и его критиков — в пер­вую очередь митрополита Кирилла (Смирнова), но также и Соловецких епископов. «Архиепископ Феофан подтвердил, что мы имеем дело с двумя совершенно разными способами мышления: ‘‘Митрополит Кирилл мыслит открыто’’» (Протокол 8. С. 8).

Все более ясные контуры стала принимать тема восприятия языка и роли слова. Двойственность, об­суждавшаяся ранее по поводу «экуменизма» и порождаемых этой практикой «смущениями» и «соблазнами», рассматривалась теперь в отношении тоталитарных систем: Церковь и власть, нарушение межчеловеческого общения в тоталитарных системах.

Глубокая и очень открытая дискуссия показала, как далеко могут расходиться оценки выражений, сти­листики, да и вообще слова как такового. Стало ясным, насколько официоз и другие, связанные с этим, выражения, слова и дела, различно воспринимаются даже и внутри того же общества на разных уровнях или в разных ситуациях. Если одни считают какие-то части текстов или стороны поступков достаточно пустыми, незначительными, «шелухой», «отпиской» и т. д., то другие видят в них небезопасный подтекст, третьи же могут (наивно?) принимать их всерьез. Оценить действительные результаты столь многообразной слагаемой (даже и в одном и том же человеке) непросто. Даже если во время собеседования каждая сторона, исходя из своего жизненного и церковного опыта, проявляла общие позиции, то особый интерес теперь заключался в том, что и внутри каждой стороны начали возникать различные точки зрения. Не в последнюю очередь это произошло после того, как архиепископ Марк (заметивший в какой-то момент в разговоре некоторую монополизацию активности) настоятельно выразил желание, «чтобы и другие представители Московской патриархии высказывались» (Протокол 8. С. 5). Таким образом в обсуждении стали раскрываться дополни­тельные творческие аспекты.

Но в связи с темой «различных оценок слова» следует отметить и присутствие «самоцензуры». Один из российских участников в 2008 г. поделился тем, как он — при всей свободе дискуссий и симпатии к собесед­никам — мучительно ощущал свое, приобретенное в «советском прошлом» опасение за каждое слово («как бы не повредить»). За открытостью общения, как оказалось, обе стороны, каждая в своей мере, были отягче­ны неснятыми еще барьерами прошлого и необходимостью учитывать современные им реалии…

В первую очередь встречи открывали новые пути видения всецелой Русской Церкви, появилась некая общая точка зрения — общевнутрицерковная. «Обсуждалось различие восприятия в разных епархиях как Московского Патриархата, так и Зарубежной Церкви» (Протокол 8. С. 12). Было отмечено, что каждая сто­рона далека от того, чтобы отдельные выражения и мысли приписывать всей другой части Русской Церкви. Воспринимая многообразие мнений и оценок и здесь и там, стороны значительно сблизились — единство Русской Церкви здесь становилось осязательной реальностью. Стало ясным как день, что взаимопризнание — естественно, а исключительный подход (например, изгнание «за ограду Матери-Церкви» не покорив­шихся центральному управлению) навязан Церкви чуждыми ей обстоятельствами и должен отмереть так же, как радикальная аргументация «или… или».

Архиепископ Феофан мог сказать: «Аргументация вокруг “Декларации” в историческом плане исчер­пана, имеется понимание <…> Следует составить список пунктов, которые неприемлемы, и тогда можно сделать следующий качественный шаг» (Протокол 8. С. 6). Позже он посоветовал учитывать, что интерес в РПЦЗ к «Декларации», столь понятный и обусловленный ее историческим путем, может в современной российской реальности быть неверно понят архиерейским составом Московского Патриархата (Протокол 8. С. 11).

Решено было составить два документа: 1) О переписке митрополита Кирилла (Смирнова) и митрополи­та Сергия (Страгородского); 2) О «Декларации лояльности». Они были впоследствии опубликованы в немец­коязычном журнале Берлинской епархии (МП) «Stimme der Orthodoxie» («Голос Православия») [41] Stimme der Orthodoxie. 1996. № 4. С. 19-20. . Из публи­кации не было ясно, что это два согласованных текста, отсутствовали кавычки и т. д. Это можно объяснить тем, что у первого документа (О переписке.) не было заглавия. Была попытка координации с целью опуб­ликования документов в «Вестнике Германской Епархии» (имеется факс, но неизвестен ответ). В результате эти тексты так и не были опубликованы по-русски.

Объяснение такого воздержания со стороны РПЦЗ, независимо от внешних обстоятельств, может быть чисто психологическим: в отличие от цитированного выше документа «не для публикации» седьмого собесе­дования (Найла 16—17.05.1996), у некоторых представителей РПЦЗ в данном случае осталось острое чувство неудовлетворенности. Новые два текста по ходу работы над ними выхолащивались. Вследствие недосказан­ностей они не только не представляли особого интереса с точки зрения РПЦЗ, но могли быть в такой форме даже опасными, могли вызвать в собственной среде возмущение. И хотя формальных возражений к публика­ции документов не было, отсутствовала потребность таковой, ввиду их недоработанности. Стоя лишь у исто­ков некой новой динамики, «выйти на люди» оказалось не столь простым делом, как изначально казалось.

Стоит отметить еще одну деталь, проявившуюся в самом конце собеседования: архиепископ Феофан в связи с дальнейшими темами задал вопрос о «пророческом голосе Церкви» в социальной сфере. Можно предположить здесь отголосок той работы, которая тогда велась в Москве над «Социальной концепцией». В этом документе обретается снятие проблемы «сергианства», и это сильно повлияло на последовавший в 2000 г. сдвиг в отношениях между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью. Возможно, что обсуждения при собеседованиях в Германии, а может быть, и приготовленные здесь тексты воздейство­вали на размышления в Москве. Но если бы это было не так, то тем более в этом можно усмотреть согласное церковное развитие обеих сторон навстречу друг другу. При такой положительной перспективе возникает, однако, другой вопрос: почему же тогда не была возможной общая работа? Она могла бы годами раньше привести к воссоединению и совместному празднованию прославления святых Новомучеников! На это при­ходится ответить: тогда еще не созрело время — причем с обеих сторон.

Кризис 1997 г. и определение пути

Над всей этой инициативой уже сгущались суровые «грозовые тучи». Правда, сперва сквозь них еще пробился «лучик света»: в январе 1997 г. при встрече в Дрездене оба архиерея подписали «Соглашение» по вопросу имущества и пользования храмом в Дрездене, вокруг которого шел юридический спор. В «Соглаше­нии» сохранялись права собственника за РПЦЗ и права пользования за приходом Московского Патриарха­та. По замыслу оно должно было положить конец всем судебным тяжбам (есть надежда на их окончание в 2008 г.!).

Отметим: владыка Марк 12 февраля 1995 г., в год 700-летия обретения иконы Курской-Коренной Бого­матери, служил перед чудотворным образом молебен в Берлинском соборе Московского Патриархата — вла­дыка Феофан не присутствовал, берлинский клир Московского Патриархата присутствовал в полном соста­ве, но не сослужил на молебне. По «Соглашению» германский архиерей РПЦЗ мог служить в Дрезденском храме после соответствующего предупреждения и согласования. Это имело место в 1997 г. дважды. Но ввиду обстановки того времени «Соглашение» действовало «со скрипом» лишь около года и затем было вынужден­ным образом разорвано. Объяснение того, почему «Соглашение» больше не действительно, обретается, как ни странно, именно в том же номере «Вестника Германской Епархии», в котором был опубликован совмес­тный документ —«Заявление» девятого собеседования, проходившего в Найла 14—16.12. 1997 г. [42]Участники, кроме архиереев: РПЦЗ — прот. Д. Игнатьев, иерей Н. Артемов, иерей И. Лимбергер; МП — прот. М. … Continue reading, в котором выражалось глубокое согласие по основным пунктам церковного диалога. На «Заявлении» четырехлетний плодотворный диалог также вынужденным образом оборвался. «Заявление» вызвало самые разные отклики, а кое-где и бурю возмущения.

К предыстории: 5 июля 1997 г. единственный христианский монастырь в г. Хевроне (на Святой Земле) был захвачен вооруженными силами Палестинской автономии по приказу Яссира Арафата, изъят у Русской Зарубежной Церкви и передан как подарок Московской Патриархии. Акт насилия, при котором присутство­вали представители Московской Патриархии, поразил православную русскую диаспору, тесно связанную десятилетиями паломничеств со Святой Землей и ее святынями. Не следует забывать и того, что уже прежде, 50 лет раньше (в 1948 г.) теми же методами, с изгнанием монашествующих отнималось церковное имущество у РПЦЗ в Израиле.

Естественно, эти действия были в России торжествующе озвучены как возвращение имущества в рус­ские руки (на эту кампанию в Русской Зарубежной Церкви разводили руками: «А мы кто?»). Рассказ о свя­занных с этим до и после происшествиях чает своего историка [43]По случаю посещения Святой Земли Патриархом Алексием II Синод РПЦЗ на запрос о посещении Гефсиманской и … Continue reading — ясно одно: Российское государство на тот момент воздействовало на церковную ситуацию, и не в лучшую сторону, вполне согласно со своими, уже упомянутыми установками по «возвращению имущества». Трудно считать случайностью, что задолго до прибытия Патриарха Алексия хевронские «шестеро монахов уже неделями подвергались террору палестин­ских воинских частей, снова и снова проводивших на участке монастыря свои тренировки и требовавших, чтобы монахи покинули монастырь» [44] ВГЕ. 1997. № 4. С. 5. Там же детальное описание этих и последующих событий (С. 4—10). .

Еще ранее, т. е. до отчуждения Хевронского монастыря, под броскими заголовками зазвучали вновь ста­рые пропагандистские и несправедливые обвинения РПЦЗ в сотрудничестве с нацистами [45]Stimme der Orthodoxie Nr. 2. 1997. S. 23-25: «Die lange Hand des Fuhrers. Fragwurdige Regelung russischen orthodoxen Kirchenbesitzes in Deutschland» (Длинная рука фюрера. … Continue reading. Хотя по этому вопросу в Германии уже выносились решения в высших инстанциях, политическая решимость вырвать цер­ковное имущество не могла не беспокоить Германскую епархию [46] Кому нужен в Германии «новый Хеврон»? // ВГЕ. 1998. № 2. С. 14–15. . Наиболее ярко примитивизм этих нападе­ний был обличен независимой работой историка А. К. Никитина (Москва) на основе длительной архивной работы, завершенной им к 1998 г. [47] Никитин А. Нацистский режим и русская православная община в Германии (1933-1945). М., 1998. См. также: ВГЕ. 1998. № 2. С. 14. Но от подобного наступления вскоре пришлось обороняться и Запад­ноевропейской Архиепископии в Париже. Ввиду советского стиля все это расценивалось как нападение на самую церковную жизнь зарубежья.

В апреле 1997 г. из ОВЦС (хотя и при положительной оценке собеседований в Германии, названных «переговорами») прозвучали привычные слова: «Матерь-Церковь и отколовшаяся от нее церковная группа». Итак, речь шла о «лицах, в течение более 70 лет находящихся в расколе с Церковью», и о том, что «единс­твенным выходом из тупика является для нее (для РПЦЗ. — прот. Н. А.) возвращение в лоно Матери Русской Православной Церкви» [48] См.: Заместитель Председателя ОВЦС МП, протоиерей Виктор Петлюченко (Газета «Радонеж». 1997. № 6 (50). Апрель). . В силу их односторонности такие призывы к «официальному диалогу» восприни­мались как идеологическое оправдание прошлых и будущих нападений. Меньше всего они соответствовали духу собеседований. Архиепископ Феофан на девятом собеседовании назвал точку зрения «РПЦЗ отколо­лась от истинной Церкви — Московского Патриархата» «школьным взглядом». Правильным, по мнению архиепископа Феофана, является другой взгляд: «Разные обстоятельства церковной жизни. Неправильные понятия и недостаток информации друг о друге. Грехи и ошибки» (Записи к протоколу 9. С. 5).

Со стороны руководства РПЦЗ начало 1997 г. ознаменовалось разжиганием конфликтной ситуации меж­ду митрополитом Виталием (Устиновым) и архиепископом Марком (Арндтом). Владыка Марк, еще задолго до монашества написавший свою докторскую диссертацию по Тверскому княжеству, по своим славистским связям был приглашен на 725-летний юбилей благоверного князя Михаила Тверского и был в Твери [49] ВГЕ. 1996. № 6. С. 12. . По это­му случаю в Москве он нанес визит Патриарху Алексию II. Первая краткая встреча с Патриархом состоялась 20 ноября 1995 г. в Мюнхене. О каждой из этих встреч с Патриархом архиепископ Марк вскоре докладывал председателю Архиерейского Синода. Письмо о поездке в Тверь было вместе с резким ответом владыки Ви­талия распространено и даже опубликовано в прессе [50]Письмо архиепископа Марка 03.12. 1996 г. АГЕ-НА-6 В. Там же: Ответ митрополита Виталия от 12.12.1996 г. (см.: Русская мысль … Continue reading. Ответ архиепископа Марка митрополиту Виталию и его «Объяснительная записка» Синоду от 26 января 1997 г. нигде опубликованы не были, но свидетельствуют о его ясном и далеком от односторонности видении церковных проблем в России и в зарубежье [51] АГЕ-НА-6 В. 14.12.1996 г. — отсюда весь предпринятый им путь. В частности, в «Объяснительной записке» подчеркивалось, что «в Германии уже существовала долгая традиция подобных встреч. С архиереями МП здесь встречались как арх[иепископ]. Филофей, так и арх[иепископ]. (тогда еп[ископ]) Павел», а согласно «протоколу Арх[иерейского] Собора 1996, нашим архиереям было дано право встречаться с архиереями МП». Ничего отрицательного во встрече архиепископа Марка с Патриархом Алексием не видели, по крайней мере, епископ Бостонский Митрофан (Зноско-Боровский, ныне покойный) и епископ Ирийский Даниил (в архиве имеются их письма к митро­политу Виталию); устно архиепископа Марка всегда полностью поддерживал архиепископ Сан-Францис­ский и Западноамериканский Антоний (Медведев). Несомненно, в свое время будет опубликовано и то, как этот вопрос был закрыт при письменном примирении. Но удар был нанесен, и трещина, о которой многие догадывались, ярко обнаружилась. Старость митрополита Виталия не допускала необходимой для тех лет подвижности, и, конечно, нашлись люди, сумевшие этим воспользоваться. Однако дело не только в мит­рополите Виталии, а именно в тех силах, как в России, так и в зарубежье, которые активно противились диалогу. Только успела эта внутренняя дискуссия заглохнуть, как на Зарубежную Церковь извне обрушились упомянутые выше события в Хевроне.

Авторитет архиепископа Марка в Русской Зарубежной Церкви мог быть подорван. Но Архиерейский Синод немедленно после захвата хевронского монастыря послал владыку Марка на дипломатическую мис­сию в Святую Землю (9—28.07.1997), а затем поставил его 30.07 наблюдающим за Духовной миссией и монас­тырями в Святой Земле (в этом качестве он с тех пор и до сего дня регулярно посещает Св. Землю). Это была, конечно, нелегкая миссия, но в этом выражалось полное доверие Синода к германскому архиерею, который подвел свой итог ситуации, что касается внутрицерковных перспектив для Русской Церкви, в своей статье «Сила Церкви в единении веры и любви». Во введении к ней архиепископ Марк писал: «Московская патри­архия в очередной раз показала свое советское происхождение, империалистический дух, то, что ее властные структуры готовы на попрание достоинства Церкви и человека, на обман и насилие, — и, казалось бы, естес­твенно теперь просто закрыть вопрос о наших взаимоотношениях с Московской патриархией. Я отказался от такого простого решения, хотя и ожидаю, что снова натолкнусь на клевету. Как и прежде, я считаю, что мы отвечаем за свой церковный путь перед всем русским православным народом, а не только — или даже меньше всего — перед закосневшими в своих властолюбивых навыках структурами, к сожалению, успешно прикрывающими себя именем Русской Церкви. Поэтому я публикую свои размышления на эту тему в том виде, в котором они были изложены до событий в Святой Земле, позорящих, увы, всю Русскую Церковь» [52] ВГЕ. 1997. № 4. С. 25. .

Отсутствие анализа и оценки взаимопереплетения церковных и государственных моментов здесь по­нятны, это было бы непосильно. Требовалось заявить позиции и в своей программной статье, подписанной 11 июня 1997 г., германский архиерей обозначил все те пункты, о которых потом шли споры еще почти целое десятилетие. «Разделение Русской Церкви, которое, на мой взгляд, не следует именовать ‘‘расколом’’, нельзя считать нормальным» (Протокол 8. С. 26), но и претендовать на наименование «Матери-Церкви» управлен­ческие структуры Московской патриархии не имеют права: «Упрощения удобны для мирской политики, стремящейся вредоносно вторгаться в церковную жизнь, но они неуместны в вопросах, касающихся Христовой Церкви, в частности путей многострадальной Церкви Русской. Говорящим о ‘‘воссоединении с Матерью-Церковью’’ полезнее было бы не присваивать себе само­надеянно столь высокого наименования, а обратиться с сыновней любовью к той самой Русской Церкви, от которой все мы, более семи десятилетий жившие и ныне живущие в совершенно различных обстоятельствах, так или иначе берем начало. <…> В нынешней обстановке относительной свободы в России нам, архиереям, необходимо поставить вопрос о возможности и даже сроках созыва Собора, следует думать о целях и формах его проведения» (Протокол 8. С. 26).

Не будем здесь рассматривать достаточно освещенные вопросы «экуменизма» и «сергианства», а взгля­нем на то, как архиепископ Марк писал о Новомучениках: «Огорчает медлительность при прославлении свв. Новомучеников, и, в частности, свв. благоверных страстотерпцев — Царской Семьи. Споры об этом идут извилистыми путями, для нас странными. <.> Бог дал нам возможность прославить сонм российских Новомучеников, и мы это сделали в 1981 г. Это прославле­ние несомненным и вполне естественным образом уже распространяет свое действие на всю Русскую Цер­ковь — не как односторонний политический диктат, а как действующая любовь. Какими путями и какими темпами другие епархии Русской Церкви вольются в это дело церковной любви — зависит уже от них самих» (Протокол 8. С. 28).

Что касается прославления Новомучеников, то большую роль в сближении сыграло последующее за прославлением Местоблюстителя священномученика Петра (Полянского) решение Московской «Комис­сии по канонизации святых» признавать Новомучениками сохранявших верность Местоблюстителю, пусть и состоявших в оппозиции к митрополиту Сергию (Страгородскому). С одной стороны, этим была снята резкость отграничения, пришедшая из прошлых десятилетий, а с другой — такое расширение круга на при­знание этих святых было согласным с подтвержденными в «Социальной концепции» правом и даже обя­занностью Церкви на сопротивление гражданской власти в определенных обстоятельствах. Так постепенно устранялся зловещий смысл «Декларации лояльности» о непременном послушании государству, который не соответствовал учению Церкви и поэтому вызывал обличения со стороны Русской Зарубежной Церкви [53]В обращении «К русскому народу» Архиерейского Синода РПЦЗ (февраль 2000 г.) апология такой «лояльности», ввиду … Continue reading.

Из своего церковного опыта, включающего многие поместные Церкви, владыка Марк напоминал о должной широте восприятия: «Церковь настаивает на чистоте таинств и вероучения, но Церковь — не идео­логия, не партия, а жизнь, и поэтому в Ней всегда имелась — и допускалась широта в отношении различных подходов и взглядов, — до тех пор, пока они преподносятся со смирением человека перед величием Божиим. В Русской Церкви до 1917 г. существовало большое разнообразие в формах церковной жизни, даже в бого­служебной практике. Так и поныне обстоит дело в других поместных Церквах. <…> Впрочем, такой подход вовсе не означает отказа от того, чтобы называть грех — грехом, и ложь — ложью».

В той же статье владыка Марк призвал к Всезарубежному Собору, которому следует выяснять «формы единения» и связь «между евхаристическим общением и административным единством» [54] Этот вопрос владыка Марк ранее ставил пастырскому совещанию в Германии. . При этом он от­мечал как пример для верного подхода «безупречную экклесиологию» и «образ мышления такого маститого иерарха как священномученик митрополит Казанский Кирилл». Упоминались и Соловецкие епископы-ис­поведники. За всем этим стояло твердое убеждение, что в отношении Церкви «нужны прежде всего любовь к ней, единение веры и свобода Христова — тогда внешние формы воссоединения обрящутся, будут дарованы нам» (Протокол 8. С. 29).

Это были те линии, по которым проходили все собеседования в Германии, и они ясно отобразились в «Заявлении» последней такой встречи.

«Заявление» от 3/16 декабря 1997 г. обозначило конец отрезка пути, безусловно, творческого. В перспек­тиве целостности Русской Церкви это была всего лишь временная остановка. Все параметры «восстановле­ния канонического общения внутри Поместной Русской Церкви» были здесь уже заданы. Но выяснилось это гораздо позже — после прохождения всего пути. А путь этот оказался трудным. Немало стен еще предстояло сломать, и никто тогда не мог предсказать благополучный исход.

Девятое и последнее собеседование

Записи для протокола девятого собеседования существуют лишь в рукописном виде. Обсуждения прото­кола уже последовали. Даже и составлять протокол показалось бессмысленным. Встреч уже не предвиделось. Сказать кратко, провокация в Хевроне оказалась успешным ходом, тем более что все было выстроено вокруг визита Патриарха, который на самом деле здесь был не при чем.

Диалог имел место 14–16.12.1997 г., в Найла [55]Участвовали, кроме двух архиереев: от РПЦЗ — игумен Агапит (Горачек), протоиерей Д. Игнатьев, протоиерей Н. … Continue reading. «В начале обсудили, что между прошлым и нынешним со­беседованием лежит бездна» (Записи протокола 9. С. 1). Архиепископ Феофан отметил, насколько круто из­менилась общая атмосфера — как диалог, к которому раньше проявлялся живой, благожелательный интерес, теперь даже ставился в вину, вызывал подозрения чуть ли не в своекорыстности. Высшее священноначалие подходило менее отрицательно, но все же возобладал скепсис.

Ранее в ходе собеседований, когда обсуждения заходили в тупик или поднимались вопросы слишком высокого уровня, не подлежащего компетенции участников, архиереи возвращали беседу в епархиальные рамки. Так бывало неоднократно. При последнем же собеседовании пришлось говорить о всецелом раскла­де. Это и раньше, порой, напрашивалось. Если в среде представителей РПЦЗ уже после пятого собеседова­ния обсуждалось, каким образом можно было бы перенести диалог в Россию и расширить объем, повысить уровень, то здесь владыка Феофан подтвердил факт, что беседы переросли с межъепархиального уровня на уровень межцерковный. Но вместо такого положительного расширения разбушевалась отрицательность: разные выступления отдельных лиц, в том числе и митрополита Виталия, публикации СМИ и следующая за этим дикая полемика с обеих сторон все больше накаляли атмосферу.

Участники спрашивали себя, откуда идет эта «новая линия», и можно ли подойти иначе ко всему? Воп­рос о «виновниках» должен был остаться открытым. Государственные структуры, конечно, делали свое дело, но своеобразно виноваты были обе церковные стороны, хотя бы своими реакциями на те или иные рез­кие или непродуманные высказывания, в которых проявлялись стереотипы, безусловно, давно устаревшие. Было прочитано Определение Архиерейского Собора Московского Патриархата 18—23.02.1997 г.: «Отметить продолжающуюся напряженность в отношениях с так называемым Архиерейским Синодом Русской Право­славной Церкви Заграницей, вызванную прежде всего его антиканоническими решениями об учреждении в пределах Русской Церкви параллельной юрисдикции. Подтвердить готовность к диалогу с Русской Зарубеж­ной Церковью на любом уровне без предварительных условий» [56] Об отдельных вопросах внутренней жизни и внешней деятельности Церкви. П. 30. . Слова «так называемый» и закавыченность наименования не выглядели обнадеживающе. Опять пошел разговор о возможности и необходимости уст­ранить понятие «раскол», причем принципиально, а это казалось возможным лишь в перспективе диалога на уровне Синодов: считают ли в Московском Синоде историческое размежевание неким трагическим раз­делением или же «расколом». Как выяснилось в этой дискуссии, в Синоде Московского Патриархата даже после Хевронских событий говорилось о некоем чине, открывающем путь к сослужению в индивидуальных случаях. Но это было отдельное высказывание одного из членов Синода. В Московском Синоде имелось и достаточно резко отрицательных суждений. Ситуация представлялась так: Патриарх Алексий стремится к объединению, на него нападают, а со стороны митрополита Виталия выступления резко отличаются от ли­нии архиепископа Марка, и Патриарх крайне разочарован. Ясной линии в Русской Зарубежной Церкви в тот момент не было, ни в слове, ни в деле.

Только в ясности государственной линии сомневаться не приходилось: государство РФ всячески доби­валось получения в свою собственность зарубежных храмов (не в собственность Московского Патриархата) и для этого претендовало быть правопреемником царской России. Естественно, государство находило под­держку своим устремлениям внутри Московского Патриархата. Маленькая и далекая РПЦЗ, доселе особым дружелюбием не отличавшаяся, не могла соперничать с государством, столь привычным и ощутимым — это было явно. Однако здесь вопрос несколько осложнялся: зарубежные участники предполагали за этим руку ОВЦС, и в первую очередь его председателя, в то время как архиепископ Феофан утверждал положитель­ную настроенность митрополита Кирилла (Гундяева). Но взаимодействие Церкви и государства при этом не отрицалось. И никакого выхода в сторону чисто церковных решений, на которых настаивала зарубежная сторона, не виделось. Дискуссия шла циклично, то обостряясь, то умиротворяясь.

Атмосфера резкого противостояния имела горькие последствия на уровне приходов в Германии, да и по всему зарубежью: там, где возникали параллельные приходы Московского Патриархата, доброхоты начали вести грубую пропаганду о РПЦЗ как «раскольниках». А резкие заявления Первоиерарха РПЦЗ против Мос­ковской Патриархии лишь подливали масла в этот огонь. Возник вопрос, нельзя ли дать общее разрешение причащаться в приходах другой юрисдикции? Но остановились на том, что сколь бы это ни было хорошо, решать это надо все же, как выразился архиепископ Феофан, «в индивидуальном порядке; в нынешней ситу­ации с амвона не стал бы (давать такого благословения. — прот. Н. А.)». И это подтвердил со своей стороны архиепископ Марк: «Такое заявление сейчас принесло бы больше вреда, чем пользы» (Архиеп. Марк. Записи 9. С. 14). Всем было ясно, что молчавшие доселе недоброжелатели в новой ситуации разжигали полемику, а собеседования на деле не открыли достаточно новых перспектив, оставшись по ту сторону реальной полити­ки; таким образом происходил повсеместный откат в прошлое. Но оставался вопрос: удастся ли этим силам окончательно разорвать уже выросшее сближение? Из сегодняшней перспективы можно сказать, что столь близкое соприкосновение двух частей Церкви — с деятельным участием правящих архиереев — принесло духовный плод. Тогда это не было столь ясно видно.

Если и обдумывали, не удастся ли на фоне общих стремлений устранить противостояние и получить от обоих Синодов некие положительные заявления, в каком ключе следует рассматривать данное разделение, или даже больше — можно ли «поставить вопрос об общении Синодов» (Архиеп. Марк. Записи 9. С. 8), то вскоре в дискуссии стало ясным, что такая попытка вполне может дать совершенно нежелательный, обрат­ный результат.

Но внутри Германии можно было думать о совместном пастырском съезде и всем была очевидна не­обходимость общего «Заявления». Заявление это было составлено и опубликовано на трех языках — рус­ском, немецком и английском. Оно выражало уже неоднократно здесь очерченные позиции. «Это страшное разделение, — говорилось в «Заявлении», — было порождено уничтожением русской государственности, разрушением цельности живого здания Церкви и культурных традиций. Пока существует разделение, будут появляться и поводы к его углублению, поскольку в состоянии разделения заложена возможность все новых конфликтов. Существуют силы, заинтересованные в углублении противостояния. Даже люди, ревнующие о пользе Церкви, могут невольно его углублять. Зачастую разделяющие нас моменты основаны на незнании и недоразумениях, в серьезном диалоге это становится очевидным, но затуманивается на уровне газетной полемики, нечетких или резких формулировок в заявлениях, или при различном понимании терминов. Сле­дует устранять подобные моменты хотя бы там, где это возможно» [57]Заявление участников девятого собеседования священнослужителей Русской Православной Церкви (Московского … Continue reading.

В «Заявлении» была пересказана тематика собеседований, отмечены различия исторических путей разных частей Русской Церкви. Далее говорилось: «Речь о разных ’’частях Русской Церкви’’ не имеет в виду раздирание Тела Церкви на какие-то части, а наоборот, утверждает положительное понимание ее глу­бинной целостности, на основе которого можно и нужно преодолевать ожесточенность противостояния. В этом смысле все мы воспринимаем себя как чада духовных устоев Русской Церкви. Она есть Матерь-Цер­ковь для всех нас, и в своей церковной жизни проявляется как в России, так и за рубежом, тем самым уже объединяя нас».

Об отсутствии евхаристического общения уяснено (вопреки тем, кто разжигал страсти), что оно не ут­верждает некой «безблагодатности», и наоборот, что благодатность таинств и церковной жизни обеих сторон не должна ставиться под вопрос, равно как и «каноничность» не должна превращаться в орудие самоут­верждения. О возможности евхаристического общения было сказано: «Ныне еще действуют исторические причины, связанные с иерархической дисциплиной. Мы пришли к выводу, что те проблемы, которые еще стоят между нами и требуют своего разрешения, не составляют абсолютного препятствия к евхаристическо­му общению».

Путь и подвиг митрополита Кирилла (Казанского) особо подчеркивался, как пример ответственного подхода к духовной сущности церковной жизни. «Заявление» заканчивалось словами: «Мы не готовы замал­чивать проблемы и признаем трагичность современной ситуации, даже своеобразную безвыходность. Но, устанавливая наше общее стремление к единству, мы видим перспективу единства только на пути признания существенной полноценности церковной жизни каждой стороны. Без этого мы даже не в состоянии откры­то говорить о реально возникающих проблемах, тем более решать их. А в этом наша ответственность перед Богом и церковным народом».

Сила заключалась в том, что это слово было сказано совместно. Кроме того, в отличие от встреч на уровне священников, как уже подчеркивалось, эти собеседования проходили под руководством правящих архиере­ев. Для своих епархий архиепископ Марк и архиепископ Феофан с представителями своего клира поступили вполне законно: архиерей — полный хозяин в своей епархии и может встречаться и беседовать, с кем считает нужным. «Заявление» же было написано исключительно от имени участников данного собеседования, а не от имени Московского Патриархата или всей Русской Зарубежной Церкви, как утверждали некоторые. Но именно такое неверное восприятие представляет интерес. Оно указывает на нерешенность проблемы «гра­ниц (внутри) Церкви»: отсутствовала ясность о границах и взаимодействиях в церковной жизни? Многие не могли бы тогда точно определить, отказывают ли они будь то Московской Патриархии, будь то Русской Зарубежной Церкви (в зависимости от собственной принадлежности) в праве считать себя Церковью пол­ностью — и если не полностью, то в каком смысле? Что есть «Московская Патриархия» в узком смысле, как административный аппарат, и что есть «Московский Патриархат» как территориальная поместная Церковь, и какова их взаимосвязь? Как эти две единицы относятся к единому целому Русской Церкви? Солидарность с путями потаенной, катакомбной Церкви в России как носителем собственной церковной преемственности не облегчала проблемы. Проблему составляло и отношение к таинствам.

Эти вопросы не были абстрактными. Как кажется, «Заявлением» был выражен некий реальный сдвиг «границ Церкви» в том смысле, что более узкому пониманию церковной принадлежности противопоставля­лось широкое понятие Поместной Русской Православной Церкви, частью которой считают себя обе реально встретившиеся стороны. Вместо привычного видения Русской Церкви в несколько абстрактном, чтобы не сказать мифическом образе, за этим словом стояла реальность двух церковных единиц (епархий), каждая иерархически связанная с единицами высшего уровня. Такая постановка вопроса породила внутри Русской Зарубежной Церкви некий взрыв. Это был поразительный факт. Почему это произошло?

Можно задуматься о том, каким в среде клира и верующих воспринимается реальное соотношение Рус­ской Церкви к Церкви Христовой, «единой, святой, соборной и апостольской», или о том, каков расклад соотнесенностей («лояльностей») у священнослужителей и мирян к разным уровням церковной жизни внут­ри Московского Патриархата. Но это — другая тема. Мы обратимся к Русской Зарубежной Церкви. Здесь всегда имелась некая «двойная лояльность». Первая соотнесенность (к своей части Русской Церкви и кон­кретно епархии, приходу) не отменяла второй, всегда соприсутствующей солидарности с Россией и Русской Церковью в целом. Только виделись и переживались они, т. е. Россия и Русская Церковь, разными людь­ми и группами по-разному, и применение солидарности приобретало качественно разные объекты. К этой двойной соотнесенности, питающей внутреннюю соборность и остро переживаемой как ответственность, следует прибавить третью составную — историческую. Отсюда столь часто упоминался Поместный Собор 1917—1918 гг. И хотя сам Устав РПЦЗ («Положение»), равно как и ее приходской устав, коренится в этом Соборе, все же этот исторический момент также был связан с различным восприятием и толкованиями, переживался очень различно. Имеется и четвертый аспект, это — церковная перспектива будущего, или ина­че, ответственность по отношению к дальнейшему развитию. Это, в свою очередь, проявляется в нередких ссылках на грядущий Всероссийский Собор. Во всех этих четырех измерениях соотнесенности к целому, именуемому «Русская Церковь», разнообразие восприятия было всегда достаточно большим. Но это не было нигде высказано или уяснено. Как правило, такие не подлежащие анализу, невысказанные основные посыл­ки содержат самый сильный эмоциональный заряд.

Невозможно было, чтобы в стремительно менявшейся ситуации весь этот внутренний расклад оставался без изменений. Вместе с 1990 г. наступило время перераспределения границ и соотнесенностей, нового упо­рядочивания. Процесс этот развивался непрестанно, и разные группы и течения в Русской Зарубежной Цер­кви были задействованы на разных «фронтах». В Германской епархии уровни соборного включения Русской Зарубежной Церкви рассматривались следующим образом: 1) епархия — неотъемлемая единица Русской Зарубежной Церкви как единого целого; 2) Русская Зарубежная Церковь как неотъемлемая часть единой Русской Церкви; 3) Русская Церковь, или Московский Патриархат, как Поместная Церковь в исторической перспективе Поместного Собора 1917—1918 гг., но без мифов, т. е. в свете строго фактологически-исторического анализа; 4) церковное будущее без иллюзий, т. е. при учете состояния нынешней Русской Церкви в целом. В этих категориях проходили собеседования.

Соприкосновение-встреча двух епархий в Германии — каждая со своими связями в отношении других церковных уровней — была правомочна, но в общем раскладе означала тектонический сдвиг. И последовало землетрясение. Можно это назвать иначе — вторжением в покой давно сложившихся жизненных концеп­ций, сосуществующих сравнительно бесконфликтно рядом с другими в одном организме (Русской Зарубеж­ной Церкви). Более всего были потрясены «Заявлением» те, у которых их солидарности («лояльности») вы­страивались по-другому. Не удивительно поэтому, что последовали крайне эмоциональные реакции. Тем, у которых «границы Церкви» выглядели иначе и оценки ситуации в России были иными, показалось, что примененный подход все уже предрешил. Они усмотрели в этом деятельном подходе «нарушение соборнос­ти». Однако соборность не нарушалась, а наоборот, устранялись преграды, тормозившие соборный процесс как внутри Русской Зарубежной Церкви, так и внутри всецелой Русской Церкви.

Кризис 1998 г.

Если «Заявление» вызвало радость у одних, то у других оно вызвало ожесточение. В поступавших отри­цательных откликах из среды Русской Зарубежной Церкви более всего поражало непонимание не только сути дела, но даже и формулировок. Заговорили даже не о переговорах (разумеется, недопустимых и не допущенных), а о неком «соглашении», причем якобы составленном полностью в «экуменическом духе», об «унии». Невозможно здесь разбирать эту критику.

Отрицательные голоса вынуждали к ответу, и с целью умиротворения последовали две публикации в «Вестнике Германской Епархии» [58]Н.А. Пути Российской Церкви, вчера — сегодня — завтра. В свете экклезиологии священномученика Кирилла … Continue reading. Одна, более обширная, откликалась на критику, но далее посвящена историческому осмыслению — пути священномученика Кирилла Казанского, другая — непосредственно разъясняла положения «Заявления» с учетом критики. В ней описывалась пастырская ситуация в Герма­нии при огромном притоке людей из бывшего СССР и доказывалось, что необходимо осмыслить церков­ные взаимоотношения и прийти к взаимному признанию (особенно благодатности таинств) во избежание дальнейшего роста церковной неправды. Во вред пастве дело доходило до абсурда: из-за незнания истории и действительного положения священники Московского Патриархата порой запрещали прихожанам, пере­селявшимся в Германию, посещать храмы РПЦЗ. Заканчивалась эта статья перспективой созыва Всезарубежного Собора.

Время было критическое: повтор и новый виток конфликта с митрополитом Виталием, а лучше ска­зать — с его окружением. Архиепископ Марк единоличным решением митрополита Виталия был выведен из состава Синода: «От сего дня, — писал Председатель Синода 6/24 февраля 1998 г. владыке Марку, — Вы больше не член Синода. Ваше дело будет обсуждаться на Синоде и Вы имеете право быть только на том за­седании, которое касается Вашего личного дела» [59] АГЕ-НА-6 Г — 24.02.1998. . Другие члены Синода не допустили такого оборота дела, справедливо рассудив, что в Синод архиепископ Марк был избран Архиерейским Собором и что устранить его из Синода можно разве что общесинодальным решением, требующим затем утверждения Собора.

Необходимо упомянуть поданную к Архиерейскому Собору 1998 г. «Оценку деятельности архиепископа Марка в диалогах с Московской Патриархией», подписанную пятью архиереями, действующими на россий­ской территории («Архиерейское Совещание Российских Преосвященных»). В этом понимании архиепис­коп Марк «сознательно нарушил соборность», «превысил свои полномочия и вел диалог как бы от лица всей Зарубежной Церкви». Подписавшие архиереи видели в этом «тяжелый удар по нашим Российским епархиям, а наиболее по катакомбным приходам» и толковали происходящее как готовность «полного и добровольного принятия Зарубежной Церковью сергианства», ведущего к «исчезновению Русской Православной Церкви Заграницей не просто юридически, но уничтожая ее духовную ценность». Они не только поддержали выве­дение владыки Марка из Синода, но выразили мнение, что его «действия, имеющие особую опасность для Церкви, заслуживают и более сурового наказания» [60]АГЕ-НА 6 Г — Без даты (к Собору 1998 г.). Подписи: Архиепископ Лазарь, Епископ Веньямин, Епископ Евтихий, Епископ … Continue reading.

Епископ Кирилл Сеаттлийский (в будущем архиепископ Сан-Францисский), издавший в феврале «суждение» [61] АГЕ-НА 6 Г — факс от 23.02.1998. , в котором категорически отвергал «Заявление», впоследствии не просто изменил точку зрения. По- новому осмыслив ситуацию и стремления своего иерарха-собрата, архиепископа Марка, он просил у него прощения за недоразумение и стал решительным сторонником пути диалога.

Группа мирян разослала по всей Зарубежной Церкви письмо [62] АГЕ-НА 6 Г — 12.04.1998. со сбором подписей к 30 апреля 1998 г. в поддержку митрополита Виталия и Послания «Русская Православная Зарубежная Церковь (ее современное значение)» [63] АГЕ-НА 6 В, без даты (март 1998). , в котором заявлялись позиции исключительности. Другая группа мирян (из Флориды) обрати­лась к архиерейскому составу РПЦЗ ввиду «опасного положения в руководстве»: «смиренно просим владыку митрополита Виталия вспомнить пример последних дней жизни приснопамятного и глубоко нами чтимого митрополита Анастасия <…> уйти на покой» [64] АГЕ-НА 6 Г. — 26.03.1998. . Здесь было также выражено желание, чтобы Архиерейский Собор в мае 1998 г. решил в недалеком будущем Всезарубежный Собор.

Если в письме за подписью Первоиерарха РПЦЗ говорилось про «колоссальный соблазн среди всего нашего духовенства как Германского, так и всего Европейского» [65] АГЕ-НА 6 Г. — 24.02.1998. , то это было несомненным преувеличени­ем. Пастырское совещание и собрание старост Германской епархии от 1 мая 1998 г. во Франкфурте полным составом (за исключением одного священника) подписало письмо-обращение к архиереям и ко всей Рус­ской Зарубежной Церкви [66] АГЕ-НА 6 В — 01.05.1998. . Основа такого действия состояла в признании своей ошибки: хотя в Германской епархии было известно о собеседованиях, однако за пределами ее информации недоставало. Признавалось, что недостаточно было заботы об общении с другими на смежные темы, а в кратком «Заявлении» объем и сущность проведенной работы не удалось достаточно четко выразить. Но целью «Заявления» было «обозна­чить, что следует продолжать изучение круга вопросов, существенных для Церкви, даже не только Русской, а также постепенно расширить круг участников. Это было заявлено вопреки стремлениям противоцерковных сил, углубляющих своими действиями разделение (Хеврон, требование царских храмов в Германии и т. д.)», говорилось в открытом письме. Участники собрания во Франкфурте просили доверять позиции их архиерея, которую они подкрепляли ссылкой на «Вестник Германской Епархии» (№ 4 за 1997 г., см. выше) и Послание Архиерейского Собора 1994 г. К письму прилагалась на нескольких страницах возможная программа Всезарубежного Собора, о котором также просили собравшиеся. Германская епархия решила исправить свою ошибку, и данная информация была распространена по нескольким сотням электронных адресов и номеров факсов. Ввиду того, что в РПЦЗ уже шли рассылки и сборы подписей, необходим был такой ответ.

Архиерейский Собор 1998 г., состоявший из 17 архиереев, в том числе четырех из России, в своем Посла­нии объяснил, что «переговоры» не велись, и опасения касательно «самоупразднения» Русской Зарубежной Церкви не имеют основания [67]Дословная формулировка: «Наша Церковь никаких переговоров о соединении с Московской Патриархией, т. е. о … Continue reading, но стороны приняли решение о созыве Всезарубежного Собора в 2000 г. Волны временно улеглись.

Заключение

Известно, что в 2000 г. Всезарубежный Собор не состоялся. Но состоялся Архиерейский Собор в Моск­ве, обозначивший новые пути по трем важнейшим для Русской Зарубежной Церкви вопросам: прославление сонма Новомучеников Российских, отношение Церкви к государству, отношение к инославным. Архиерей­ский Собор РПЦЗ в Нью-Йорке в октябре того же года положительно откликнулся на постановления Ар­хиерейского Собора в Москве [68] ВГЕ. 2000. № 5–6. С. 3–4; Резолюции от 4/17 и 8/21 октября 2000 г. // ВГЕ. 2000 № 5–6. С. 5–6. . Это произошло несмотря на тяжелый повторный удар, во всем подобный хевронскому, — захват другого монастыря на Святой Земле, в Иерихоне в январе 2000 г. Дело в том, что ре­шения, принятые в Москве, настолько отвечали принципиальным устремлениям Русской Зарубежной Цер­кви, что архиереи сочли двери приоткрытыми. Еще раз, в 2001 г., по уходе на покой митрополита Виталия, поднялись волны, прежде чем (после еще двух лет работы ) в 2003 г. произошли дальнейшие сдвиги, кото­рые — закрепленные декабрьским расширенным Пастырским совещанием в г. Наяке (США) — привели к поездке в Россию большой делегации, возглавляемой митрополитом Лавром, Первоиерархом Русской Зару­бежной Церкви, в мае 2004 г.

В составе встречных Комиссий, трудившихся над различными предварительными документами и «Ак­том о каноническом общении» (подписанном 17 мая 2007 г.), участвовали — из десяти — трое человек, кото­рые вместе заседали уже днями во время собеседований в Германии, и еще двое, работавших вместе на ис­торических конференциях (2001 и 2002 гг.). Это по Германии 30%, а в целом даже половина состава рабочих Комиссий по диалогу, составлявших «Акт». Как «Акт», так и связанные с ним документы, наиболее же самый подход к вопросу разделения во время всего переговорного процесса, начиная с ноября 2003 г., были вполне сообразны тем линиям, которые проявились и во время германских собеседований

Инициатива в Германии, столь печально как будто закончившаяся, все же думается, принесла плоды — не только в Комиссиях. То же самое сказалось и в активности личного состава священнослужителей из Герма­нии на Наякском пастырском совещании и, не в последнюю очередь, на Всезарубежном Соборе: все пред­ставлявшие Германскую епархию члены Собора в архиерейском (2) и священном (4) сане были ранее участ­никами собеседований, т. е. некогда прошли «школу» встреч 1993—1997 гг.

P. S. В декабре 2007 г. состоялся наконец тот пастырский съезд двух епархий в Германии, о котором го­ворилось в декабре 1997 г. Его возглавляли два русских православных архиепископа. Оба они «Берлинские и Германские». Во время совместных богослужений это вызывало как понимающие улыбки, так и некоторое недоумение. Что сказать? Временное положение…